Страница 36 из 73
Раньше отпуста службы из церкви выходить не разрешалось, кроме случаев болезни или крайней необходимости. Причем инок, который находился под руководством старца, мог уйти только с его благословения и сказав ему о причине. Один старый монах Волоколамского монастыря рассказал крутицкому епископу Савве Черному — автору Жития преподобного Иосифа Волоцкого, что во времена преподобного монахи никогда не дерзали покидать храм прежде отпуста. Тогда в обители еще не было теплой церкви, служба даже зимой проходила в единственном неотапливаемом храме монастыря. Ни у кого из монахов не было шуб, «и у обедни стояли те доблестные Христовы страдальцы в одной ризе», не ропща, а вспоминая адский холод, ожидающий грешников. Зима же стояла такая студеная, что птицы замерзали на лету ( ВМЧ. Сентябрь. Стб. 467–468).
После литургии братия всегда ждала, когда вынесут Панагию. «А доколе панагии не вынесут, и ты с места своего не мози ступати», — сказано в уставе Кирилло-Белозерского монастыря ( Никольский. Общинная и келейная жизнь. С. 907. Прим. 2). Этот чин иноку не следовало оставлять даже во время путешествия. Слово «Панагия» в переводе с греческого языка значит «Всесвятая», так именуется обычно Богородица, но в чине Панагии это название относится к просфоре, из которой на литургии была изъята частица в честь Пресвятой Богородицы. По окончании литургии эта просфора переносится из храма в монастырскую трапезу, где ее полагают на особом блюде в «устроенном месте» — на аналое под иконами; рядом помещаются иконы Святой Троицы и Пречистой Девы, необходимые для совершения чина. Чин Панагии соединяет трапезу с только что окончившейся литургией настолько, что литургия передает свою благодать трапезе. Благодаря чину Панагии монастырский обед превращается в настоящее богослужение ( Скабалланович. Вып. 2. С. 51).
История этого монастырского чина уходит в апостольские времена. Согласно церковному преданию, апостолы после Сошествия на них Святаго Духа жили вместе и обычно за столом оставляли незанятое место для Христа, полагая там «укрух» (кусок) хлеба. По окончании обеда и благодарственных молитв они поднимали этот укрух со словами: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Велико имя Святой Троицы. Господи Иисусе Христе помогай нам». Этот чин они совершали и отдельно, когда разошлись для проповеди Евангелия по всему свету. Собранные чудесно на Успение Божией Матери и совершив ее погребение, они на третий день сидели вместе за трапезой. Когда после обеда апостолы по своему обыкновению подняли укрух и произнесли: «Велико имя…», то увидели на воздухе Пресвятую Богородицу, окруженную ангелами. Она обещала пребывать с ними всегда. Тогда апостолы невольно воскликнули вместо «Господи Иисусе Христе, помогай нам» — «Пресвятая Богородице, помогай нам» ( Там же. С. 58).
В XV–XVI веках чин Панагии в русском монастыре происходил таю первым из храма в трапезную шел священник, служивший литургию, он нес на особом блюде Панагию; за ним следовал игумен и вся братия строго по одному («един по единому») с пением 144-го псалма (неумеющие грамоте читали про себя Иисусову молитву). Псалом пелся так, чтобы его можно было закончить со входом в трапезную. Войдя в трапезную, священник становился на правой стороне и читал молитву «Господи, Боже наш, небесный, животворящий…». По окончании молитвы священник кланялся игумену и вынимал частицу из Панагии, которая называлась «Хлебец Пречистой» (в XVI веке в Кирилло-Белозерском монастыре возносили не всю просфору, а ту часть, которую вынимали перед трапезой), говоря тропарь Благовещению Пресвятой Богородицы: «Днесь спасению нашему начатою». Вынутую частицу полагали на панагиаре и ставили в трапезной на аналое. Затем читали молитвы перед вкушением пищи, и начиналась трапеза.
По окончании обеда следовало краткое благодарение за трапезу, все вставали и молились, прося благословения на совершение чина Панагии. Возношение мог совершать диакон, чтец, келарь или один из иноков. В Кирилловском монастыре игумен передавал «Хлебец» диакону. Тот просил прощения у игумена, готовя себя к священнодействию: «Прости мя, отче святый…» И игумен отвечал: «Благодатию Своею Бог да простит и помилует». Диакон, сняв куколь, брал просфору тремя пальцами (двумя с правой руки и одним с левой), а остальными делал сень над просфорой и поднимал ее немного над иконой Святой Троицы, громко говоря: «Велико имя». А настоятель отвечал: «Пресвятыя Троица». Далее диакон переносил просфору и крестообразно знаменовал ею икону Богородицы, говоря: «Пресвятая Госпоже Богородице, помогай нам». И клиросные монахи отвечали: «Тоя (Ее. — Е.Р.) молитвами, Христе Боже, помилуй и спаси душа наша», «Блажим Тя вси роди, Богородице Дево». Далее клирос пел: «Блажим Тя вси роди, Богородице Дево, преблаженную и непорочную и Матерь Бога нашего. Тебе, Богородице, блажим вси роди, Ты бо молиши за нас Христа Бога нашего». Потом пели молитву «Достойно есть». Игумен говорил молитву: «Милостив и щедр Господь, пищу дал есть боящимся Его». То же повторял клирос. После этого игумен раздроблял «Хлебец Пречистой» и раздавал братии. Далее читали «Трисвятое» и после молитвы «Отче наш» кондак празднику или благодарственные тропари и молитвы («Чин о Панагии» опубл.: Шаблова. О трапезе. С. 35–36).
После заключительных благодарственных молитв игумен говорил: «Благословен Бог, милуяй…» и благодарил всех, служивших за трапезой. Так заканчивалась трапеза и Чин Панагии.
Суточные службы не совершаются отдельно от служб недели или года. Их разнообразный состав определяется тем, что к одной и той же службе: вечерне, утрене и литургии присоединяются чтения и пения, связанные с воспоминаниями определенного дня недели или праздника года.
В каждом монастыре существовал особый календарь, где подробно перечислялись все службы на каждый день года. Все праздники, по Иерусалимскому уставу, принятому Русской Церковью в XV веке, делились на несколько степеней: великие, средние и малые. Великие праздники в календаре обозначались крестом в круге. Они имели дополнительные дни празднования: предпразднства и попразднства. К числу великих праздников относились не только двунадесятые праздники (Рождество Пресвятой Богородицы, Воздвижение Честнаго Креста, Введение во храм Пресвятой Богородицы, Рождество Христово, Крещение Господне, Сретение Господне, Благовещение Пресвятой Богородицы, Вход Господень во Иерусалим, Вознесение Господне, Пятидесятница или Троица, Преображение, Успение Пресвятой Богородицы), но и дни великих святых, апостолов Иоанна Богослова, Петра и Павла, Рождество и Усекновение честной главы святого пророка Иоанна Предтечи.
По чину великих праздников в монастырях праздновались дни памяти местных святых. В Кирилло-Белозерском монастыре к великим праздникам по чину богослужения были причислены также день преставления преподобного Сергия Радонежского (25 сентября), день памяти апостола Иоанна Богослова (26 сентября), день святого Варлаама Хутынского (6 ноября), преподобного Димитрия Прилуцкого (11 февраля), преподобного Зосимы Соловецкого (16 апреля), хотя устав о трапезе в эти дни был все-таки на ранг ниже, чем в двунадесятые и великие праздники. В великие праздники отменялись службы часов, поклоны и работы на монастырь в течение всего дня. В средние праздники братия освобождалась от службы часов, поклонов и от работ до обеда. В менее крупные праздники отменялись часы и поклоны, но не отменялись послушания. В каждом монастыре разные праздники (кроме основных великих) могли попасть в разные категории в зависимости от установившейся традиции и воли настоятеля.
Церковный год — «новолетие» начинался 1 сентября, в этот день также празднуется память святого Симеона Столпника. Накануне праздника служили великую вечерню. К службе звонили трезвоном, но без большого колокола. В самый день праздника служили утреню с великим славословием и литургию, по окончании которой в некоторых монастырях совершался особый древний чин, заимствованный из Византии, — «чин летопроводства». Прошедший год — лето — провожали молением, дабы Господь благословил его «венец» (конец). В храме совершали молебен и литию, а затем Крестным ходом обходили монастырь, завершали «чин летопроводства» молебном. На молебне священник или игумен возносил ектеньи «О благочестивом царе нашем, о всей палате и воинстве его и о христолюбивых людех» и обо всей Русской земле: «О еже не движиму и не сожигаему и не обагряему сохранитися граду нашему и всякому граду и стране». После ектеньи священник трижды знаменовал народ крестом на все четыре стороны и следовало чтение из Евангелия от Луки о проповеди Господа Иисуса Христа в Назарете ( Лк. 4, 16–22). В конце молебна священник всех поздравлял с «новолетием» — с Новым годом. Крестный ход возвращался в храм с пением стихир уже новому лету ( Никольский К. С. 112).