Страница 114 из 139
Изобличая застой русского общества, Лесков подкрепляет свои резкие и гневные выпады против узости национального и государственного мышления ссылками на документальные факты. Он рассказывает о неудачной попытке «старого» Джеймса Шкотта заменить древнюю соху и борону легкими пароконными плужками Смайля. При этом писатель не щадит русское крестьянство, изображая его недалеким, забитым, не только не понимающим экономических выгод использования новой техники, но и по-прежнему не имеющим собственного мнения в разговоре с барином. «Это как твоей милости угодно», — прозвучало из толпы в ответ на вопрос графа Перовского: «Хорошо ли плужок пашет?». Недалеко от рабски покорных крестьян ушел и сам граф, боящийся невольно впасть в государеву немилость, а поэтому отказывающий новатору англичанину в поддержке.
Тупой и темной массой предстают мужики и в истории, связанной с попытками молодого Александра Шкотта переселить их жить в «каменную деревню» с баней, школой, отменить «лечение» сажей, завести кирпичеделательную машину. Не желающие расставаться с курными избами, они, в ответ на сделанное предложение, предпочитают пойти в острог, чем переселиться в ими же к тому времени загаженные каменные дома.
Нравственную деградацию крестьянства автор напрямую соотносит с ценностными ориентирами российского политического режима, поощряющего, ко всему прочему, выпуск брошюр, в которых научно обосновываются «вкусы и привычки нашего доброго народа», в частности, его природную предрасположенность к жизни в «куренке»: здесь тепло и «в воздухе чувствуется легкость», и на широкой печи «способно» спать и онучи и лапти высушить.
Процесс морального упадка и разложения, по мысли Лескова, еще в большей степени характеризуют современное дворянское общество. Исследованию этой проблемы посвящен рассказ «Зимний вечер», в котором центральным является мотив оподления человеческой души 120 . События разворачиваются в одном из петербургских особняков, где встретились за непринужденной дружеской беседой две немолодые приятельницы. За время ее течения в доме появляются и оказываются втянутыми в женский разговор родственники хозяйки — сыновья, племянница, брат, и таким образом на страницах рассказа постепенно складывается «портрет» дворянской семьи, крайне неблагополучной, отягощенной внутренними раздорами, а главное, обнаруживающей нравственное нездоровье всех ее членов, за исключением Лидии — племянницы хозяйки дома. Положение девушки здесь незавидное. Не случайно швейцар замечает вослед уходящей и прячущей заплаканное лицо Лидии: «Эту тут завсегда пробирают».
Но «пробирать» людей — это «ремесло» хозяйки дома и ее гостьи. Из многочисленных замечаний, реплик и просто обмолвок разговаривающих, а также попутного авторского комментария становится очевидным содержание этого «ремесла» — полицейский сыск, к которому имеют прямое отношение приватно беседующие дамы 121 . Самыми яркими подтверждениями причастности приятельниц к службе в полиции является присутствие на их лицах «не женского, официального выражения», особенно когда речь заходит об общественно неблагонадежной Лидии, намерение хозяйки дома настрочить донос на курсы, где учится девушка, и говорящее имя «Камчатка», которым нарекает свою госпожу одна из служанок, при этом не сомневающаяся, что его обладательница не только отправляет людей на Камчатку, но и сама достойна аналогичного наказания.
Лесков саркастично характеризует и собеседницу хозяйки — «кроткую лань» с навыками шантажистки и отравительницы.
Но главное, что хочет он донести своим повествованием, это мысль о духе нравственного растления, который владеет барским домом и его обитателями. Причем самыми отвратительными существами выступает прислуга. В то время, когда хозяйка, сказав, что хочет сделать покупки в лавке, а на самом деле отправляется «дать наилучший отчет на своем месте», в полицейском участке, особняк переходит в руки служанок, «домашних мышей», беспрепятственно проникающих в будуар — тайник госпожи. В ход идет «подобранный ключик» от ее стола, почтовая бумага, папиросы, пудра; полная же раскованность и обыденность поведения служанок в господских покоях является подтверждением тому, что находятся они здесь не в первый раз. Слуги не уступают хозяевам и их гостям в способностях шантажа и вымогательства. Мастерски проделывает это с Валерианом, сыном госпожи и своим любовником, горничная, при этом не скрывающая дерзкого и презрительного к нему отношения.
Растленную атмосферу в доме в значительной степени усугубляет неодолимая животная похоть, в равной степени свойственная и благородной гостье, и домашней прислуге. Безудержная страсть заставляет пожилую даму любыми средствами добывать деньги, чтобы оплатить игорные долги молодого любовника. Сознание же кухарки поглощено влечением к мальчикам. Лесков показывает и результаты «темных дел природы» на примере тринадцатилетнего подростка, выходящего из кухаркиной комнаты с мечтой об обещанном гулянье и будущих часах, которые он «попросит ее купить ему».
В качестве антипода уродливой жизни барского дома в рассказе представлено новое мировидение, основанием которого Лесков мыслил в первую очередь христианскую мораль и дело на благо «тем, кому тяжело». Связывающий преобразование общества с приходом людей, наделенных высоконравственным сознанием, Лесков выводит образ молодой героини Лидии, слышащей «шум» приближающейся иной жизни и иных «характеров». «Они впереди... И они придут, придут... Мы живы этой верой!»
Лескова волнует то, чем оборачивается для человеческой личности гнет современной действительности. И его вывод в «Заячьем ремизе» оказался столь устрашающим, что ни один журнал не отважился напечатать этот рассказ при жизни писателя. В центре рассказа — комическая и горестная история Оноприя Перегуда из Перегудов — заурядного обывателя, ревностно несшего службу станового, пользующегося уважением крестьян за бесстрашную ловлю конокрадов и закончившего свои дни в сумасшедшем доме, мирно вяжущим шерстяные чулки для своих братьев — умалишенных.
Все в жизни Перегуда было мирно и спокойно, пока вышестоящие инстанции не потребовали от него «провидения настроения умов в народе» и поимки «сицилистов».
Усердию героя в исполнении повеления нет предела. Чего только не делает он: строчит доносы, устраивает погони и облавы, хватает невиновных. В свою очередь, его самого гонит неотвязный страх невыполнения спущенного предписания. Не выдерживая обрушившихся на него ответственных забот,
Перегуд сходит с ума. Но тихое помешательство становится для лесковского героя спасением от жизни. Он ушел в свое безумие, как уходят в монастырь. Одно только тревожит Перегуда в сумасшедшем доме: «здесь немножко очень сильно шумят...» И потому он всегда ждет спасительной ночи, чтобы улететь в «болото» и там среди кочек высиживать цаплины яйца, «из которых непременно должны выйти жар-птицы».
Однако и это для Оноприя Перегуда не главное. Герой хочет подарить людям некое знание (оно засияет выписанными им буквами по небу), которое поможет «ужаснуться» тому, «что они делают», и «понять то, что им надо делать». «Тогда — уверен Перегуд — и умирать не будет так страшно, как нынче! Он все напечатает прямо по небу: это очень просто...» Поразительно, но перед читателем предстает все тот же лесковский праведник! Мечтательный мудрец в сумасшедшем доме, который помимо всего прочего делает маленькое, незаметное доброе дело — вяжет шерстяные чулки, чтобы рядом с ним живущим было чем прикрыть босые посиневшие ноги. «Заячий ремиз», написанный за несколько месяцев до смерти Лескова, стал его лебединой песней.
Поздние произведения писателя создавались в атмосфере достаточно мирной. Новое поколение относилось к нему с уважением и приятием. За год до смерти Лескова появилась статья М.О. Меньшикова, в которой он был назван после Льва Толстого самым крупным писателем из старой школы.
В 1889 г. с Лесковым случился первый приступ сердечной астмы. Причиной этому явится запрещение готового к выходу тома его собрания сочинений с очерками о русском духовенстве. Боли в сердце будут сопровождать его до последних дней жизни. Сам Лесков считал свою болезнь результатом тридцатилетнего тяжелого литературного пути.