Страница 55 из 94
В X и XI веках город пользовался славой настоящего порта, хотя был окружен горами и находился в тысячах миль от ближайшего моря. Здесь строили лодки, которые потом экспортировали и продавали по всему Оксу. К 1333 году, когда через сто лет после монгольского нашествия туда прибыл Ибн Баттута, новый Термез был «большим и прекрасным городом, полным деревьев и воды», не говоря уже о дворце, тюрьме, великолепном канале, городских стенах и девяти воротах. Его рынки были полны торговцев и покупателей, которые искали знаменитые пряности и благовония. Марокканец продолжает: «Тут множество винограда и айвы, источающих восхитительный аромат, а также свежего мяса и молока. Жители моют голову в бане молоком. Владелец каждой бани держит большие кувшины, наполненные молоком, и каждый человек берет чаши, чтобы вымыть голову. Это делает волосы свежими и блестящими».
Посетив Термез в 1404 году, Клавихо не заметил блеска и свежести волос жителей, но также описал «огромный город». «Нас окружили заботами и выполняли любую нашу просьбу», — с удовольствием вспоминает он.
В последующие годы Термез неоднократно захватывался и разрушался соперничающими вождями, в том числе сыном Тимура Шахрухом и внуком Улугбеком. Стратегическое значение его положения на берегах Окса заставляло сравнивать его с драгоценным камнем, который поочередно захватывает то один, то другой честолюбивый строитель империи. В XIX веке Термез оказался русским бастионом, противостоящим британской экспансии в Великой Игре, когда обе страны старались сохранить Афганистан в качестве буферного государства между империями, используя для достижения своих целей пионов-полиглотов и подкуп. В 1937 году прибытие Фицроя Маклина позволило кое-что узнать о полузабытом советском аванпосте. Однако, если не считать Маклина, в этот город не попадали никакие иностранные путешественники [74].
Стратегическое значение города снова проявилось в 1979 году, когда советские танки впервые ворвались в Афганистан. В следующее десятилетие в Термезе располагался штаб советских захватчиков. Это была одна из самых бесславных военных авантюр СССР, и в 1989 году Термез, не веря собственным глазам, следил, как советские солдаты тащились обратно через Оке, потерпев унизительное поражение. После этого предмет спора улетучился, и город сразу же сошел с мировой сцены, превратившись в пыльное, безвестное захолустье. Сегодня все, что осталось от трагической имперской ошибки Москвы, — это горькие воспоминания и ряды ржавеющих артиллерийских орудий перед старым фортом. Термез превратился в нищий призрак города, стоящего на песчаных берегах Окса.
Если двигаться тем же путем, каким Тимур шел в Афганистан, то придется пересечь реку Оке. В 1398 году это не стало проблемой для Завоевателя Мира. Если он желал пересечь реку, то приказывал строить мост. Как только он и его армия оказывались на другом берегу, постройку тут же разбирали. Оке представлял собой фактическую границу его империи. Движение на север приветствовалось, зато на юг уходить никому не разрешалось. Имелись вполне разумные практические причины поступать именно так. Как писал Клавихо:
«За этой рекой простирается царство Самарканте, а земля его называется Могалия (Моголистан), а язык мугальский, и этого языка не понимают на этой стороне реки, так как все говорят по-персидски и понимают друг друга, ибо разница между [местным] языком и персидским небольшая. Письмо же, которое используют самаркантцы, [живущие] по ту сторону реки, не разбирают и не умеют читать те, что живут по эту сторону, а называют это письмо могали. А сеньор при себе держит нескольких писцов, которые умеют читать и писать на этом [языке]. Земля этого царства Самарканте очень населена, а почва [там] плодородная и всем богата. На этой большой реке есть обычай, который сеньор требует соблюдать: как только он перейдет с одного берега на другой, то после него никто не имеет права пройти по мосту, и тотчас его ломают. А по реке ходят лодки и перевозят людей с одного берега на другой, и никому из Самаркантского царства не разрешается переезжать на лодке [на другой берег], если он не покажет грамоту или указ с разъяснением, откуда и куда направляется, даже если бы он был и из соседних [владений]. А кто хочет перебраться в царство Самарканте, может это сделать без предъявления какой-либо грамоты. К этим лодкам царь приставил большую стражу, и она собирает значительную пошлину с тех, кто пользуется ими. А эта стража у реки поставлена вот для чего: сеньор привел в самаркантскую землю много пленников из завоеванных им стран для поселения здесь, так как он прилагает много сил для многолюдства и возвеличения ее, [а стражников он поставил для того], чтобы [эти люди] не разбегались и не возвращались в свои земли. И даже когда ехали посланники, они встречали людей сеньора в Персидской и Хорасанской землях, которые, если находили сирот, или бездомных, или каких-либо бедняков, мужчин и женщин, не имевших ни дома, ни имущества, то силою брали их и уводили в Самарканте для поселения там».
В начале XXI века путешественник, едущий на юг, сталкивается с такими же трудностями. Так называемый Мост Дружбы, связывающий Узбекистан и Афганистан, был закрыт на два года. Ташкент не был другом талибов. Опасаясь, что из Афганистана через Оке начнется экспорт радикального исламизма, узбеки закрыли мост со своей стороны.
Я сделал попытку добиться разрешения продолжить свое путешествие через границу. Земля Афганистана на другом берегу Окса таяла в полупрозрачной дымке. Командир пограничной заставы, этнический узбек в больших черных очках, с четырьмя звездами на погонах и непроницаемым выражением лица, приехал на джипе. Он раздраженно сказал мне: «Вы приехали в запретную зону без разрешения, и о вашем визите будет доложено. Вы должны немедленно уехать».
«Сэр, это путешествие я проделываю в честь великого амира Тимура, символа нового независимого Узбекистана. Я пишу книгу об этом историческом герое. Для меня очень важно пересечь Оке, чтобы отдать дань уважения его блестящим завоеваниям».
Он снял свои очки и бросил на меня тяжелый взгляд. «Меня не колышет ни Тимур, ни ваша книга. Это запретная зона. Ваше время на границе истекло. Убирайтесь отсюда. Прощайте».
Разумеется, в 1398 году Тимур не сталкивался с подобными правительственными запретами. Он сам себе был правительством. Быстро форсировав Окс, он повел армию на юго-восток мимо Балха, места своей коронации в 1370 году. Они прошли 150 миль, прежде чем достигли Андараба, где Каменный Пояс поднимался во всем своем ужасном великолепии. Здесь Тимур оставил главные силы своей армии и пошел во главе маленького отряда на 30 миль на восток. Хотя вокруг падал снег, они форсировали перевал Хавак, высота которого равнялась 12600 футам и была естественной защитой воинственных племен кафиров. Так как, по словам Язди, «великий Тимур всегда стремился истреблять неверных, чтобы приобрести больше славы, дабы доказать самому себе величие своих завоеваний», вполне естественно, что он обратил свое внимание на эти воинственные племена.
Здесь, на Крыше Мира, среди обледеневших пиков и проходов Гиндукуша, погода стремительно ухудшалась. Люди Тимура были стойкими воинами степей и пустынь, но не имели никакого опыта действий в столь ужасных условиях. Лошади скользили и разбивались насмерть. Потери были очень велики. Двигаясь по ночам, чтобы не скользить на тающем льду, отряд продолжал двигаться вперед. Если встречались пропасти, их форсировали с помощью веревок. Однажды воинам Тимура пришлось спускать старого императора на веревках с высоты 1000 футов. Они попытались сделать то же самое с лошадями, однако уцелели только две, поэтому Тимуру пришлось идти пешком, как самому бедному пехотинцу. Весь его отряд оказался спешенным. Однако он не отдавал приказа останавливаться. Какие бы ни встречались трудности, горские племена неверных следует покорить, прежде чем настанет черед Дели.
74
Фицрой Маклин, офицер британской армии и посол Уинстона Черчилля, писатель, политик, шпион и бесстрашный путешественник, прибыл в Термез после долгого и бурного путешествия по железной дороге, когда единственным развлечением были огромные порции водки и «розовые советские сосиски». В классической истории своих приключений в советской Центральной Азии «Восточные подходы» он рассказывает о своем невероятном задании — переплыть Оке на лодке из Термеза в Афганистан. То, что у него возникло множество препятствий, вполне понятно. Советские власти посоветовали ему вернуться поездом в Москву и уже оттуда вылететь на самолете в Кабул, а не пытаться переплыть реку. Но неукротимый Маклин предпочел более прямолинейный вариант. Найти подходящую посудину для его путешествия оказалось непросто. Лодка, которую он в конце концов выбрал, «носила пышное название «XVII съезд партии» и отличалась полным отсутствием мотора». Ее капитан оказался любопытным типом. Он сообщил Маклину, что изучал английский по книге «Лондон с верхнего сиденья омнибуса». «Однако весь его словарный запас для разговора ограничивался одной загадочной фразой «Мы сделать вери велл», которую он произносил с неописуемой гордостью». После того, как лодка пересекла реку, экипаж тщательно пересчитали, чтобы удостовериться, что никто не сбежал. После этого без дальнейших задержек «замечательное судно отошло кормой вперед и направилось в Советский Союз, словно капиталистический мир был заражен чумой». Прим. авт.
Непонятно, каких послов мог иметь рядовой член палаты общин Уинстон Черчилль. 1937 год его биографы называют «периодом максимальной отстраненности от политики». Лишь в сентябре 1939 года, уже после начала Второй Мировой войны, он стал Первым лордом Адмиралтейства — морским министром Великобритании, вернувшись на государственную службу. Прим. пер.