Бенкендорф. Сиятельный жандарм

— Я знаю, — вздохнул Бенкендорф, — читал, помню.

— Ты не Парис, но мадемуазель Жорж, как я слышала, вполне способна сыграть роль прекрасной Елены, а корсиканец не откажется от лавров храброго и гостеприимного Менелая. Он тебя с удовольствием обвинит в том, чем сам страдает, — он тебя обвинит в вероломстве. Разрешения на брак, о котором ходит так много сплетен, ты не получишь. Для того надо оставить службу. Что ждет государя и российскую дипломатию, если сотрудники московских посольств начнут столь странным образом добывать себе жен и наложниц? Ни у одного из флигель- или генерал-адъютантов нет супруги-актрисы — пусть и знаменитой. О боги, боги! Уезжай в Южную армию, Alex. Я напишу сама графу Каменскому.

Бенкендорф молчал. Он понимал, что императрица-мать права. Узел затягивался туго. Бенкендорф не подозревал, что Бонапарт писал Коленкуру сразу после их побега, который в Париже восприняли как своего рода женский каприз. Но сам император придавал поступку более серьезное значение. Впрочем, он не отказался бы от сверхштатного французского агента при петербургском дворе. «Несколько артистов сбежали из Парижа и нашли себе убежище в России, — спешил сообщить корсиканец своему послу. — Мое желание, чтобы вам не было известно об их дурном поступке. В чем другом, а в танцовщицах и актрисах у нас в Париже недостатка не будет».

Отзвуком этого распоряжения и были слова Коленкура, сказанные императору Александру. Все, что раньше казалось Бенкендорфу приемлемым и даже необычайно важным, внезапно потеряло цену, померкло и уменьшилось в размерах до незначительности. Бенкендорф произнес несколько ласковых слов, пожелал здоровья императрице, поцеловал руку и покинул «Фонарик».

Над Павловском гремела гроза. Бенкендорф вскочил в седло и, не пережидая ливня, погнал коня в Петербург. В глубине души он и раньше понимал, что отношения с Марго обречены. Службу он оставить не в состоянии, и не потому, что у него нет средств. В службе царю — смысл жизни. Он мечтал служить. Служба заменяла семью, родину — все! Он относился к ней искренне и ничего другого не желал. Его связывало с Россией слишком многое Десятилетиями Бенкендорфы жили в чужой стране, и постепенно она стала для них единственной.

Косые струи исхлестали лицо, но вместе с тем принесли успокоение. Когда он отправится на войну с турками, между ним и Марго произойдет разрыв. На что-либо иное надеяться глупо. Утрата Марго невосполнима и горька, но служба при дворе научила справляться с чувствами, подавлять их. Недаром у русских есть пословица: близ царя — близ смерти. Надо готовить себя к любому исходу. Он впутался в интригу, в которой действовали люди, способные сломать судьбы миллионам. Конечно, из-за мадемуазель Жорж Бонапарт не двинет армию против России, но у него постепенно накапливались причины для враждебного отношения к ней. До истории с расстрелом герцога Энгиенского, отзыва из Парижа посланника Убри и непризнания императорского титула недавнего пожизненного первого консула екатерининский генерал Заборовский в 1779 году отклонил прошение поручика Наполеони ди Буонапарте о приеме его в царскую службу. Формальной причиной послужила претензия корсиканца на майорский чин. Через два года после бегства мадемуазель Жорж он получит новый афронт от императора Александра: ни великая княгиня Екатерина Павловна, ни великая княгиня Анна Павловна не примут его предложения. Ничего с Россией не получалось. Мир не приносил успокоения. Но он не желал с этим смириться. И громоздил одну ошибку на другую, пока не разразилась катастрофа. История появления в Петербурге мадемуазель Жорж стоит в ряду других болезненных уколов самолюбия. Пусть и не на первом месте. Нельзя смотреть на все эти факты как на маловажные и незначительные, если должным образом отнестись к бурному темпераменту, мстительному нраву и ни с чем не сравнимому самомнению корсиканца.

В поисках русского Савари

После аустерлицкого разгрома, короткого торжества под Прейсиш-Эйлау и жуткого поражения при Фридланде, после лицемерного Тильзитского мира и не менее лицемерного свидания в Эрфурте император Александр проявил острый интерес к французской полиции, тайно встречался и долго беседовал с Савари. При дворе сплетничали, что неофициальные разговоры русского императора с Наполеоном касались исключительно парижских актрис, одной из которых, веселой девице Бургоэнь, Наполеон велел отправиться в Россию. Бургоэнь ненадолго привлекла внимание северного властелина бесшабашной удалью, миловидной внешностью и манерами парижского gamin. В придворных кругах она не имела успеха, простой же народ валом валил на Бургоэнь.

Но это была лишь легкомысленная видимость. В действительности русских интересовала больше полиция, сыскная система и шпионские приемы. Чернышев собирал по крупицам сведения о работе французских тайных служб, иногда и за кулисами Гранд-опера и Comédie Française. По приезде в Париж Чернышев специально знакомился с деятельностью Фуше. Между прочим, он в конце концов перехитрил префекта Паскье и перед самой войной ускользнул из-под носа агентов с необходимыми досье, воспользовавшись подкупностью чиновников, неосторожно выдавших документы, позволяющие без хлопот оставить пределы ненавистной Франции. Бонапарт оттого впал в ярость, и немало полетело голов среди полицейского начальства. Император Александр, конечно, не Бонапарт, но и он в последнее время окружал себя тайными службами, требуя, в отличие от корсиканца, чтобы они действовали незаметно. Бонапарта подобные мелочи не волновали. Рев старой гвардии: «Vive l’empereur!» [29]— покрывал все. Этот рев давно отменил понятие репутации.

Жак де Санглен не случайно попадался Бенкендорфу на аллеях Юсупова сада. Он неплохо зарекомендовал себя в Ревеле у Репнина и показался императору Александру подходящей фигурой для создания тайной службы, работающей исключительно по заданию Зимнего дворца. Ему нравилось, что де Санглен не гнушался при надобности и сам кое-что вызнать. В тайной полиции часто поднимались со дна и выныривали на поверхность. Видок тому лучший пример. Тут талант нужен природный, а не генеалогическое древо или генеральские аксельбанты. Император Александр присматривался к новому человеку, появившемуся на горизонте, внимательно и не спеша. Наблюдать за мадемуазель Жорж — пустяк. Она не заговорщица и не шпионка. Но тонкость здесь необходимое условие. Вот Жак де Санглен и проходил в Юсуповом саду проверку на тонкость. Как член масонской ложи «Изида», он быстро подружился с гроссмейстером Бебером — директором кадетского корпуса и главным руководителем масонов в Петербурге. Через де Санглена в Зимнем становились известны протоколы важнейших заседаний, на которых обсуждались различные политические вопросы. Быть приятелем гроссмейстера Бебера оказалось весьма полезно для карьеры в стране, где масонство официально не поощрялось. Однако де Санглен пока не получал назначения, хотя лично докладывал императору сведения о мадемуазель Жорж и Бенкендорфе, почерпнутые из различных источников. Наружный агент Фогель целыми вечерами простаивал возле дома Грушкина.

Проект организации министерства полиции лишь обсуждался летом 1808 года императором Александром с ближайшими друзьями — Толстым, Балашовым и Кочубеем. Между тем сотрудников уже подбирали потихоньку. За месяц-другой настоящую секретную службу не сформируешь. На это уходят годы, тем более что император Александр капризен. Он по-прежнему не желает бросать тень на свою репутацию человека, разогнавшего Тайную экспедицию екатерининских и павловских времен, чиновники которой прошли выучку у Ушакова, Шувалова, Шешковского и Макарова. Вместе с тем он хочет подробно знать, что происходит в обществе, как действуют французские агенты и следует ли опасаться масонских сборищ. Без секретной службы бороться с Бонапартом нельзя. Ему нужен русский Савари. Именно Савари, а не Фуше. Ну что из того, что без шпионства полиция мертва? Неприятно, нелиберально, но выхода другого нет, и искать его бессмысленно. Так устроен мир. Он раньше не понимал, какон устроен. Он думал, что сладкие мечтания, которым он предавался на аллеях Царского Села с Адамом Чарторыйским, вполне осуществимы, если использовать силу самодержавной власти. Полицию клянут на чем свет стоит, а как где разбой — вопят: караул! Спасите! Или подсмеиваются: опять прошляпили, дурачье! Довольно он без тайной полиции намаялся. На одном будошнике страну не удержишь. Ему во что бы то ни стало нужен русский Савари. Де Санглена он знает давно. Помнит физиономию — лукавую и постную — во время присяги в Зимнем. На роль Савари не годится — мелковат. Но человек дельный, и вторым номером или в крайнем случае третьим ему быть в будущем министерстве полиции. А сейчас пусть вертится, крутится, завязывает связи.

29

Да здравствует император! ( фр.)