Страница 67 из 108
В отличие от социалистов, он не отвергает, а пытливо изучает многогранную суть частной собственности: "Подобает ли творческому духовному центру (человеку) иметь на земле некое прочное, вещественное гнездо, предоставленное ему и обеспеченное за ним, — гнездо его жизни, его любви, деторождения, труда и свободной инициативы?", "Возможен ли дух без свободы и творчества?", "Возможны ли свобода и творческая инициатива без частной собственности? И если подобает, если возможно, то в силу чего и на каких условиях?"
Ученик Ильина Роман Редлих вспоминал: "Ильин любил Россию сознательно и страстно. Он ненавидел большевизм и хорошо понимал его природу. Так же безошибочно он усмотрел и природу гитлеризма, едва тот начал входить в силу. Никогда не забуду вечера у него в кабинете в 1936 году и его совершенно точного описания грядущего похода Гитлера в Россию".
В 1934 году Ильин, который помогал Веймарскому правительству бороться против коммунизма, отказывается следовать указаниям нацистов. Его увольняют из Русского научного института. В течение нескольких лет ему еще удается издавать в Германии книги и читать лекции, но вскоре последовал категорический запрет и на это. Философу угрожал арест и заключение в концлагерь.
Летом 1938 года Ильину удалось бежать в Швейцарию. Иван Александрович писал, читал лекции на русские темы, объединенные общим названием "Сущность и своеобразие русской культуры", которые переросли в лекции о Пушкине, Гоголе, Достоевском, Толстом, Шаляпине, русской сказке, древнерусской архитектуре, о юродивых во Христе и других.
В этот период благодаря меценатской поддержке Шарлотты Барсейсс, слушательницы и поклонницы Ивана Александровича, вышел в свет трехтомник его философско-художественной прозы: "Я вглядываюсь в жизнь. Книга раздумий", "Поющее сердце. Книга тихих созерцаний" и "Взгляд в даль. Книга размышлений и упований". "Эти три книги, — писал его ученик Роман Зиле, — представляют собою совершенно своеобразное литературное творчество — это как бы сборники не то философских эскизов, не то художественных медитаций, не то просветительно-углубленных наблюдений на самые разнообразные темы, проникнутые одним единым творческим писательским актом — во всем видеть и показать Божий луч".
Через все творчество Ильина удивительным образом красной нитью проходит тема России. "Три речи о России" — это уникальный гимн своей родине и своему народу. С научной точностью Ильин исследовал не только их достоинства, но и недостатки. Он с горечью писал: "…не только отпала тысячелетняя государственная форма, но водворилась не "российская республика", как о том мечтала революционная полуинтеллигенция левых партий, а развернулось всероссийское бесчестие, предсказанное Достоевским, и оскудение духа; а на этом духовном оскудении, на этом бесчестии и разложении вырос государственный Анчар большевизма, пророчески предвиденный Пушкиным, — больное и противоестественное древо зла, рассылающее по ветру свой яд всему миру на гибель".
"Что сулит миру расчленение России" — так называется известная статья Ильина, где он говорит о внешних силах, пагубно влияющих на Россию: "…мировая закулиса хоронит единую национальную Россию. Не умно это. Не дальновидно. Торопливо в ненависти и безнадежно на века. Россия не человеческая пыль и не хаос. Она есть прежде всего великий народ, не промотавший своих сил и не спаявшийся в своем призвании. Этот народ изголодался по свободному порядку, по мирному труду, по собственности и по национальной культуре. Не хороните же его преждевременно! Придет исторический час, он восстанет из мнимого гроба и потребует назад свои права!"
Почему же великий философ так верил в будущее России, отстаивал ее честь и достоинство?
"…Быть русским — значит созерцать Россию в Божьем луче, в ее вечной ткани, ее непреходящей субстанции, и с любовью принимать ее, как одну из главных и заветных святынь своей личной жизни. Быть русским — значит верить в Россию так, как верили в нее все русские великие люди, все ее гении и ее строители. Только на этой вере мы сможем утвердить нашу борьбу за нее и нашу победу. Может быть, и не прав Тютчев, что "в Россию можно только верить", — ибо ведь и разуму можно многое сказать о России, и сила воображения должна увидать ее земное величие и ее духовную красоту, и воле надлежит совершить и утвердить в России многое. Но и вера необходима: без веры в Россию нам и самим не прожить, и ее не возродить".
Актуально и сегодня убеждение Ивана Ильина в том, что "России необходимо новое правосознание", которое должно "оберегать себя от западного формализма: для того чтобы создать такое правосознание, русское сердце должно увидеть духовную свободу, как предметную цель права и государства, и убедиться в том, что в русском человеке надо воспитать свободную личность с достойным характером и предметною волею. России необходим новый государственный строй, в котором свобода раскрыла бы ожесточенные и утомленные сердца, чтобы сердца по-новому прилепились бы к родине и по-новому обратились к национальной власти с уважением и доверием. Это открыло бы нам путь к исканию и нахождению новой справедливости и настоящего русского братства".
Ильин руководствовался очень высокими нравственными требованиями, которые предъявлял России и россиянам. Он сомневался, что "новое рассудочное экономическое доктринерство, по-коммунистически слепое и противоестественное", вряд ли доведет до добра. Россия в будущем, по мнению Ильина, должна "осуществить свою национальную земную культуру, проникнутую христианским духом любви и созерцания, свободы и предметности".
Строить государство — это значит "воспитывать в народе государственный образ мыслей, государственное настроение чувств, государственное направление воли". В своей речи "Об основных задачах правоведения в России", прочитанной незадолго до отъезда в эмиграцию, весной 1922 года, Иван Ильин провидчески заявил: "России необходимо поколение прозревших и перевоспитавших себя правоведов, которые сумели бы начертать и осуществить систему верного социального воспитания — воспитания в массе нормального субъекта права". Суждения Ильина о национальном образе и характере не лишены критического взгляда на определенный тип русского человека: "как властвующий — он взяточник, вымогатель и самодур, не умеющий и не желающий отличать публичное благо от частного и жертвовать вторым — первому". В себе, в своем сознании (правосознании) следует искать причины неудач, неприятностей, разлада и "не жмуриться перед лицом событий". И лишь тогда возможно обрести правовое и государственное видение фактов.
Со всей серьезностью относился он к миссии политиков и хотел чтобы они и сами осознали это: "…политика невозможна без идеала; политика должна быть трезво-реальной. Нельзя без идеала: он должен осмысливать всякое мероприятие, пронизывать своими лучами и облагораживать всякое решение, звать издали, согревать сердца вблизи… Политика не должна брести от случая к случаю, штопать наличные дыры, осуществлять безыдейное и беспринципное торгашество, предаваться легкомысленной близорукости. Истинная политика видит ясно свой "идеал" и всегда сохраняет "идеалистический" характер.
И в то же время политика должна быть трезво-реальной. Ее трезвый "оптимум" не должен покоиться на иллюзиях и не смеет превращаться в химеру…Истинная политика — сразу идеалистична и реалистична. Она всегда смотрит вдаль, вперед — на десятилетия или даже на столетия; она не занимается торгашеством по мелочам. И в то же время она всегда ответственна и трезва и не считается с утопиями и противоестественными химерами. Политика без идеи оказывается мелкой, пошлой и бессильной; она всех утомляет и всем надоедает".
С точки зрения Ильина, для взятия высокой "государственной планки" русскому народу необходимо духовное обновление: "…что же мы предлагаем и что мы будем пожизненно отстаивать? Прежде всего мы не верим и не поверим ни в какую "внешнюю реформу", которая могла бы спасти нас сама по себе, независимо от внутреннего, душевно-духовного изменения человека… Невозможно, чтобы дрянные люди со злою волею обновили и усовершенствовали общественную жизнь. Жадный пустит в ход все средства; продажный все продаст; человек, в коем Бога нет, превратит всю жизнь в тайное и явное преступление…Все великое и священное идет изнутри — от сердечного созерцания; из глубины — от постигающей и приемлющей любви; из таинственной духовности инстинкта; от воспламенившейся воли; от узревшего разума; от очистившегося воображения. Если внутри смутно, нечисто, злобно, жадно, скверно, то не поможет никакая внешняя форма, никакой запрет, никакая угроза, никакое "избирательное право", особенно всеобщее, равное и прямое".