Работа над ошибками

Женька хотела, было, ввязаться в спор, но я дернула ее за рукав, и она только ехидно ухмыльнулась:

— Эльмирка, ты ничуть не изменилась, все такая же белая и пушистая!

Широко распахнулись двери, и всех пригласили в зал.

Организаторы мероприятия знали свое дело, все шло по накатанной. Речи, ораторы, тосты, музыка. Женьку утащили танцевать. Все довольно прилично выпили, и общение за столами стало раскованным. Мой сосед по столу перешел к открытым военным действиям, и я уже подумывала, что вечер перестал быть томным. Ближе к полуночи в зале стало шумно, жарко, я воспользовалась тем, что сосед меня покинул ненадолго, и вышла на веранду.

Здесь тоже было довольно многолюдно: все ждали обещанного устроителями праздника фейерверка.

Около балюстрады стоял и курил мужчина. Он обернулся, и сердце мое дрогнуло: я узнала Михайлова. Не подойти было невежливо, и я подошла. Он как-то странно глянул на меня:

— Ты похожа на египетскую царевну. Нашла своих?

Я кивнула, спросила:

— Вы один… Неужто из вашего выпуска никто не явился?

— Почему? — удивился он. — Сейчас ребята подойдут. Мы договорились проехать за продолжением банкета. Я ведь живу здесь совсем неподалеку, минут десять езды. Знаешь что, забирай Женю, и после фейерверка поедем ко мне. Я вас потом и развезу по домам. — Он неодобрительно посмотрел на меня и сказал: — Здесь сейчас начнется, так сказать, неофициальная часть. Демидов — полный болван, что отпустил тебя одну.

Я дозвонилась подруге, и вскоре она появилась в дверях.

— Уф, наплясалась вволю. Славка — такой же слон, как был: оттоптал мне все ноги! — шумно пожаловалась она.

К предложению поехать на дачу к Михайлову, к моему изумлению, Женька отнеслась прохладно.

Напрямую отказаться она не решилась, но по Женькиной мордахе всегда и все видно, поэтому я недоуменно спросила ее:

— Ты чего?

Женька сердито ответила:

— Знаешь, мне Сергей никогда не нравился, но я — твоя подруга, и дам совет: если хочешь сохранить брак, поменьше отирайся около Михайлова. Ты же знаешь наши институтские языки…

Я испугалась:

— Что, очень заметно?

Женька пожала плечами:

— Не знаю. Только даже наш простодушный Эдик догадывается, что ты по-прежнему влюблена в Михайлова. Если честно, пора бы тебе это перерасти. И скажи прямо: вы с Демидовым собираетесь заводить ребенка, наконец?! Я же вижу, какими глазами ты провожаешь всех наших декретных мамаш с колясками!

Я пожала плечами:

— Знаешь, Сергей считает, что мне еще рано заводить ребенка. Карьера, и все такое!

Женька вспыхнула:

— Конечно, тогда ведь часть всеобщего внимания придется уделить младенцу, урвав его от драгоценной особы самого Демидова!

Я взмолилась:

— Жень, давай не сейчас!..

Она с сожалением посмотрела на меня и сказала:

— Лиза, ты — взрослая девочка и сама можешь решить, заводить тебе ребенка или нет. Может, не стоит спрашивать согласия мужа?

Наш разговор, к моей радости, прервало появление на площадке джипа Михайлова. Я была этому рада, потому что даже Женьке не решалась признаться, что не в ребенке дело. Что-то не то происходило в наших семейных отношениях в последнее время. Нет, пылкий секс по-прежнему имел место, просто в последнее время он стал единственным мостиком между нами…

Когда-то я уже была в доме у Михайлова, и даже познакомилась с его мамой, милой интеллигентной Бэлой Михайловной. Это было два года назад, на его сорокалетие. Мы выпрашивали у нее старые семейные фотографии для шуточной стенгазеты к юбилею шефа.

Помню, среди фотографий случайно встретился снимок большеглазой девушки в каком-то странном наряде, кажется, карнавальном, Бэла Михайловна его молча убрала в самый конец альбома. Я выспрашивать не стала, а Женька каким-то образом все-таки разузнала, что была у Михайлова в молодости какая-то необыкновенная любовная история. Впрочем, подробностей нам узнать так и не удалось: тайны своей личной жизни Михайлов охранял за семью замками. Нет, конечно, периодически и у него случались какие-то женщины, даже звонили ему на работу. Но, по словам нашей бессменной Анны Петровны, они у него не задерживались подолгу.

— Потому что все, как одна, вертихвостки и охотницы за богатыми мужиками, — назидательно говорила она.

Начальнику своему была предана беззаветно, посему тайны его охраняла так же свято. Демидова она не жаловала, в глаза и за глаза называла дезертиром и перебежчиком. Ко мне же относилась замечательно, наверно, тоже догадывалась о том, что в институте я была так неравнодушна к ее любимчику… В общем, та фотография так и осталась для меня тайной.

В доме мало что изменилось за прошедшее время.

Нам навстречу выскочил рыже-белый ретривер Михайлова. В отличие от прочих собак, он, помимо очень сложного многословного имени, из которого я на слух уловила что-то типа "Анри", имел еще и фамилию Собакин. Мне показалось, что он узнал меня. Во всяком случае, завилял хвостом и доброжелательно обнюхал меня холодным носом. Я поздоровалась с Собакиным, и мы с Женькой поднялись в дом.

Следом за джипом Михайлова к решетке ворот подъехали еще три машины.

Впрочем, народа собралось немного, всего человек восемь, не считая нас с Женькой и Михайлова.

Из всей команды я запомнила семейную пару из Израиля, Иосифа и Машу Шафировых, их привез Платонов Кирилл Сергеевич. Он работал в нашем институте, и я пару раз встречалась с ним в коридорах. Даже была знакома с его женой, она работала в планово-экономическом отделе. Кажется, ее звали Ниной. На встрече выпускников она по какой-то причине отсутствовала.

Огромная представительская машина, кажется, "Майбах", привезла невысокого крепыша в очень дорогом костюме. Как я поняла, он приехал из Баку, и у себя в республике занимал довольно высокий пост, что-то вроде нашего министра. Во всяком случае, на его машине был укреплен дипломатический флажок.

Видимо, он начинал лысеть, потому что голову брил наголо. Впрочем, это ему шло, и улыбка у него была замечательная. Наверно, стоматолог постарался, почему-то подумала я.

Все собрались в гостиной, а мы с Женькой взялись помочь Михайлову с закуской и бутербродами.

Михайлов забрал лед и виски и позвал нас:

— Пойдемте, я вас представлю гостям. Народ к разврату готов!

Мы с Женькой переглянулись, быстро хлопнули друг друга по рукам и завопили:

— "Калина красная!"

Это у нас в отделе игра такая была. Если кто-то говорил цитату из фильма или книги, нужно было обязательно назвать источник. Проигравшие покупали пирожные. Если честно, мы с Женькой составляли серьезный противовес Михайлову, хотя нам это тяжело доставалось. Он нас, конечно, побивал на своей территории, на фильмах 60–70 годов, зато и на нашей ориентировался так же свободно, как мы.

При нашем появлении мужчины поднялись, Платонов сощурил глаза и спросил Михайлова:

— Вот скажи, как тебе так удается устроиться, что рядом с тобой всегда оказывается самая красивая девушка? Я весь вечер думал, как к ней подъехать, а ты и тут, оказывается, поспел!

Михайлов улыбнулся:

— Кирилл, это не то, что ты думаешь!

Мне показалось, что Платонов нарочито помедлил, забирая бокал с моего подноса. Впрочем, я выдержала, и взгляд не отвела.

Потом долго и шумно усаживались, фотографировались на фоне пышной тропической растительности зимнего сада.

Кому-то взбрела в голову мысль затеять танцы. Конечно, по закону подлости Платонов оказался в непосредственной близости от меня, и отказаться не было никакой возможности. Если учесть, что спинка моего платья представляла собой просто довольно затейливое переплетение тоненьких бретелек, рука его легла на открытую полоску кожи, и дважды я сбилась с ритма, ощущая прикосновение его ладони. Я старалась к тому же удержать дистанцию между нами, и, в общем, решительно никакого удовольствия от танца не получила.