Криминальная Москва

В 50-х люди знали Игоря Скорина, Владимира Корнеева, Илью Ляндреса и, конечно, Володю Чванова.

О Володе можно рассказывать бесконечно, мой покойный друг Игорь Скорин называл его невезучим, потому что ему доставались самые неприятные дела. Сложность их заключалась в том, что потерпевшими были знаменитые артисты тех лет: Гельцер, Мессерер, Яблочкина, Артур Эйзен.

В 1958 году мы с Чвановым сидели в его кабинете в МУРе и он рассказывал крайне занимательную историю одной громкой квартирной кражи.

Я отлично знал, что родной «Московский комсомолец», в котором я тогда работал, никогда не напечатает такие истории, но собирал их, как скряга копит деньги.

Был конец мая, в окно кабинета вползала вечерняя свежесть, вытягивая табачный перегар, и доносилась веселая музыка из сада «Эрмитаж».

Так уж случилось, самое модное место Москвы тех лет обреталось аккурат напротив самого МУРа. Это, кстати, порождало массу шуток и анекдотов у гулявших здесь московских деловых.

— Пошли, — сказал Чванов.

— Куда? — поинтересовался я.

— В люди, в народ, в сад «Эрмитаж» пиво пить и есть котлеты «по-киевски».

И мы ринулись в пучину чувственных удовольствий. Хорош был парк в тот влажный вечер. На открытой эстраде играл уже реабилитированный джаз, у входа в летний театр толкался народ — там выступала Гелена Великанова, сидели на белоснежных лавочках солидные, хорошо одетые пожилые люди, почтительно здоровались с Чвановым.

— Весь цвет деловой Москвы, — улыбнувшись, сказал мне Володя.

Ресторан был забит. Но моего спутника узнали, немедленно нашли столик, стремительно обслужили. Внезапно подошел сам метр с подносом, на котором стояли фрукты, коньяк «Двин», шампанское.

— Вам прислали, с уважением, Владимир Федорович.

— Кто? — деловито спросил Чванов.

— Вон с того столика.

Чванов посмотрел. Из-за стола поднялся роскошно одетый, солидный человек. Он прижал руку к сердцу и поклонился.

— Отнесите ему все обратно, скажите, что мы на работе и пить не можем.

— Кто это? — спросил я.

— Самый зловредный вор-домушник. Помнишь дело Гельцер?

Как не помнить. Это была одна из самых интересных квартирных краж того времени, раскрытая сотрудниками МУРа.

Ах, ресторан ВТО! Замечательное место на улице Горького. Закрытый клуб, где собирались артисты, режиссеры, драматурги и театральные деятели. В те дни завсегдатаем его был высокий, интересный, прекрасно одетый человек. Некто Калашников Алексей Федорович. На лацкане дорогого костюма носил мхатовскую «Чайку» и считался известным театральным деятелем. Его знали и все постоянные посетители. Уважали за широту и умение вести себя. А он невзначай заводил разговор о крупных артистах, интересовался, как они живут и сколько зарабатывают. Актеры — народ беспечный и открытый. Много интересного узнал от них Алексей Федорович. Особенно о мехах и бриллиантах театральных звезд.

Квартиру знаменитой балерины Екатерины Гельцер в Брюсовском переулке взяли профессионально. Дверь открыли подбором ключа, украли только уникальные бриллианты, две дорогие шубы и палантин из черно-бурых лис.

Дело взяли на контроль в горкоме партии. Ежедневно в МУРе накалялась «вертушка» комиссара Парфентьева. Он старался реже бывать в своем кабинете.

Были разосланы ориентировки во все комиссионные и скупки драгоценностей, сориентированы ломбарды. Оперативники ежедневно трясли спекулянтов из Столешникова, с Трубной, Сретенки. И вдруг один из агентов сообщил, что скорняк Буров, живущий в Столешниковом, приобрел похожие по описанию шубы.

Когда Чванов приехал к Бурову, тот запираться не стал. Да, купил шубы у директора комиссионки на Сретенке.

Когда директора «выдернули» в МУР, шубы уже опознала Гельцер. Директор покаялся. Купил, чтобы заработать немного, а принес ему шубы человек солидный, уважаемый, крупный деятель театральный, по имени Алексей Федорович, с которым он познакомился в ресторане ВТО.

Тот сказал, что вещи его, а тут деньги понадобились.

— Где он живет? — спросил Чванов.

— Не знаю, но его любовница работает администратором в кинотеатре «Экран жизни» на Садовом.

За администратором установили наблюдение, а через два дня появился и сам театральный деятель: был он одет в ратиновое, модное тогда пальто с шалевым воротником из дорогого меха, в шапке-пирожке. Шел степенно, как и полагается деятелю искусства.

Его взяли в вестибюле кинотеатра, прихватили и администратора и повезли на Соломенную сторожку, где проживал у любовницы театральный деятель.

Там нашли палантин и драгоценности.

Работник искусства оказался крупным вором-домушником из Ленинграда. Для закрепления показаний его повезли на квартиру к Гельцер.

— Ну вот, — сказал балерине Чванов, — все вещи вам вернули.

— Не все.

— А чего нет?

— Диадемы! Ее мне после спектакля преподнес президент Франции.

— Где диадема, Алексей Федорович? — повернулся Чванов к задержанному.

— Это какая? Вроде короны? Так это же туфта театральная. Я ее в сугроб у дома выкинул!

— Ей же цены нет!!! Там десять огромных бриллиантов! — Балерине стало плохо.

— Как бриллиантов! — ахнул вор и схватился за сердце. Пришлось оперативникам оказывать срочную медицинскую помощь обоим.

Вор показал место, где он выкинул диадему. Три часа оперативники и вызванные на помощь милиционеры из отделения перекапывали снег во дворе. И когда надежды уже не осталось и начало темнеть, в жухлом снегу сверкнули бриллианты.

Сегодня произошел некий литературный прорыв. Все нынешние эстрадные звезды начали писать о своем творческом пути.

Как-то я купил книгу Михаила Шуфутинского. Она была богато иллюстрирована. Я рассматривал фотографии и вдруг на одной из них узнал снятого в Сан-Франциско своего хорошего знакомого. Человека, которого я прекрасно знал по московскому Бродвею. Звали его Миша, он был утомлен незаконченным высшим образованием в Плехановском институте. А славен тем, что бесконечно разрабатывал планы добычи денег полукриминальным путем.

Однажды, после Олимпийских игр в Хельсинки, где наши боксеры получили «серебро» и «бронзу», он предложил нам денежное дело.

Нужно было выступить в нескольких московских крупных гастрономах.

Миша организовал встречи боксеров — призеров Олимпиады с уставшими от борьбы с ОБХСС работниками прилавка.

— Кто будет выступать? — поинтересовался я.

Мне хотелось пойти, чтобы встретиться с Тишиным, Медновым, Толстиковым.

— Их не будет, — таинственно сказал Миша, — вместо них будете выступать вы. Мне умельцы изготовили олимпийские медали. Наденете их на шею, и ты станешь Медновым, Трынов — Тишиным. Получите хорошие башли. Всего страху-то два часа.

Мы отказались, а предприимчивый Миша нашел-таки других «призеров» Олимпиады.

Он провел несколько встреч, прилично заработал, но дело кончилось скандалом и фельетоном в «Вечерке». С той поры мы стали относиться к нему настороженно и с некоторым подозрением.

Поэтому, когда он попросил меня и Бондо Месхи принять участие в розыгрыше, мы наотрез отказались. Тем более что нам нужно было нарисовать на руках фальшивые татуировки.

Но, естественно, желающие заработать пятьсот рублей нашлись. На эти деньги в то время можно было месяц приглашать любимую девушку в «Коктейль-холл».

Им действительно ничего не надо было делать.

Мишкин приятель, художник, нарисовал тушью на руках устрашающие картинки, и в назначенное время они вошли в общественный туалет на Белорусском вокзале.

Там стоял Мишка с каким-то пижоном в светлом костюме.

Тот внимательно оглядел татуированных. А потом ушел вместе с Мишкой.

Ребята получили по полтыщи, и мы гадали, что это была за афера.

Узнал я об этом через несколько лет в МУРе, когда Мишку заловили с прокатными холодильниками.

Он опять создал простую систему. В те годы бытовая техника была чудовищным дефицитом, поэтому в Москве открывались прокатные пункты. За вполне умеренную плату любой гражданин, имеющий паспорт со столичной пропиской, мог получить в свое распоряжение холодильник, телевизор, стиральную машину, радиоприемник и даже автомобиль «Москвич».