Страница 6 из 11
– Это ложь! Этого не могло быть! – воскликнула Голубева.
Кожанов лгал: Голубев вел чистый бизнес, насколько это возможно в России, но бандиту доставляло удовольствие играть с беззащитной жертвой, как коту с мышкой, чувствуя полную ее от себя зависимость, страх, подчинение.
– Я все сказал; хочешь – верь, хочешь – нет! Но подумай сама, стали бы мы его валить, если хотели угнать только машины? Да мы бы вытряхнули его гонщика из «Лексуса», когда тот гнал тачку из Москвы, а «Паджеро» увели бы со стоянки. Легко и просто. Твой муж ответил за паскудство. Таких, как он, не жалеют ни на воле, ни на зоне. Надо было думать, когда кидал других.
– И все равно я вам не верю!
– Твое дело. Продолжим разговор. Где ты хранишь свои драгоценности, украшения? И где их хранит дочь?
Ирина безразлично ответила:
– В гостиной, в шкатулке, что в ящике старого секретаря у пианино. В шкатулке и мои украшения, и дочери. Все!
– И много там ценных вещей?
– Много. Муж часто делал подарки.
– Еще бы, бабло у него водилось. Значит, в шкатулке. Прямо-таки все, что имеете?
– Да.
– Говори правду!
– Я говорю правду.
– Смотри, мы обыщем дом, и если найдем что-нибудь ценное, кроме того, что лежит в шкатулке, то и ты, и дочь будете наказаны. Жестоко наказаны.
– Будто вы оставите нас в живых и без этого?
– Серьезные люди, – с напускной серьезностью сказал Кожанов, – которых так опрометчиво кинул твой муж, послали нас разобраться только с ним, забрать все ценное, машины и деньги в счет частичного погашения убытков, нанесенных им господином Голубевым. Убивать вас у меня приказа нет.
– Но мы же свидетели…
– Не думаю, что ты настолько глупа, чтобы рассказать ментам, кто убил мужа. Ведь тогда и ты подпишешь себе смертный приговор. И не только себе, но и дочери. Кстати, о деньгах. Вы недавно продали квартиру. Где бабки за нее?
– Или в сейфе, или в банке, муж не посвящал меня в подробности своих финансовых дел.
– А где у нас сейф?
– В кабинете, где ж ему быть?
– В кабинете? Хорошо!
Окунько ввел в комнату девушку и бросил ее на пол.
– Ты в кабинете сейф видел? – спросил у него Кожанов.
– Нет! Стол видел, кресло, диван, шкафы какие-то; сейфа не заметил.
Кожан повернулся к Голубевой:
– Мой друг не видел в кабинете сейфа. Что на это скажешь, Ирина Петровна?
– А ваш друг и не мог его увидеть. Сейф потайной.
– Даже так? И где тайник?
– За картиной, что висит между шкафами. Чтобы получить доступ к сейфу, надо приподнять нижнюю часть картины и сдвинуть ее влево. Но замок на сейфе кодовый, а код знал только муж.
Физиономия Кожана помрачнела.
– Ты, значит, кода не знаешь?
– Нет.
– А если подумать?
– Не знаю!
– А если очень хорошо подумать? Предупреждаю, мы не намерены цацкаться с вами. Ну?
– Не знаю!
Кожанов обернулся к Окунько:
– Картину в кабинете видел?
– Видел.
– Хорошо! Слышал, что сказала хозяйка дома?
– Слышал.
– Ты веришь, что она не знает кода замка?
– Не верю!
– Вот и я не верю. Придется прибегать к крайним мерам. Ты знаешь, что делать, начинай!
Старший банды вновь заклеил рот Голубевой. Окунько в это же время, наступив ногой на спину девочки, криво ухмыляясь, расстегнул ширинку, вытащил наружу возбужденный, солидных размеров член, открыл пачку презервативов и начал надевать резинку на свое мужское достоинство.
Голубева задергалась, замычала. Кожанов не обращал на нее внимания, глядя на действия подельника. Тот, управившись с презервативом, нагнулся к девочке, рывком поднял ее на колени, схватил за бедра, готовый войти в нее. Девочка хотела закричать, но бандит сильно ударил ее по голове, закрыв рот ладонью. Свободной рукой он раздвинул ее ноги. Мать замычала сильней. Кожан приказал:
– Погоди, Окунь! Кажется, мамаша хочет сообщить нам что-то важное!
Он нагнулся к Голубевой:
– Ты вспомнила код?
Ирина утвердительно закивала головой.
Физиономия Кожана перекосило подобие улыбки.
– Ну вот видишь! Зачем обманывала? Чуть дочь не загубила…
Он отклеил край ленты:
– Ну?
Женщина назвала шестизначное число.
Кожан, вернув ленту на место, повернулся к подельнику:
– Окунь! Заклей пасть сучке, свяжи ее и сиди здесь. Я к сейфу! Девку до моего прихода не трогать. Ты понял?
– Понял!
– И мандулу свою в штаны засунь, развесил, как ишак!
Окунько заржал:
– У меня размерчик что надо, бабы визжат от удовольствия.
– О деле думай!
Кожанов вышел из спальной комнаты, прошел в кабинет. Картину, на которой был изображен дом на берегу моря, увидел сразу. Она, как и говорила Голубева, висела между книжных шкафов. Кожан подошел к картине, взялся за багет, намереваясь сдвинуть в сторону, но картина осталась на месте, словно была прибита к стене гвоздями. Кожан вспомнил слова жены убитого коммерсанта и приподнял нижний край. Раздался щелчок, и багет, выйдя из пазов, свободно отошел в сторону. За картиной открылась ниша, а в ней – сейф. На панели слева – десять клавиш. Бандит нажал на шесть из них. Дверка сейфа открылась. Внутри лежали пачки тысячных и пятитысячных купюр, а также пачка евро, стянутая резинкой. Кожан довольно усмехнулся. Вытащил из кармана пакет, сложил в него деньги. Осмотрел внутренности сейфа. Кроме каких-то документов, ничего ценного больше не нашел. Прикрыл сейф, картину на место возвращать не стал. Незачем! Да и Демьян приказал имитировать ограбление, сейф или какой-либо тайник не закрывать. С пакетом он зашел в спальню, сказал, взглянув на Окунько:
– С сейфом баба не набздела, посмотрим, что с ценностями.
Положив пакет на стол и, закрыв опорожненный сейф, Кожан спустился в гостиную. Шкатулку нашел там, где сказала Голубева. Открыл крышку, благо шкатулка не была закрыта. Открыл и присвистнул: она доверху была заполнена драгоценными украшениями. Чтобы рассмотреть их, Кожан высыпал содержимое шкатулки на столик. Увидел и перстни с большими, переливающимися в свете фонаря камнями, и броши, и цепочки, и подвески, и колье – много чего, что стоило немалых денег. Мысль прихватить что-нибудь себе пришлось отбросить. Унести отсюда можно, но Демьян найдет, обязательно всех обыщет. А найдет – лишишься не только заначки, но и головы. Тем более что при назначенном вознаграждении рисковать из-за лишних двухсот-трехсот тысяч станет лишь глупец. Сбросив драгоценности в кейс и осмотрев дом, Кожанов выглянул на улицу. Ренькова не увидел, поэтому тихо позвал:
– Лысый!
Тот внезапно возник из-за угла.
Старший банды от неожиданности вздрогнул, сплюнул на брусчатку двора:
– Тьфу ты, черт бы тебя побрал! Отозваться не мог?
– А че отзываться, если рядом!
– Рядом… Что тут у нас?
– Да все спокойно, тихо, только промок я.
– Не растаешь, не сахарный!
– А у вас какие дела?
– Все ништяк! Что надо, нашли. Осталось с бабами разобраться – и сваливаем!
– Я бы тоже не прочь засадить хоть мамаше, хоть дочери.
– Оторвешься в городе. Мы все оторвемся в городе. С такими деньгами, что получим за Голубевых, все шлюхи Блачинска будут наши.
– Ага! Если Демьян не запретит светиться.
– Тогда трахнешь свою хозяйку, у которой хату снимаешь.
– Та никуда не денется, разнообразия хочется.
– Короче, Лысый! Кончай ненужный базар. Будь внимателен, где-то через полчаса-час сваливаем. Смотри тут, чтобы никто из обитателей поселка случайно возле усадьбы не оказался, а с расслабухой я тебе помогу, если что.
– Деньги бы взять…
– Возьмем! В этом не сомневайся. Ладно, пошел я, пора заканчивать спектакль.
Лысый смахнул с физиономии капли дождя:
– И че я не с вами?
– Каждому свое! Исчез!
Кожанов закрыл дверь, направившись в спальню. Реньков, вздохнув, вернулся на свой наблюдательный пост, в кусты у лавки, где он так неудачно схватился с охранником. А в доме началась кровавая оргия – заключительный этап преступной акции бандитов Демьяна против несчастной семьи Голубевых.