Страница 30 из 138
— Но скажу вам откровенно, — произнес барон, обхватывая за талию более рослого Константина Петровича правой рукой, а другой поглаживая племянницу по чудесным локонам, — скажу вам откровенно, что во всем повинен таинственный русский характер. Зачем император отправился в Париж после войны в Крыму? Я не занимаюсь астрологией, но ни один старинный звездочет не одобрил бы его поступка. И вообще вы, русские, постоянно занимаетесь преобразованиями, вы регулярно вводите новые положения и законы. Вы не осознаете, что все зависит от личности и что плохой закон в руках хорошего и честного чиновника намного лучше, чем хороший закон в руках негодяя и вора.
В ворохе слов барона иногда попадались зерна истины. Константин Петрович посмотрел на Катю и увидел, что жена обратила внимание на последнюю фразу дядюшки. А дальнейшая его речь просто удивила и обрадовала Константина Петровича.
— Все благодетельные изменения во вселенной совершаются крайне неторопливо. Проходят миллионы лет, пока Всесильный что-либо изменяет там. — И барон вытянул тонкий и холеный палец над головой. — Человечество не должно спешить. Только тогда реформы будут благотворными, если, конечно, французские коммунары перестанут мутить европейскую воду, красную от пролитой крови. Вселенная — прекрасный пример для преобразований человеческого социума. Великий пример!
«Астроном не лишен политического и юридического чутья, — подумал Константин Петрович. — Горчакову, Милютину и Рейтерну было бы у кого поучиться. Оказывается, люди отвлеченных, но точных наук не чуждаются осторожности и вполне могли бы давать правителям разумные советы». Подобные беседы барон фон Энгельгардт вел с Константином Петровичем не раз, поглядывая на мужа племянницы отнюдь не с иронией, а с лукавой хитрецой. Он был не столь простодушен и наивен, как показалось сперва. В каждый новый политический заход он каким-то таинственным образом избирал обостренную прямотой и волнующую Константина Петровича тему. Сюда бы заполучить Юрия Самарина! В один из последних дней, за ужином, когда путешественники возвратились из картинной галереи, где вдосталь налюбовались Рафаэлем и Джорджоне, а также Яном Вермеером Делфтским, которого Константин Петрович особенно ценил за «Девушку с письмом», чарующая копия висела между окнами в простенке кабинета на Большой Конюшенной, там, в доме финской церкви, он снимал первую свою с Катей петербургскую квартиру, — так вот, в тот вечер барон затеял дискуссию о Прибалтике. Фамилия Энгельгардтов, могучая и разветвленная, несколько веков назад появилась в дворянских книгах Лифляндии, Курляндии и Эстляндии, вместе с тем и центральные русские губернии, особенно вокруг Москвы, числили ее представителей среди самых знатных родов.
— Император Александр обращает внимание на самые разные предметы, однако он ни разу не посетил ни Ригу, ни Ревель, насколько мне известно. А напрасно! Что есть Россия без Балтийского побережья? Что есть Россия без северных портов? Русских на побережье мало. Великолепные имения царских наместников буквально тонут в море населения, которое представляет собой благодатную почву для лютеранских пасторов. Они помогают управлять очень важными в военном и хозяйственном отношении территориями немецким баронам. В Петербурге они придворные царя, у кромки Финского залива они друзья прусского короля и германских рыцарей. Это я вам говорю, барон фон Энгельгардт! И говорю потому, что очень хорошо отношусь к вашему императору. Энгельгардты всегда любили Россию, а многие ей служили. Простой народ ни в Курляндии, ни в Лифляндии, ни в Эстляндии не знает православия и не слышит русской речи. Чем такое положение чревато?! Нет русских школ, нет православных храмов. Мы, Энгельгардты, веротерпимая фамилия. Ваша Катя православная. И слава богу! Я, как у вас выражаются, иноверный. Вы, русские, пожалеете, что нарушили завет герра Питера и оставляете ваш северный форпост в небрежении…
«Да он не астроном, а стратег и географ», — мелькнуло у Константина Петровича. Наследующий день они расстались с Дрезденом и с бароном, которого Константин Петрович еще не раз вспомнит. Зальцбург, Прага, Варшава и Дрезден откатились назад. Щеки у Кати порозовели. Альпийский воздух дачи под Зальцбургом давал о себе знать.
Кто бы говорил…
Я написал достаточно страниц о Константине Петровиче Победоносцеве, и пришло время ро кое-каким проблемам объясниться с читателем, над которым, несомненно, тяготеют старые и ложные представления о личности обер-прокурора Святейшего правительствующего синода.
Победоносцев — один из важнейших участников отечественного исторического процесса последней четверти XIX века и первых лет XX-го и до Богом проклятых революций в России пользовался — чего греха таить — у большинства либеральной интеллигенции и у части просвещенной бюрократии и в определенных церковных кругах ужасной репутацией. Даже люди, обладающие вполне самостоятельным и независимым от общественного мнением, такие как Александр Александрович Блок или Василий Васильевич Розанов, не говоря о придворных и чиновниках самого высокого ранга, как, например, граф Петр Александрович Валуев и Александр Александрович Половцов, считали обер-прокурора виновником разрушительных бед, свалившихся на страну. Я не стану приводить обильные дореволюционные высказывания, принадлежавшие различным деятелям, которых объединяла лишь одна черта: полное отсутствие политического корыстолюбия. Их оценки были искренними, но ошибочными в долгосрочном плане. Ради справедливости надо особо подчеркнуть, что они отвергали инсинуации и клевету в качестве аргумента в борьбе за лучшее будущее России, естественно, так, как они это лучшее будущее себе воображали. Наиболее сильные в интеллектуальном отношении из них были от природы идеалистами, интеллектуалы средней руки — фантазерами.
Я не стану приводить здесь и характеристики большевиков, подобных Владимиру Ленину или Михаилу Покровскому, по понятным соображениям. Что могут сказать разрушители храмов и сторонники насилия об обер-прокуроре Святейшего синода, если они без суда казнили императора Николая II и умертвили его детей, в том числе и несовершеннолетних, причем осуществили сие деяние вполне сознательно и пытались затем скрыть отвратительное и ничем не оправданное преступление! Никакое приближение колчаковских войск не может служить объяснением расстрела — провозвестника будущих сталинских расстрелов, которые часто носили маску гаранинских, ежовских или бериевских. Я приведу лишь несколько фрагментов из сочинений наших современников, комментировавших деятельность Победносцева в эпоху, когда коммунистический режим близился к запоздалому, но закономерному и позорному краху или уже рухнул, когда стало ясно многим, что предостережения Константина Петровича Победоносцева не были пустым и реакционнымсловоизвержением. В финале я приведу, скорее, не воспоминание, а имитацию воспоминания человека, жившего с обер-прокурором в один исторический период, и, полагаю, это будет убедительная точка. Кто бы говорил об обер-прокуроре! Кто бы говорил… Все выдержки, кроме одной, анонимны. Возможно, авторы сами себя обнаружат, в неразумном гневе бросившись выискивать в моем повествовании недостатки и ошибки, которых нелегко избежать в любом объемном и значительном деле, а повествование о Победоносцеве и из скромности иным не назовешь.
Скверная нелепость
На улице застойные — брежневские — времена, не бесшабашные ленинские, не гробовые сталинские и не лицемерные хрущевские, и, казалось бы, пора одуматься, но вот что нам сообщает почтенный ученый муж и усердный читатель Победоносцева в грубо сколоченном, многостраничном труде: «Мировоззрение Победоносцева мало оригинально и эклектично. Победоносцев больше политик и практик, чем идеолог». Я не стану комментировать написанное сплеча и наотмашь этим автором, Что заняло бы слишком много времени и бумаги. Замечу, что к каждой фразе уместно было бы сделать примечание. Ведь Победоносцева все и всегда называли идеологом русского самодержавия, что, между прочим, совершенно соответствует истине. Он прежде всего идеолог и разработчик идеологии самодержавия двух последних царствований. Однако двинемся дальше и более не позволим разомкнуться до поры собственным устам.