Королева Виктория

Ее печаль была глубока и неизбывна, но она не выбила королеву из колеи. Через некоторое время она пришла в себя и с новой энергией набросилась ни политических оппонентов своего покойного друга. Ни один из членов либерального кабинета министров, включая и самого премьер-министра, не добился расположения королевы и не разорвал «железный круг» изоляции, который она им навязала. Как не без грусти заметил Гладстон в своем дневнике, королева всегда держала их на расстоянии «вытянутой руки» и не подпускала к себе ни на шаг. При этом королева не давала себе труда скрывать надежду на то, что скоро уставший старый человек покинет правительство и уступит место другому.

Однако когда премьер-министр признал достоинства политических противников в палате общин, королева заметно смягчилась по отношению к престарелому политику и на одной из аудиенций даже предложила ему сесть в своем присутствии. Но это было лишь временным облегчением ситуации, так как в последующем королева снова набросилась на него с упреками, что он настойчиво игнорирует ее права и не желает информировать обо всех дискуссиях, которые происходят на заседаниях правительства. Кроме того, он очень расстроил королеву самовольной поездкой за границу в 1883 г., в ходе которой получил теплый прием некоторых одиозных правителей, включая российского царя. Еще больше разочаровал он королеву своей предвыборной речью, с которой, будучи кандидатом от Мидлотина, объездил почти всю Шотландию, настойчиво добиваясь проведения демократических реформ и радостно принимая поздравления от огромных толп сочувствующих его взглядам людей. Королева неустанно жаловалась на эти «отвратительные речи» и с негодованием отвергала все намеки на его необыкновенный «ораторский талант». А когда он совершенно бестактно прислал ей газетные вырезки, в которых отмечался грандиозный успех его предвыборной поездки, королева тут же отправила их Генри Понсонби с пометкой, что не сочла нужным ознакомиться с ними. Как заметил позже ее личный секретарь, королева не могла преодолеть своей «ревности» по отношению к старому политику, которого общественное мнение не выпускало из поля зрения, в то время как «королева продолжала жизнь затворницы и не пользовалась такой бешеной популярностью среди простых людей. Она просто не могла спокойно видеть крупные заголовки газет, которые извещали о ширящейся по всей стране поддержке «движения мистера Гладстона», в то время как придворная жизнь королевы освещалась мелкими буквами и в самом конце газет».

Еще больше разозлил королеву Гладстон, когда написал ей поздравление с победой сэра Гарнета Вулзли над египетскими националистами во главе с Араби-пашой под Телль-эль-Кебиром в сентябре 1882 г. Победа прославленного британского генерала была, вне всяких сомнений, приятной новостью, но Гладстон при этом совершенно проигнорировал выдающуюся роль в этой победе ее сына, принца Артура, который служил тогда командиром 1-й гвардейской бригады и кого сам сэр Вулзли называл «первоклассным бригадным генералом».

Вслед за этим пришло обидное для королевы предложение правительства вывести войска из Судана, где мусульманский мистик Мухаммед Ахмед, принявший имя Махди — посланца Аллаха, собрал вокруг себя тысячи сторонников и поднял восстание, провозгласив божественной миссией освобождение Судана от чужеземного господства. Королева была абсолютно убеждена в том, что Махди нужно свергнуть, захватить в плен и примерно наказать, а правительство придерживалось иного мнения. Она стала засыпать кабинет министров письменными требованиями о немедленных и самых жестоких мерах по наведению порядка на подвластной территории, в особенности после того, как около десяти тысяч египетских солдат были убиты повстанцами, а генерал Чарльз Гордон оказался осажденным в городе Хартуме.

Взбешенная медлительностью и неповоротливостью правительства Гладстона, королева посылала письма в кабинет министров с требованиями решительных и эффективных действий. «Королева крайне обеспокоена судьбой генерала Гордона, — подчеркивала она в одном из таких писем Гладстону. — Если с ним что-нибудь случится, это будет ужасно». Однако премьер-министр не торопился отправлять войска для спасения генерала Гордона, так как, по его мнению, последователи Махди «на самом деле борются за свою свободу». Когда войска под командованием генерала Вулзли все же направились на выручку соотечественников, было уже слишком поздно. 26 января 1885 г. генерал Гордон был казнен возле ворот своего дворца в Хартуме. Повстанцы отрезали ему голову и отослали ее Махди.

Королева была в шоке и долго не могла успокоиться, а когда взяла себя в руки, тут же направила телеграмму премьер-министру Гладстону, военному министру Хартингтону и министру Иностранных дел Грэнвиллу. «Новости из Хартума поражают своей жестокостью, — отмечалось в телеграмме. — Но еще больше поражает мысль, что всех этих жертв можно было избежать, если бы правительство поторопилось принять своевременные и решительные меры». Причем все эти телеграммы были отправлены открытым текстом, чтобы общественное мнение страны получило полную информацию о том, что думает королева о своем правительстве. Этот вызывающий антиконституционный поступок королевы так разозлил старика Гладстона, что он пригрозил, что «его ноги больше не будет в Виндзорском дворце». А королева в ответ во всеуслышание объявила, что «отныне и навек на совести Гладстона будет кровь истинного героя генерала Гордона».

С такими же упреками королева обрушилась и на военного министра Хартингтона, «бездельника и тупицу», а когда тот пожаловался Генри Понсонби на то, что королева предпочитает непосредственно командовать армейскими генералами, минуя военное ведомство, она тут же отправила ему весьма язвительный ответ: «У королевы всегда есть непосредственный контакт со своими генералами, и она постоянно будет делать это в дальнейшем... Она считает письмо лорда Хартингтона официозным по форме и дерзким по тону... Королева не потерпит никакого диктата и никогда не будет выполнять роль бездушной машины».

Королева действительно считала, что имеет полное право вступать в контакт с любым человеком по собственному выбору. Так, например, она написала письмо сестре генерала Гордона, в котором выразила глубокое соболезнование по поводу трагической гибели ее брата, а заодно и то возмущение, которое испытывают добропорядочные англичане обстоятельствами его мученической смерти. А вслед за этим она написала генералу Вулзли и предупредила, что если правительство, в состав которого входят некоторые «непатриотические» личности, прикажет ему оставить Хартум, то он должен воспротивиться такому приказу и сделать все возможное, чтобы выполнить свой патриотический долг. При этом королева приказала ему немедленно сжечь это письмо, поскольку оно носит -«исключительно конфиденциальный характер». Кроме того, королева написала леди Вулзли и посоветовала ей обратиться к мужу и потребовать, чтобы он непременно «пригрозил отставкой, если не получит широкой поддержки в войсках. И никто не должен знать о содержании нашего разговора. Но я все же надеюсь, что эта угроза возымеет нужное действие и они испугаются».

Одновременно королева делала все возможное, чтобы у премьер-министра Гладстона не было никаких сомнений относительно ее взглядов и намерений. Она постоянно доказывала ему, что вывод войск из Судана станет для страны неслыханным унижением, «фатальным» для ее репутации и чести. В глазах всего мира это будет выглядеть как позорное бегство британской армии от этих «дикарей».

Несмотря на разразившийся политический кризис, королева наотрез отказалась покидать Балморал и переезжать в Лондон. Более того, она потребовала, чтобы Гладстон приехал к ней, так как было бы «непростительной дерзостью» с его стороны ожидать обратного. Принц Уэльский оказался в этом споре на стороне тех, кто призывал королеву вернуться в Лондон или Виндзор, чтобы быть ближе к правительству и народу в сей трудный час. При этом он весьма прозрачно намекал, что ее позиции значительно ослабнут, если она этого не сделает.