Страница 51 из 165
Восьмого августа Винценгероде хотел сблизиться с войсками Барклая-де-Толли. Бенкендорфу он передал письменный приказ, послав одного из доверенных евреев, который пробрался через захваченную территорию, чтобы вручить его.
Девятого августа отряд собрался в полном составе и отступил от Витебска по направлению к Дорогобужу. А итальянскую дивизию генерала Пино Наполеон направил к Витебску наперехват, и здесь с ее авангардом схлестнулся один из казачьих полков. Сам Винценгероде поспешил к Духовщине, а Бенкендорф начал орудовать по ночам в тылу, мешая Пино сконцентрировать дивизию в единый кулак.
Бенкендорфа поразило варварское отношение итальянцев к людям на занятой территории и особенно осквернение православных храмов. Их превращали в конюшни, кухни, казармы, разбивали иконостасы, срывали оклады с икон.
Итальянцы добрый, веселый народ! Потомки Леонардо да Винчи, Данте и Ариосто.
— Послушайте, сударь, — сказал Бенкендорф итальянскому аристократу, имя и фамилия которого занимали несколько строк, — не стыдно ли вам за ваш народ?
— Нисколько, полковник. Посмотрим, как будут вести себя ваши солдаты в соборе Святого Петра.
— Вы допускаете подобную ситуацию? — спросил Бенкендорф, привыкший к тому, что пленные аристократы поначалу держали себя всегда нагло и отчужденно, особенно когда узнавали в русском офицере немца.
— А почему бы и нет, полковник? Буонапарте обыкновенный корсиканский разбойник, а не Александр Македонский. Имея такого безответственного противника, русские вскоре завоюют весь мир.
Бенкендорф с интересом оглядел итальянца и приказал Сурикову хорошо его накормить и дать итальянского вина из собственного трофейного запаса.
Страшному разгрому подвергся город Белая, и неудивительно, что бельский и сычевский исправники легко привлекли в партизаны десятки жителей. Помещики не менее охотно, чем крепостные, шли в летучие отряды.
В Поречье с помощью партизан Бенкендорф захватил сто пятьдесят французских солдат. Итальянцы каждый день расстреливали обывателей, заподозренных в содействии русской армии, и только внезапный налет драгун и казаков Винценгероде прекратил эти зверства.
Теперь любой манифест Наполеона вызвал бы обратную реакцию. Неуступчивость императора Александра с первых дней войны привела к тому, что Наполеон очень быстро упустил время для политических решений.
Девятнадцатого августа отряд наконец вышел на Дорогобужскую дорогу. Остановку сделали в селе Покров и оттуда посылали партии к большому Московскому тракту.
Впереди лежал Воскресенск. Фланговый марш удался вполне. Отряд находился в двух-трех переходах от главной армии, верховенство над которой уже принял Михайло Илларионович Кутузов при весьма драматических обстоятельствах.
Чего греха таить! Среди высшего командного состава русской армии творилось неладное. Соперничество и клевета, недостойные намеки и сплетни, доносительство и местнические споры разъедали именно ту группу людей, которая призвана была самим временем сплотиться как никогда теснее.
Князь Петр Багратион на одной из встреч с главнокомандующим Барклаем-де-Толли ругал его так, что генерал Ермолов вынужден был принять меры, чтобы нижние чины не оказались свидетелями перепалки, где выражение «дурак» относилось еще к самым мягким. Друг друга крыли, ни с чем не считаясь, прибегая к приемам совершенно недостойным, указывая на нерусское происхождение многих военачальников, что и подрывало к главнокомандующему доверие со стороны простого народа. Однако оставалось абсолютно непонятным, почему грузин Багратион был больше русским, чем лифляндец Барклай.
Наконец армию вручили Михайле Кутузову. Тут уж не подкопаешься. Хотите получить русского главнокомандующего — пожалуйста. И какого русского! Екатерининского закала! Участника штурма Измаила. Командующего Молдавской армией, разгромившей турок под Рощуком. Генерала, изучившего все хитрости Наполеона в неудачную кампанию 1805 года.
Да, дряхлый старик! Через год отдаст Богу душу. Но какой старик! Сам Бог его отметил.
Двадцать третьего августа полковнику Нейдгардту 1-му из квартирмейстерской части главной квартиры поручили перед Бородинским сражением укрепить правый фланг позиции. В помощь ему дали капитана Муравьева, отличного топографа, впоследствии прославившегося взятием Карса и оттого присоединившего к своей фамилии соответствующее добавление.
Едва Нейдгардт и Муравьев обследовали крутой берег Колочи, велели устроить закрытые батареи и распорядились сделать засеки в лесу, как вдруг — снегом на голову — явился в коляске Кутузов. Медленно и тяжело взбираясь на небольшое возвышение против левого фланга второго корпуса генерала Багговута, Кутузов живо обсуждал с сопровождавшим его генералом Толем выгоды избранной позиции.
Этот голубой и ясный день вообще изобиловал неожиданностями. Из застывшей бледно-зеленой густой рощи поблизости, мощно взмахивая крылами, поднялся в небо орел-великан и, ничего не страшась, гордо поплыл к группе военных. На несколько мгновений он буквально замер над головой Кутузова и затем взмыл к солнцу. Потрясенные Нейдгардт и Муравьев замерли в каком-то оцепенении. Генерал Багговут снял фуражку и громко сказал:
— Ein Adler, ach ein Adler! [40]
Кутузов тоже снял фуражку и широко перекрестился.
— Победа российскому воинству! — воскликнул он. — Сам Бог ее нам предвещает!
Эпизод у многих вызвал недоверие. Его причислили к разряду патриотических легенд. Но он так же правдив, как правдива история войны, сотканная из одних фактов. Когда спустя год тело Кутузова привезли в Санкт-Петербург, в небе над гробом тоже парил орел, что видели десятки тысяч людей. Вот это, быть может, и легенда, хотя и подтвержденная значительно большим количеством очевидцев.
Слух о добром предзнаменовании моментально распространился в армии и даже проник в тылы Наполеона.
Бенкендорф узнал об этом событии от Сурикова и немедля кинулся к Винценгероде, чтобы объявить построение.
— Ура императору Александру! Ура Кутузову! — надсадно кричали сотни глоток.
— Это первый шаг к победе, — сказал Винценгероде.
Отряд благополучно добрался до села Тесова, лежавшего на дороге из Гжатска в Сычовск. Рыщущих повсюду голодных фуражиров, отнимающих у крестьян продукты, подстерегали из хитро устроенных засад. Здесь, в окрестностях полусожженных и опустевших деревень, жестокость пришельцев проявлялась с не виданной дотоле откровенностью. Повсюду валялись трупы. Никто не мог чувствовать себя в безопасности — ни старики, ни женщины, ни дети. Женщин подвергали особо изощренным надругательствам, возили на телегах связанными за собой и пользовались, когда заблагорассудится. Многие от подобной жизни повреждались в рассудке и, если им удавалось освободиться, убегали в лес, чтобы там наложить на себя руки. Надо заметить, что подобного отношения к женщине не знала в XIX и XX веках в таком масштабе ни одна европейская война. Замужние не желали возвращаться в родные места, стыдясь того, что с ними сотворили, другие приходили в отчаяние, поняв, что их наградили дурной болезнью, третьи носили в своем чреве зародыш от неизвестного отца.
Однажды Суриков прискакал с докладом, что казаки в деревне застали французов прямо во время пирушки в бане с крестьянками, которых принуждали себя мыть. Когда Бенкендорф приехал в деревню и вошел в баню, перед ним предстала отвратительная картина, достойная кисти Босха. Он велел вывести французов наружу и расстрелять всех до одного — голыми, не позволив прикрыть срам. Молоденький паренек — эльзасец — никак не желал умирать, ползал на коленях, вспоминал родителей и клялся, что, если ему оставят жизнь, никогда не будет принимать участия в оргиях.
— Да я невинен, мсье! Я никогда не знал женщин. Клянусь!
Суриков снес эльзасцу голову одним ловким свистящим ударом. Тела побросали в бурьян на съедение волкам.
Винценгероде отступал через леса, окружавшие Москву. Гром пушечных выстрелов достигал предместий, распространяясь по течению реки. О Бородинской битве узнали в отряде только 27 августа, то есть 8 сентября по новому стилю, когда дошли до деревни Сорочнево на полдороге между Можайском и Волоколамском. Отряд нуждался в подкреплении, и Винценгероде собрался ехать к Кутузову, приказав Волконскому сопровождать его. Менее суток они провели в ставке. Главнокомандующий внял просьбе и отдал под начало Винценгероде егерский полк и шесть орудий на конной тяге.
40
Орел, орел! ( нем.)