Страница 46 из 82
Ну, положим, в Египте изумруды не видны за многие мили, но к югу от Марса-Алама, как я уже упоминала, возвышается гора с говорящим названием Изумрудная. Это самый высокий пик в горной цепи, и в его тени расположены изумрудные шахты Забары. Никто не знает, сколько им лет, хотя первое упоминание о приисках встречается еще в сочинении греческого автора Страбона в 24 году до нашей эры, который писал в своей «Географии»: «Затем будет перешеек недалеко от Берениса, где арабы находят камни, выкапывая глубокие подземные ходы». То есть предположительно шахты существовали и какое-то время до этого, возможно, даже в эпоху фараонов. Изумруды известны человечеству с древнейших времен. Правитель по имени Птахотеп около 2200 года до нашей эры писал: «Подходящее слово порой сложнее найти, чем изумруд, который в горах ищут рабы». Однако с берега Изумрудная гора казалась очень далекой и зловеще темной.
Я снова посмотрела на свою карту-салфетку. Мы не поехали по ломаной, как советовал доктор Шоу, а рванули напрямую.
— Э-э-э-э… у нас есть спутниковая навигация? — поинтересовалась я, вспомнив совет Иана.
— Нет, — засмеялся Томас, — у нас только проводник-бедуин, ну и я запоминаю дорогу.
Когда он это сказал, наш водитель Мухаммед свернул с дороги и поехал прямо по песку. За нами последовал пикап, груженный непонятно чем.
— Вы же не думали, что мы поедем на одной машине? — спросил Томас.
Оказалось, что кроме Томаса и Мухаммеда в моем распоряжении имелись Али Саз, второй водитель, повар Наим, проводник-бедуин, а еще горы еды, всевозможные инструменты и запас воды на несколько дней для такой оравы.
Узнав о том, что у меня теперь имеются команда из пяти человек и две машины, я ощутила себя руководителем масштабной экспедиции. Однако по сравнению с группой из шести англичан, которых отправили в этот же район в 1899 году, мы были почти невидимы.
В ту группу вошли трое ученых под руководством Дональда Макалистера, ему предстояло составить карту местности, и трех корнуолльских шахтеров, которые, собственно, и должны были спуститься в туннели. Их багаж перевозили сто тридцать верблюдов, причем на каждого из животных навьючили по сто пятьдесят килограммов груза, включая оборудование, палатки и провиант, которого должно было хватить на четыре месяца, пока экспедиция искала изумруды.
А условия в пустыне были еще те. В доисторические времена, когда все континенты составляли единое целое, здесь, наверное, находился самый юг, потому что даже в октябре средняя температура составляла плюс тридцать семь градусов, а летом жара стояла просто невыносимая. Древняя надпись периода Срединного царства около 1900 года до нашей эры описывает погоду в египетской пустыне с поэтической простотой: «Летом здесь пекло, и горы обжигают кожу». Сразу понятно, что имел в виду автор.
Я ожидала, что «восточная пустыня» — это бесконечные дюны, однако передо мной простиралась гористая местность с широкими долинами «вади», которые выглядели как русла высохших рек и в каком-то смысле ими и являлись. Раз в десять лет здесь случаются наводнения, и именно они сделали пейзаж таким.
— Эго очень серьезные бедствия, — сказал Томас. — Начинается эпидемия холеры. Дороги размывает. Все рушится. Люди не могут никуда поехать.
Но потом вода скапливается в резервуарах, и за счет ее люди и животные могут просуществовать несколько лет. Во времена Клеопатры дожди шли почти каждый год. Если бы здесь и тогда были такие же погодные и экономические условия, как в наши дни, то шахты просто не могли бы функционировать.
Пейзаж показался мне до ужаса голым, единственными растениями были низкие кустарники и акации, которые могут расти и без воды. Акация — священное дерево богини Хатор, которая покровительствовала старателям, возможно, потому, что корни акации ищут трещины и расщелины в почве, где иногда попадаются и самоцветы. Издали мне показалось, будто на ветвях дерева уселись птицы, но, подойдя поближе, мы увидели, что это вовсе не птицы, а вещи местных бедуинов: они оставляют свои пожитки и еду прямо на ветках, чтобы не украли хищники. В старину бедуины верили, что драгоценные камни могут лечить и обладают различными волшебными свойствами, и носили их как амулеты. По легенде, драгоценности — это джинны, которых обратили в камни, и они могут даровать силу и защиту своему владельцу.
Через несколько часов мы повернули в долину, в которой находилось мусульманское кладбище. Это и была Забара. Сотни зазубренных надгробий подтверждали, что несколько веков здесь занимались разработкой недр, даже после того, как отсюда ушли Птолемеи и римляне. Большинство могил разграбили, как будто кто-то посчитал, что старатели могли взять с собой на тот свет драгоценности. За кладбищем сохранились остатки домов двухтысячелетней давности и здания контор XX века. На фасаде одного из строений мы увидели вполне читаемую табличку, сделанную большими буквами на французском, которая гласила, что некий инженер по имени Леонидас «исследовал сии шахты с 22 ноября 1846 года по 18 января 1846 года» (sic! [2]). Но был и другой, даже более интересный признак, свидетельствовавший о том, что мы прибыли на место. Почва изменилась. Скалы стали другими. Они буквально сияли.
Египетские изумруды формируются в породе, которая называется слюдистый сланец. Это метаморфическая порода, то есть такая, что образуется в результате метаморфоз, например извержения вулкана или столкновения двух континентальных плит, в итоге осадочная порода приобретает совершенно новые свойства. Температура при этом должна быть чрезвычайно высокой; будь она ниже, никаких изумрудов мы бы тут не увидели. Интересно, что английское название сланца происходит от греческого schizo, которое означает «расщепляю», к этому же корню восходит и слово «шизофрения». Это и правда порода с раздвоением личности, она может расслаиваться в определенном направлении. Именно поэтому мы увидели блеск, который подсказал нам, как и египтянам две тысячи лет тому назад, что как раз здесь и следует искать изумруды.
Чуть дальше стояли большие квадратные дома с хорошо сконструированными печами и добротными полами, плитка на которых сохранилась до наших дней, — доказательство того, что некогда изумрудным приискам отводилось почетное место. Египет стал римской провинцией в 30 году до нашей эры, вскоре после самоубийства Клеопатры, и следующие три столетия территорией этой управляли из Рима. Затем столицу перенесли в Константинополь, ныне Стамбул. Римляне пытались выжать из колонии как можно больше денег, поэтому вскоре после захвата они установили контроль за добычей драгоценных камней по всей стране. Возведение дорогостоящих зданий позволяет предположить, что римляне отправляли сюда своих наместников, дабы контролировать работу и гарантировать, что прибыль попадет в государственную казну, а не осядет в карманах частных лиц.
Результат работы местных рудокопов пополнял шкатулки и сокровищницы римских правителей, хотя и не только их одних. Всего через каких-то семьдесят лет после смерти Клеопатры третья жена императора Калигулы Лоллия Паулина появилась на балу в сказочных украшениях «из жемчугов и изумрудов, которые переливались у нее на шее, в волосах, в ушах, на пальцах и на голове». Шестнадцатилетний Плиний тоже присутствовал на том балу, и эта сцена произвела на него неизгладимое впечатление. Много лет спустя он писал в «Естественной истории», что Лоллия Паулина не могла удержаться и всем хвасталась направо и налево, что ее украшения стоили сорок миллионов сестерциев — на эти деньги в Риме можно было отстроить двадцать роскошных особняков. Но она слегка переусердствовала. Изумруды рассказывали окружающим не совсем то, что требовалось для поддержания социального статуса, и гости натянуто улыбались, но в душе не одобряли императрицу. Дело в том, что драгоценности Лоллия Паулина унаследовала от деда, который печально прославился вымогательством и взяточничеством и которого вынудили покончить с собой за все эти преступления. Плиний писал с отвращением: «Он принял яд, чтобы внучка красовалась в украшениях стоимостью в сорок миллионов сестерциев!» Остается только надеяться, что молодая женщина сполна насладилась минутой славы, поскольку через год император с ней развелся и выслал с глаз долой на окраину Рима, чтобы освободить место для новых любовниц.
2
Так! (лат.)