Страница 124 из 130
Биологическая или эволюционная теория происхождения мистического опыта
и высших переживаний (возможно, с тем же успехом мы можем говорить о
духовном и религиозном опыте) вновь возвращает нас к утверждению, что
в конце концов человек должен перерасти устаревшее противопоставление
<высшего> <низшему>, или <глубинному>. Теперь мы можем понимать
<высшее> переживание и как радостное слияние с запредельным знанием, с
одной стороны, и как глубинный опыт человеческой животности, как
чувство принадлежности к виду, согласие с собственной глубинной
биологической природой, изоморфной всему миру природы, - с другой
стороны.
Такая эмпирическая, миролюбивая или, лучше сказать природолюбивая,
трактовка высших ценностей уже не будет подталкивать нас к определению
<трансцендировавшей человека> природы в терминах внешнего по отношению
к человеку и чуждого ему, как это делает Хешел. Тесную связь человека
с трансцендировавшей его природой можно назвать <биологическим опытом>
человека. Пока мы не можем заявить, что природа любит человека, и все
же она не враждебна к нему, она разрешает ему жить, развиваться и
время от времени дарует ему мгновения великой радости.
XXIII
Высшие ценности - это не отношение к ним того или иного человека, не
его эмоциональная реакция на них. Высшие ценности требовательны к
человеку, вызывают у него своего рода <чувство долга> и чувство
собственной ничтожности.
Высшие ценности разумно было бы отделить от отношения к ним, отделить
хотя бы в той мере, в какой эта трудная задача выполнима. Приведу
перечень разных видов отношения к высшим ценностям (или к высшей
реальности): любовь, благоговейный трепет, обожание, уничижение,
почтение, чувство незаслуженности, удивление, ощущение чуда,
экзальтация, благодарность, страх, радость и другие (85, с. 94).
Очевидно, что все это - эмоционально-когнитивные реакции человека на
нечто внешнее, отдельное от него или описанное как отдельное от него.
Понятно, что по мере слияния человека с миром в высшем переживании или
посредством мистического опыта частота подобных, отнесенных вовне,
реакций будет снижаться, <Я> как отдельная сущность будет стремиться к
исчезновению.
Я предполагаю, что главной причиной, из-за которой отдельность <Я> все
же сохраняется (я не говорю сейчас об очевидных преимуществах ее для
теоретического осмысления и научного исследования), является редкость
и кратковременность величайших мгновений высших переживаний, мгновений
озарения, безысходного отчаяния, экстаза и мистического слияния. Даже
Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей
349
самые чувствительные люди тратят на них мизерную долю своей жизни.
Гораздо большее время они более-менее спокойно созерцают открывающиеся
им пределы постижимого и радуются возможности и близости озарения (не
стремясь при этом к экстатическому слиянию с высшим). Вернее было бы
говорить о <приверженности> постижению высшего, как это делает Ройс
(131), но кроме этого также о долге, ответственности и преданности
этому делу.
Кроме того, приняв подобную теоретическую структуру, мы уже не станем
думать, что реакции на высшие ценности могут быть случайными или
предумышленными. Все изложенное выше заставляет думать о них как о
необходимых, уместных, требуемых, правильных, логичных и верных, то
есть, мы начинаем понимать высшие ценности как нечто заслуживающее или
даже требующее, взывающее к любви, благоговейному страху, почтению.
Наверняка вочеловеченный человек не мыслит себе жизни без этих чувств.
Нельзя забывать, что постижение абсолютных истин зачастую вызывает у
человека острое чувство собственной ничтожности, ограниченности и
порочности перед лицом высшего; он понимает краткость, быстротечность
и конечность своей жизни, свою человеческую беспомощность.
XXIV
Весь словарь терминов, описывающих мотивацию, должен быть иерархичным
хотя бы потому, что метамотивы (или мотивы роста) требуют несколько
иных характеристик, чем базовые потребности (<нужды>).
На основе описанного выше различия между сущностными ценностями и
отношением к ним можно сконструировать еще один иерархический Перечень
мотивов (я говорю о <мотивах> в самом общем и широком смысле этого
слова). Я уже рассказывал об иерархических отношениях между разными
проявлениями удовлетворения, наслаждения и счастья, выстроенных в
соответствии с иерархией потребностей - от <нужд> к метапотребностям
(82). Мы должны помнить, что само по себе понятие <удовлетворение
потребности> на уровне метамотивов, или мотивов роста,
трансцендируется, на этом уровне невозможно буквальное удовлетворение
потребности. То же самое относится и к пониманию счастья, которое
тоже может быть трансЦендировано на высших уровнях. То, что на более
низких уровнях было удовлетворением, наслаждением или счастьем, здесь,
на более высоких уровнях может трансформироваться в своего рода
космическую печаль, грусть или отрешенное созерцание. На низших
уровнях, на уровнях базовых нужд мы говорим, что мы движимы чем-то или
отчаянно хотим чего-то, страдаем от нехватки чего-то, боремся за
что-то или нуждаемся в чем-то, как например, когда нам нечем дышать
или сильно болит голова. По мере того, ка"к мы поднимаемся на более
высокие уровни потребностей, мы все чаще употребляем такие слова как
<желание>, <стремление>, <предпочтение> или <вы-
350
Метамотивация
бор>. Но на высших уровнях, на уровне метамотивации, и эти слова
становятся неуместны, и мы начинаем говорить о любви, обожании,
восхищении, воодушевлении, вдохновении, завороженности, очарованности.
Здесь же, на уровне метапотребностей, мы наверняка столкнемся с
проблемой ограниченности нашего языка, с его неспособностью верно
передать чувство правильности, долженствования, уместности, абсолютной
справедливости нашей любви к тому, что по определению и сущности
заслуживает и требует любви, что должно любить.
Все эти слова предполагают отдельность любящего человека и предмета
его любви. Но где найти слова для описания любви и желания, когда
отдельность преодолена, когда любящий во многом идентичен любимому, а
желанное стало частью взыскующего? Как рассказать о слиянии желания и
желанно сти?
Могу предложить вам описание этого в духе Спинозы, как трансценденцию
свободной воли во имя высшего детерминизма. Человек, взошедший на
уровень метамотивации, свободно, счастливо и всем сердцем принимает
детерминизм бытия. Человек соглашается и желает предначертанного ему
не подневольно, не <эго-дистонично>, но с любовью и энтузиазмом. И чем
ярче озарение, приведшее его на эти высоты, тем более <эгосинтонично>
слияние свободной воли и детерминизма.
XXV