Страница 122 из 137
Оба героя — Нина и Арсений — полны страстей, добрых и злых, которые, вырываясь наружу, губят героиню, падшую, как и в «Эде», жертвой своей исступленной любви и влечения Арсения к Ольге.
В «Цыганке» Баратынский углубил трагическую коллизию: Елецкой пылает страстью к цыганке Саре, а потом к светской девушке Вере Волховской. В этот поворотный момент его судьбы открывается мятущаяся натура героя. Обе героини наделены исключительной силы страстями, но цыганка выражает их непосредственно и примитивно, Вера же соблюдает приличия и правила светского этикета. Коллизия завершается гибелью Елецкого, безумием Сары и душевной драмой, переживаемой Верой. Несмотря на мелодраматизм романтических поэм Баратынского, в них заключались и важные художественные открытия: спаянность в одном характере добра и зла, их перелив предвещали проблематику творчества Лермонтова, а зависимость поведения от социальной принадлежности предваряли психологизм реалистической литературы.
Особняком среди поэм стоят «Телемаи Макар» (1827) и «Переселение душ» (1828). «Телема и Макар» — перевод сказки Вольтера (Баратынский пояснил в примечании, что Телема означает желание, а Макар — счастие).
Поэма «Переселение душ» обычно считалась анахронизмом в творчестве Баратынского и воспринималась «сугубо форма-диетической стилизацией под XVIII век». Однако эта поэма писалась одновременно с поэмой «Бал» и «представляет собой нечто вроде поэтического комментария к ней» 222 . Героиня поэмы «Переселение душ» Зораида напоминает героиню «Бала» княгиню Нину, прототипом которой являлась графиня Закревская, красавица, пренебрегавшая нормами светского поведения. У Баратынского, увлеченного одно время Закревской, укрепилось, вероятно, уже сложившееся тогда представление о любви как об опасной иррациональной и демонической силе. Подобно Нине, Зораида, влюбившаяся в молодого певца, узнает, что у нее есть соперница — «пастушка молодая» Ниэта.
Чтобы одержать верх над судьбой, Зораида решила поменять свой жребий на жребий пастушки Ниэты. Это ей удалось с помощью волшебного кольца. Зораида приобретает возлюбленного и вместе с ним скромную жизненную долю, но теряет красоту и царство. И тут происходит чудо: ее прекрасная душа, вселившись в грубое тело пастушки, одухотворяет его и преображает — «Во взорах чувство выражалось, Горела нежная мечта...». Зораида жертвует собой ради любви и одолевает судьбу, но тайна такого одоления недоступна другим — это тайна любящего существа. Любовь и счастье родственных душ отныне скрыты от посторонних глаз, и с тех пор о семейной жизни Зораиды ничего неизвестно.
Помимо уверенности Баратынского в том, что обыкновенное всегда утаивает исключительное, в этой поэме важна идея духовного преображения, согласно которой душевная красота побеждает физическую непривлекательность и заставляет не замечать ее 223 . Этот огонь внутренней красоты горит в глубине души. Он — дитя высокого уединения. Подлинно великое рождается, по мысли Баратынского, вне суеты и общежительных страстей, в аскетическом удалении от соблазнов города в природу, в родовое поместье, в замкнутый круг семьи. Именно там слышнее шум человеческого мира и явственнее нестройный хор его голосов. Жизнь лучше открывается и распознается, когда поэт находится вне непосредственного воздействия «толпы», когда он держится от мира на некоторой историческои и эстетической дистанции. Благодаря такому взгляду Баратынский стремился прозреть в частных и «случайных» лирических «событиях» их всеобщий и «вечный» смысл.
ЛИРИКА 1827-1833 ГОДОВ
Наибольшие достижения на новом творческом этапе связаны с философской лирикой. Баратынский держался убеждения, что участь человека изначально двойственна и трагична. В человеке сопряжены духовное и телесное, нетленное и бренное, земное и небесное начала. Человек не может вырваться из своей противоречивой природы, и это обрекает его на трагический удел. Над ним распростерта роковая длань всевидящей судьбы, которая не позволяет ему ни воз лететь к чистой духовности, ни погрузиться в бездуховное существование. В нем есть вечный порыв к свободе, к счастью, к гармонии, но он их никогда не достигает и не может достичь, потому что та же роковая и грозная сила положила предел этим порывам. Вследствие этого человек не находит родного приюта нигде — ни на земле, ни на небесах. Наряду с фатальной обреченностью и знанием тщетности усилий в человека от рождения внесено святое беспокойство, святое разочарование во всем, святая неудовлетворенность сущим и устремленность к лучшему, более гармоничному миру. Он подчиняется законам «рока» и бунтует против них, оплачивая трагическую жизнь гибелью страстей, холодом чувств, которые он приносит в жертву суровой предопределенности. Даже интимные чувства и идеальные мечтания, не подверженные, по уверениям романтиков, власти «закона» и сохраняющие свою суверенность, у Баратынского не избегают общей доли:
Знать, самым духом мы рабы Земной насмешливой судьбы;
Знать, миру явному дотоле Наш бедный ум порабощен,
Что переносит поневоле И в мир мечты его закон.
Жизненная философия Баратынского как нельзя лучше срифмовалась с поэтической философией элегического жанра. При этом особенность элегий Баратынского состояла в том, что поэт «не растравлял своей души», как он выразился в одном стихотворении, переживаниями, а всегда стремился отдать себе отчет в причинах разочарования и потому выводил его на свет, чтобы подвергнуть мыслительному анализу, отдать во власть разума и даже холодного рассудка. Баратынский не воспроизводит переживание во всех извивах и переплетениях, он думает над ним, размышляет о нем. Это размышление мучительно для самого поэта: будто острым скальпелем, не прибегая к наркозу, он с ледяным и жестоким бесстрастием духовного лекаря рассекает чувство. Но удивительное дело! Доискиваясь до причины страданий, мысль Баратынского оказывается целительной, примиряя человека с несовершенными жизненными законами и в то же время не давая им подмять под себя достоинство личности. У человека всегда есть выбор, даже при всем фатализме бытия. Эти идеи и мотивы были закреплены в сборнике стихотворения Баратынского, вышедшем в 1827 г.
После этого сборника Баратынский оставил «эротическое поприще», как выразился Пушкин, и от лирики психологической и философско-психологической перешел к лирике философской. Основным его жанром по-прежнему оставалась элегия, которая теперь, освобожденная от любовных мотивов, прониклась философскими настроениями. Этот переход в поэзии Баратынского был подготовлен такими стихотворениями, как «Две доли», «Истина», «Череп» и др. С переходом к философской лирике связано и знакомство с основами немецкой романтической философии, в частности с идеями Шеллинга.
Типичная для романтиков (и Баратынского в том числе) антитеза души и тела, разума и чувства, неба и земли становится знаком трагической духовной «болезни» современного человека, всего поколения и человечества в целом. Она неизбежно ведет в конечном итоге к гибели и исчезновению всего человеческого рода с лица земли. И тут Баратынский не только солидарен с романтиками, но и противоположен им.
«Смерть» (1828). Многие образы этого стихотворения подсказаны натурфилософией Шеллинга и любомудров 224 , в нем Баратынский перестраивает традиционную романтическую ситуацию. Для романтиков смерть означает гибель тела, крушение гармонии тела и духа. Тем самым она уничтожает равновесие между бесконечностью души и конечностью тела. Для Баратынского, напротив, смерть — сила созидательная, гармоничная, примиряющая. Он смотрит на смерть не с личной точки зрения, а с отвлеченной — с точки зрения надличной целесообразности: смерть — одно из вечных слагаемых бытия. Ее роль — поддерживать равновесие во Вселенной.
«Последняя смерть» (1827). В этом стихотворении та же тема развернута по-иному и получает натурфилософское истолкование. С точки зрения Баратынского, всякое нарушение хрупкого и зыбкого равновесия между духом и телом, земным и небесным ведет к неизбежной гибели человечества. Условие его пребывания на земле — гармоничное единство с бытием. Оно существовало в тот момент, когда природа родила человека. Это было идеальное состояние, «отчизна давняя», о которой человек вспоминает и которая тревожит его воображение. В это время человек не выделился из мироздания, из бытия, а составлял с ним одно нераздельное целое, когда он сам был природой, естеством. Однако по воле рока человек родился как сын природы и как ее отрицание. Он сразу отделился из природы и противопоставил ей себя, свой разум, свой дух. Он захотел покорить природу и властвовать над ней. Так была написана его судьба на небесах. Значит, источник гибели — в заранее предопределенном развитии человечества как общности и человека как отдельного существа. Путь человечества, согласно Баратынскому, лежит не к «золотому веку», а к катастрофе и уничтожению рода. Успехи человечества по овладению природой — ступени к его гибели.