Страница 40 из 68
Большинство областей, жители которых перебегали во владения монголов, в то время находилось под властью Даниила Романовича Галицкого и его брата Василька Волынского. Последние, естественно, были не слишком довольны подобной политикой монголов, но не имели возможности изменить ситуацию. Во время нашествия Бату на Галицко-Волынскую Русь Даниилу удалось счастливо избежать гибели и плена, найдя убежище в Венгрии, а его брат Василько Волынский укрылся в Польше. По сообщениям летописей, возвратившись, Даниил не нашел во Владимире-Волынском ни одного живого человека, а в Берестье не смог даже въехать из-за смрада непогребенных тел — причем это было уже в 1242 г., т. е. по прошествии года после разорения! Естественно, первоочередной задачей Даниила стало восстановление разрушенных городов и сел. От этого его постоянно отвлекал то один, то другой претендент на Галицкий стол, а год спустя некий Актай, его осведомитель из Половецкой степи, сообщил: «Батый воротилъся есте изо Угоръ, и отрядил есте на тя два богатыря возъискати тебе, Манъмана и Балаа». И Даниилу, который не был готов противостоять монгольским отрядам и не желал признать власть великого хана, пришлось оставить свою резиденцию Холм и вместе с митрополитом Кириллом бежать на Волынь, к Васильку [ПСРЛ 1908, с. 795].
Можно только догадываться, какие именно указания дал Бату багатурам Маноману и Балаю. Одни считают, что это был еще один набег на Русь, хотя и менее крупный, чем прежде [Пашуто 1956, с. 193], другие — что это были послы Бату, направленные к Даниилу и Васильку с целью вызвать (и, возможно, сопровождать) их к Бату [Хрусталев 2004, с. 235-236]. Как бы то ни было, Даниил от встречи с Балаем и Маноманом уклонился, и те в отместку вторглись в волынские земли, дошли до Володавы на Буге, громя и разоряя местные села и деревни, только что восстановленные после предыдущего нашествия. Однако Бату, по-видимому, решил уладить конфликт с Романовичами мирным путем и вскоре отозвал своих посланцев из волынских земель, позволив Даниилу активизировать действия против Михаила Черниговского, его сына Ростислава и их союзников — поляков и венгров. 17 августа 1245 г. русско-польско-венгерское войско Ростислава Михайловича было разгромлено войсками Романовичей у города Ярослава. Сорокалетняя война за господство над Галицко-Волынской Русью, начавшаяся в 1205г. после гибели Романа Великого, отца Даниила, была завершена. И тут Бату разом превратил эту блистательную победу в пиррову! Почти сразу после Ярославской битвы к Даниилу прибыл посланец от Мауци («Могучея») с лаконичным посланием: «Дай Галич!» Если бы Даниил и на этот раз уклонился от переговоров с представителями Бату, это вполне могло повлечь очень тяжелые для Галицко-Волынской Руси последствия: города его не были укреплены, войска поредели после битвы под Ярославом. Поэтому князь принял именно такое решение, какого, собственно, и добивался Бату: «Не отдам половину своей отчины, поеду к Батыю сам» [21].
Визит Даниила к Бату представлен в Ипатьевской летописи как бесконечная череда унижений галицкого князя монголами [ср.: Кучкин 1990, с. 21-22]. Негативный настрой Даниила по отношению ко всему «татарскому» отмечается летописцем уже с самого начала путешествия князя: «Оттуда он поехал к Куремсе и увидел, что нет у них хорошего. После этого он стал еще сильнее болеть душой, видя, что ими обладает дьявол: мерзкие их кудеснические пустословия, Чингисхановы наваждения, его скверное кровопийство, многое волшебство». В самой ставке Бату Даниилу докучал некий «человек Ярослава» по имени Соногур: «Твой брат Ярослав кланялся кусту, и тебе придется поклониться». Согласно сведениям летописца, слова Соногура и опасения Даниила не оправдались: «В это время его позвали к Батыю, и он был избавлен богом от злого их волшебства и кудесничества». Но вместе с тем Даниил все же «поклонился по обычаю их»! То есть и речи не шло о том, что его избавили от необходимости исполнить основные и необходимые ритуалы, свидетельствующие о признании более высокого статуса Бату. Напротив, для русских князей, приезжавших в ставку монгольского правителя, эти действия становились уже нормой: поклониться изображению Чин-гис-хана, став на оба колена, пройти между огней, чтобы «очиститься», преклонить колено перед шатром Бату и, стоя на коленях, общаться с самим правителем Улуса Джучи [см.: Рыкин 1999, с. 211-212; Юрченко 2003в, с. 79]. Даниил все это исполнил, и Бату не мог не оценить стремления га-лицкого князя найти общий язык с монголами — особенно после прежних попыток Даниила уклониться от встречи с ним. Благодушие Бату отразилось в словах, переданных летописцем: «Даниил, почему ты раньше не приходил? А сейчас пришел — это хорошо».
Исполнив обязательные ритуалы, Даниил, согласно монгольским обычаям, приобщился к монгольской имперской системе и, став одним из представителей правящей элиты, имел право на определенные привилегии, одной из которых являлось питье кумыса. Это стало еще одним испытанием для Даниила Романовича — «западника» и православного христианина. Бату сказал ему: «Пьешь ли ты черное молоко, наше питье, кобылий кумыс?», на что Даниил отвечал: «До сих пор не пил. Сейчас, раз велишь, выпью». Чтобы понять, насколько была велика жертва Даниила, следует иметь в виду, что для христиан питье кумыса считалось чем-то вроде отказа от веры. Вильгельм де Рубрук отмечает, что «находящиеся у них христиане... не пьют его и, даже когда выпьют, не считают себя христианами, и их священники примиряют их тогда со Христом, как будто они отказались от христианской веры», хотя впоследствии откровенничает на свой счет: когда он посетил Байджу-нойона, тот «дал нам выпить вина, а сам пил кумыс, которого я также выпил бы охотнее, если бы он дал мне. Однако вино было молодое и отменное. Но кумыс приносит более пользы голодному человеку» [Вильгельм де Рубрук 1997, с. 115, 183; Языков 40, с. 181; см. также: Юрченко 2003в, с. 79; ср.: Жуковская 2005, с. 232]. Летописец называет кумыс «черным молоком», подчеркивая неприятие его представителями истинной веры. Между тем речь идет о так называемом «черном кумысе»— своего рода элитном напитке, который пили только представители высшей степной знати. Не исключено, что тот же Байджу не угостил Вильгельма де Рубрука кумысом, который пил сам, посчитав статус францисканца слишком низким для такого благородного напитка! А Бату вручил Даниилу чашу этого «нектара» со словами: «Ты уже наш, татарин. Пей наше питье!» Монгольский правитель мог не понять нравственных мучений Даниила, однако от его проницательного взора не ускользнула реакция князя на кумыс: когда тот направлялся «на поклон» к Боракчин, супруге Бату, ему была вручена чаша вина со словами: «Не привыкли вы пить кумыс, пей вино!» Очевидно, Бату хотелось любым способом найти общий язык с правителем Галицко-Волынской Руси.
Наследник Джучи отпустил Даниила «с честью», официально признав его правителем Галича, но князь сохранил ощущение пережитого унижения. Сам факт признания русским князем, игравшим ключевую роль в политике Центральной Европы, зависимости от степных варваров мог усугубить его душевные страдания. Не случайно его летописец пишет: «О злее зла честь татарская! Даниил Романович, великий князь, владел вместе со своим братом всею Русской землей: Киевом, Владимиром, Галичем и другими областями, а ныне стоит на коленях и называет себя холопом! Татары хотят дани, а он на жизнь не надеется». Подливая масло в огонь, он сравнивает Даниила с его отцом Романом Мстиславичем: «Его отец был царь в Русской земле, он покорил половецкую землю и повоевал иные области. Сын его не удостоился чести», подчеркивая ту пропасть, какая простерлась между «царем Русской земли» и его сыном — «холопом» правителя Улуса Джучи.
При исследовании обстоятельств поездки Даниила Галицкого к Бату возникает вопрос: почему Даниил признал зависимость от Бату, а не от самого великого хана? Почему он не был отправлен в Каракорум — подобно Ярославу, его сыновьям Александру и Андрею, Борису Ростовскому и другим князьям? Михаил Черниговский был казнен в ставке Бату, но он, как уже было отмечено, не приобрел статуса вассала, и потому не было необходимости решать его судьбу в Каракоруме. Даниил же вошел в иерархию Монгольской империи, добился высоких почестей, почему же его новый статус не был подтвержден великим ханом? Источники не дают ответа на этот вопрос. Полагаю, Даниил мог быть признан не вассалом монголов, а их союзником, хотя других примеров подобных отношений между Бату и русскими князьями мы не встречаем.
21
Нижеприведенные цитаты из рассказа о поездке Даниила к Батыю даны по: ПДДР 1981, с. 313-315 (Ипатьевская летопись).