Преторианец

От Уэйвелла он отправился посмотреть на достопамятного Томаса Рассел-пашу за изысканным ленчем в спортивном клубе Гезиры, на острове посреди Нила. На вторую половину дня намечен был брифинг с Майлсом Лэмпсоном в британском посольстве. К тому времени, как Саймондс доставил его обратно в «Шепердс», Годвин был выжат досуха, а новых сведений не приобрел — все было уже известно ему из болтовни с Монком Варданом.

Он работал у себя в номере, набрасывая газетную колонку и черновик радиорепортажа, когда в дверь постучали. Вошел мальчик-посыльный.

Макс Худ приглашал его присоединиться к небольшому обществу, собиравшемуся в нильском плавучем ресторане.

Годвин стоял у перил плавучего ресторана и прихлебывал шампанское. В легкой волне отражались высокие свечи и фонарики. За ним и вокруг него, словно новейшие модели аэростатов, витали обрывки бесед светского общества Каира. Он быстро отыграл свою роль приезжей знаменитости, пообещал кому-то из мужчин выпить с ними в клубе «Турф», а женщинам — подписать для них последнее издание своей книги на коктейле перед возвращением в Лондон. Вардан представил его собравшимся и удалился с парой гусарских офицеров обсудить события в Дюнкерке. А Годвин наконец улизнул за разукрашенную золотом дверцу на палубу. Каир сиял собственным светом. Ветер не был теплым. Годвин повернулся спиной к воде, заглянул в открытые окна, втянул в себя запах горячих свечей. Перед ним мелькнуло боа из белых страусовых перьев.

Макс Худ с женой прибыли через час после Годвина. Элджернон Несбитт из министерства иностранных дел как раз описывал Годвину каирские бордели и вдруг прервался, чтобы сказать:

— А вот и почетные гости. Вот это штучка так штучка, скажу я вам!

Он не сразу рассмотрел их из-за спин обступивших гостей, да и женщина стояла к нему спиной. На ней было бежевое с белым платье, щедро открывающее загорелые лопатки. Густые каштановые волосы были коротко подстрижены на затылке. Наконец она повернулась к нему, сперва в профиль, потом лицом.

Она стала взрослой женщиной, двадцатисемилетняя Сцилла Дьюбриттен.

— Я с ней знаком, — сказал Годвин.

Во рту у него вдруг стало сухо.

— Вы с ней знакомы?

— Знавал ее девочкой, в Париже. Много лет назад.

— Так пойдите же поздоровайтесь! Можете заодно представить ей старого приятеля Алджи.

Макс Худ был не из тех, кто наслаждается признанием светского общества, но пробиваясь навстречу Годвину сквозь толпу, он буквально сиял:

— Сюрприз, Годвин! Познакомься: миссис Худ!

Сцилла улыбалась Годвину, в ее глазах цвета кофе с молоком сверкали зеленые искорки. Глаза были широко распахнуты навстречу ему. Она обняла его, привстала на цыпочки, чтобы прижаться щекой к щеке.

— Ох, Роджер, какой ты громадный! Да еще и знаменитый! И чудесно выглядишь! А мой негодяй-муж и не сказал, что ты тоже здесь будешь — как тебе только не стыдно, Макс! Я бы весь день радовалась!

Макс пожал плечами, улыбнулся им обоим.

— Я думал, лучше устроить приятный сюрприз. Хорошо снова собраться вместе.

Он взял Сциллу за руку.

— И давно вы поженились? Почему это я ничего не знал?

— Ты, верно, был тогда в Индокитае или на Амазонке, — хлопнул его по спине Худ. — Мы знали, что рано или поздно обязательно встретимся.

— А ты сам виноват, — добавила Сцилла. — Ужасно неаккуратно ведешь переписку.

— И давно это творилось за моей спиной?

— О, — весело ответила она, — много лет!

Макс пояснил:

— С тридцать пятого, Роджер. У нее плохо с датами.

— Мы поженились в чудовищном родовом поместье Макса в Нортумберленде. Называется Стилгрейвс — «тихие могилы» — самое подходящее название. Затащили туда всех приглашенных. Это было ужасно!

— Да, не близко, — признал Макс. — Руина викторианской эпохи.

— Настоящее болото, — сказала Сцилла. — Сплошная сырость.

Макс любовно пожал ей руку.

— И с тех пор — четыре года безоблачного блаженства!

— Жена у меня — скрипачка мирового класса, Роджер. Концерты по всему миру. И только что закончились съемки второго фильма…

— Ты посмотри на него, Макс! Впервые слышит! Роджер, ты же начинал как музыкальныйкритик!

— О твоей карьере я, конечно, знаю, — солгал Роджер. — Хотя моя карьера музыкального критика была, как и следовало ожидать, очень недолгой. Как высказался о ней Свейн — «слепой ведет бестолкового». Клайд был моим первым учителем.

— Она только что вернулась из турне. Буэнос-Айрес, Рио, Мехико — где ты еще побывала?

— Пожалуйста, Макс, не докучай бедняге Роджеру…

— Чепуха, Сцилла. Она на месяц собирается в Штаты. Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия…

Наивное бахвальство Худа невольно обезоруживало.

— Но, похоже, будущее для нее в кино. Черт возьми, Роджер, как она играет! Жизнь полна чудес, старик. Понимающие люди говорят, она пробьется в Уэст-Энде… Говорят, в ней есть естественность. Чудеса, Роджер.

— Как я рад тебя видеть. Ты была совсем девочкой, когда мы расстались…

— Но очень взрослой для своих лет!

— Да, что правда, то правда.

Макс перебил:

— Слушай, Роджер, она принесла очень приятную новость — еще одно знакомое лицо. Припоминаешь Клайда? Так вот, она говорит, он собирает новую группу, и подумать только, в Лондоне! Вот это событие: представляешь себе, какое будет зрелище для усталых глаз? Он был неплохой парень, наш Клайд. Вкусы у него не совпадали с моими, но тут уж, как говорится, живи и давай жить другим. Мы с Роджером только вчера его вспоминали.

— Представляешь, Роджер? — подхватила она. — Клайд Расмуссен и его «Сосайети Бойз» или что-то в этом роде.

— Я потрясен. Думал, при таком успехе в Штатах он ни за что оттуда не выберется.

— Насколько я понимаю, тут замешана какая-то история, — пояснила Сцилла. — Его менеджер — из того же агентства, что у меня. Насколько известно, ему предложили очень выгодный контракт со студией звукозаписи. Правда, забавно будет снова увидеться?

Когда она протянула руку к бокалу с шампанским, на пальце сверкнул бриллиант.

— Нам обоим не терпится, — сказал Макс. — Он очень помогал Сцилле в Париже. Научил ее выражать в музыке себя. Как видно, это главное для исполнителя. Если я хоть что-то понимаю? — вопросительно обратился он к Сцилле.

— Кое-что, — кивнула она.

Подошедший хозяин дома отвлек Макса и увел за собой, а Сцилла повернулась к Годвину. На ее губах, почти не затрагивая глаз, играла неуловимая улыбка.

— Из-за нас с Клайдом не беспокойся, мой милый Роджер. Ты и вправду выглядишь, будто тебя ударили. Я-то думала, все давно забылось, ведь сколько лет прошло! — Что-то мелькнуло в ее глазах. — Хотя у меня действительно есть секреты от Макса.

— Прости. Просто слишком неожиданно всплыли воспоминания.

— Понимаю, понимаю. Но спасибо, что ты оказался так сдержан. Мне хотелось бы поболтать побольше, но увы, нужно уделить внимание остальным.

— Да, нужно, наверное. Ну что ж, приятно было повидаться столько лет спустя.

Он отвел взгляд. Ощущение было такое, будто ему деликатно дали отставку, и к щекам прилила горячая кровь.

— Я только подумала — нельзя ли как-нибудь еще тебя повидать. — Она опять смотрела на него, как та давняя девочка. — Ты надолго в Каире?

— Уезжаю послезавтра. Может быть, задержусь еще на день.

— А завтра у тебя не найдется для меня времени? Ближе к вечеру?

— Можно устроить, Сцилла.

— Где ты остановился?

— В «Шепердсе».

— Ну конечно, — она усмехнулась, — где же еще мог поселиться великий Годвин. Смешно спрашивать.

— Я рад твоему успеху. Говорил ведь тогда, что тебе нужно только понять, что для тебя главное, и ты добьешься всего, чего пожелаешь. Как видно, ты все-таки послушалась.

— Макс, знаешь ли, не шутил… Я собираюсь стать кинозвездой. Как ни странно, они считают, что я умею играть.

— Думаю, они правы. Мне случалось видеть, как ты играешь роль, и исполнение было отличным, даже в очень трудных условиях.