Страница 30 из 141
Все эти аспекты бытописания в XVIII в. нашли отражение у В.Т. Нарежного. Однако, вследствие своей сосредоточенности на изображении бытовой стороны жизни, он достаточно противоречиво воспринимался современниками. С одной стороны, Нарежного причисляли к «грубым фламандцам» от литературы, с другой, он, по мысли П.А. Вяземского, — «первый и покамест один», кто «схватил» «оконечности живописные» «наших нравов». Способность живописать бытовую сторону жизни в ее мелочах и поэтических проявлениях обнаружилась в повестях: «Бурсак, малороссийская повесть», «Два Ивана, или Страсть к тяжбам», «Гаркуша, малороссийский разбойник», «Российский Жилблаз» и др.
На фоне предшествующей бытописательной традиции особенно отчетливо проявляется своеобразие романтического осмысления быта.
Романтики разделяли сложившееся в литературе представление о быте как о внешней, обыденной стороне человеческой жизни. Однако быт для них не является самоценным эстетическим объектом изображения и, как правило, имеет в романтическом произведении подчинительное значение: быт выступает преимущественно «как материал оценочный» 36 .
Ассоциируя быт с исключительно отрицательной формой бытия, романтики с помощью воссоздаваемых ими бытовых реалий, картин, образов выражали свое непосредственное отношение к окружающей действительности как к миру порочному. Здесь русская бытописательная литература сохраняла ощутимую связь с традицией дидактико-сатирического бытописания XVIII в. сориентированного на воссоздание пороков, «странностей» и аномалий общества 37 . Однако быт у романтиков выступал и в прямо противоположной оценочной тональности.
Бытовая повесть в ее романтическом изводе оформляется на протяжении 1810-1820-х годов. Тогда же она получает признание в критике. Н.И. Надеждин называет ее «дееписатель-ной», О.М. Сомов — «простонародной».
Типологической общностью, позволяющей выделить этот жанр, является ориентация на художественное воссоздание быта и нравов средних и низших слоев общества, осмысление бытовой стороны их жизни 38 .
В ряде бытовых повестей, нередко называемых «простонародными» («Иван Костин» В.И. Панаева, «Нищий» М.П. Погодина, «Мореход Никитин» A.A. Бестужева, «Мешок с золотом», «Рассказы русского солдата» H.A. Полевого), главным объектом изображения является быт «простого» человека. Бытовой материал выполняет функцию «элемента» романтической оппозиции «патриархальный мир — цивилизация» и в пределах ее осмысливается как высшая реальная, противопоставленная действительному миру. По этой причине мир «простого» человека, простонародный, патриархальный, исполненный поэзии старого русского быта, прежних нравов, воспринимается в качестве положительной формы человеческого бытия. Такой быт осмысливается идеальным, гармоничным социальным организмом. Это позволяет воспроизвести его в качестве инобытия существующей реальности.
Патриархальный мир — это «место», не тронутое «ни исправником, ни помещиком». Тут правит мировой сход, или, как пишет H.A. Полевой, «толкуют и судят миром и с миром». В центре патриархального мироздания стоит мужик, крестьянин, землепашец, чей труд является созидающей первоосновой. В простонародной повести есть перечень примет, характеризующих патриархальное пространство как олицетворение жизненной благодати. Здесь и «высокие скирды сложенного... на гумне хлеба», и готовящееся «пиво к храмовому празднику», и «тучные, беззаботные стада», и «хоровод, середи широкой улицы или на зеленом лужку у околицы».
Полагая основанием патриархального характера добродетельные качества, романтики этим еще более заострили выстраиваемую ими оппозицию «природное — цивилизованное». Простой человек у них прежде всего выступает носителем христианского благонравия («Пойдем в церковь их... Посмотрим на ряды крестьян, вглядимся, как тихо, внимательно слушают они слово Божие, как усердно, в простоте сердца кладут земные поклоны...»; «Мешок с золотом»), как, например, па-наевский Иван Костин, когда он «почтительно» «упредил» объятия матери, бросившейся навстречу возвратившемуся сыну: «Он... поклонился ей в ноги и потом уже допустил прижать себя к материнскому сердцу».
Сродни сыновней почтительности Ивана поведение Сидора и Дуняши («Рассказы русского солдата» H.A. Полевого), мучительно переживающих отказ отца девушки благословить их союз. Исполнена благонравия и героиня Панаева Дуня: насильственно разлученная с любимым, она хранит верность постылому мужу («Прощай, Иван!.. Бог с тобою!.. Видно, уж такая наша доля!..»). Мстит своему барину, посягнувшему на чужую невесту и тем самым нарушившему Божью заповедь, Егор («Нищий» М.П. Погодина).
Простонародные герои стремятся сохранить чувство собственного достоинства, доминирующее в характере простого человека. Будучи обречен на нищету, Егор никогда «никого из проходящих не просил» о подаянии милостыни, «никого не сопровождал молящими глазами», и это «придавало ему вид какого-то благородства». Больше того, отказ кем-либо из прохожих в милостыне не воспринимается стариком как обида, а, напротив, неким даром, от которого он «становился богаче».
Простонародные герои оказываются и перед непростым испытанием на нравственное самостояние. «Мертвый в законе», Егор решается на личную кровавую месть барину-обидчику («Я, как волк, выскочил... прямо к нему навстречу и закатил нож...»). Последовавшие затем солдатская лямка, тяжкий труд, нищета — ничто не сломило его, истово сносящего суровые испытания судьбы. Достойно стоит он на паперти, достойно отказывается от благодеяния повествователя-филантропа («Нет, ваше благородие, спасибо за ласку: я привык к своему состоянию... и отправился, опираясь на свою клюку»). Ему подстать Иван Костин, который, узнав о несчастье сестры Марии, «забыл помышлять о своих выгодах», отдал ей все заработанные им в течение пяти лет деньги, столь необходимые самому для женитьбы на Дуне («Возьми их, купи рекрутскую квитанцию и представь ее вместо Ефима. Обо мне не думай: Бог и вперед меня не оставит; была бы работа, а деньги будут»). Поступок этот оказался для Ивана роковым, но он никогда «не раскаивался в своем пожертвовании».
Победу над собственным корыстолюбием одерживает Ванюша, нашедший чужой мешок с золотом. Однако, в отличие от Погодина и Панаева, изображавших характеры героев сформировавшимися, так что их действия воспринимаются вполне закономерными, Ванюша у Полевого идет к принятию решения — пустит он или «не пустит гончею собакою свою совесть» — через полосу сомнений, отчаянно преодолевая в себе искус корыстолюбия. И то, как герой Полевого проявляет себя в ситуации с мешком золота, свидетельствует о его нравственной зрелости и самоуважении.
Бытовая повесть A.A. Бестужева-Марлинского «Мореход Никитин» (1834). На фоне более чем скромной по своему художественному уровню массовой романтической бытовой (простонародной) повести заметно выделяется «Мореход Никитин» A.A. Бестужева-Марлинского, в которой отчетливо прослеживается функция быта, имеющего целью представить поэзию русской патриархальной старины и патриархального характера, противостоящих современному жизненному укладу и человеку в нем. В повести Бестужева выдержана романтическая оппозиция «патриархальный мир — цивилизация», сполна проявившая специфику бытописательной тенденции. Однако, в отличие от Панаева, Погодина и Полевого, у Бестужева эта романтическая оппозиция не составляет содержательного ядра повествования. В центре повести — характер «простого» человека, представленный не по контрасту с человеком цивилизации, а самостоятельной, самоценной личностью. В изображении героя из народа в «Мореходе Никитине» возникает особый ракурс, который позже получит развитие у Н.С. Лескова, — очарование русской души и зачарованность ею.
«Простой» человек у Бестужева очаровывает прежде всего своим искренним обожанием окружающего мира и неподдельным детским восторгом перед его величием. Однако это не исключает в нем опытности, житейской мудрости, сметливого ума, природной хватки. Притягательно в бестужевском герое из простонародья и то, что он воспринимает себя исключительно в соотношении с другими людьми; родовое единство является едва ли не самой важной социальной связью в патриархальном мире. В этом смысле показательно поведение Савелия Никитина в плену у англичан. Мореход ведет себя как член родового коллектива, проникнутый чувством всеобщего единения в радости и в горе («Он отломил каждому из своих товарищей по кусочку собственной бодрости»).