Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 107

— А я тебя научу, — настаивала Галина Викторовна.

В общем, с медицинской сумкой за одним плечом, с винтовкой за другим оказался он в командировке. Ездил взрывать мини-заводы, а потом обрабатывал ссадины, болячки бойцам, выдавал лекарства.

Когда один из бойцов выходил из вагона, упал, распорол ногу о железку, Женя в срочном порядке зашил ему рану как умел. Правда, когда раненого привезли в госпиталь 46-й бригады, в Червленную, рану ему зашили по новой, но сказали, что для первого раза нормально.

Ночью, сквозь сон, Женя услышал стрельбу. Но так и не проснулся. Через несколько минут его разбудил Коля Амелин:

— Жень, на мосту наших обстреляли. Есть раненые. Поедем. Надо вывозить.

Как всегда, Николай был спокоен. Разбудил только нескольких человек. Тихо собрались. Машину прогрели. Загрузились в «красавчик» — омоновский «Урал» и поехали. Все по-деловому. Дорога до моста всего одна. Если бы заминировали — так бы все там и остались…

«Урал» едет, полная луна за ним по небу бежит, мелькает сквозь ветви тополей вдоль дороги, просвечивает, пронизывает светом туман, который понизу стелется. Женя в любой ситуации замечает красоту. От такой красоты мурашки бежали по спине — от восторга и от жуткого замирания, от неизвестности.

«Что там на блокпосту? — думал Женя. — Приедем, а у раненого "розочка" вместо ноги. Чего я с ним буду делать?»

На блоке раненому в ногу срочнику внутренних войск уже оказали первую помощь. Его уложили в спальный мешок, на носилки и загрузили в машину. В кузове Женя не разглядел его лица, оно было под капюшоном. Темно, не светить же фонарем.

Обстреляли пост здорово. Этого срочника ранили, а Сергею Колосову осколком пробило ботинок. Ногу, к счастью, не ранило, появился только синяк.

Солдата занесли в вагон. Женя откинул его капюшон:

— Мурат, это ты?

— Ну, — попытался улыбнуться паренек.

Накануне Женя с ним дежурил на блокпосту. Мурат — дагестанец, здоровый, крепкий боец. Он терпел, пока Женя его осматривал. Осколок попал в ногу, но определить сквозное это или слепое ранение док так и не смог. Кровь сильно не шла. Женя залил рану перекисью водорода, перебинтовал, дал Мурату две таблетки солпадеина.

Врачей вызвали, но раньше утра они приехать не могли. Надо было ждать. А Мурат — бледный. Ему, видно, плохо. Женя сидел рядом с ним всю ночь. Расспрашивал о его жизни, рассказывал о своей. Тормошил его, чтобы он не отключался.

— Знаешь, Мурат, я когда в ППС служил, в группе быстрого реагирования был. Однажды прихожу в отделение. Опера в «брониках» носятся, с автоматами, а сами по гражданке одеты. Если опера по гражданке и в бронежилетах, значит, что-то серьезное. Я им: «Мужики, что такое?» Они: «Война. Поехали!» Вроде позвонила в милицию какая-то девчонка, сказала, что ее подругу захватили в заложницы и удерживают в одной квартире. Мы приезжаем — старый сталинский дом, металлическая дверь, на звонки никто не отвечает, только собака лает. Заглядываем в замочную скважину, а там бультерьер злой бегает, на звонок лает. За монтировкой сходили, дверь сломали. Забежали на кухню…

— А бультерьер? — спросил Мурат.

— Бультерьер лег! Он понял, если что, его застрелят первым. Умный пес оказался. Зато на кухне вся пьяная компания сидит, керосинит, и девчонка эта с ними. Она сказала, что ее изнасиловали, а потом от показаний отказалась, мол, по обоюдному согласию. Только зря дверь ломали и собаку напугали.

Женя замолчал. Ему сильно хотелось спать. Но, как только он замолчал, закрыл глаза и Мурат.

— Мурат, слышь, ты не спи! Чего тебе еще рассказать? Вот тоже судьба… Я ведь после школы в военное училище собирался поступать. Школу закончил с одной четверкой, остальные пятерки. У меня отец-то военный. Всю жизнь в ракетных войсках прослужил. Дед воевал в Отечественную артиллеристом, прадед — сапером, за форсирование Днепра у него орден Славы. Ему руку прострелило, так она покалеченная и осталась. А у деда осколок в голове сидел, он от него и умер.

Молодым на войну пошел, в семнадцать лет. Фотографии остались. Это отец отца, а прадед — это по маминой линии. Кто-то из предков на броненосце «Потемкин» служил. Военная династия. Вот мой отец и видел меня только военным. Он сам из Брянска, закончил Серпуховское ракетное училище и хотел, чтобы я поступал туда же. Так обрисовал мне армейскую службу, что я считал это решенным вопросом.

— И что же?

— Мать не захотела. Я в МГТУ имени Баумана поступил. Два года отучился, а потом у меня началась «весенняя заморочка», как я это называю. Романтики захотелось. Сначала хотел в армию пойти, но из военкомата меня прогнали, сказали: «Иди учись». Я тогда в милицию пошел. Шесть лет в ППС отслужил и захотел в ОМОН перейти. Я люблю учиться, не люблю на месте сидеть. Чтобы меня перевели, я до замначальника ГУВД Москвы дошел. Добился. Все равно вышло, что вроде как от судьбы не уйдешь, видно на роду написано быть военным или милиционером.

Рано утром приехала санитарная машина с охраной. Погрузили Мурата и увезли в госпиталь. Позже Женя узнал, что Мурата перевели на другое место, на мост он уже не вернулся, а после ранения его наградили медалью.

В Червленной Женю заметил начальник медбата 46-й бригады Александр Ефимович. Сказал омоновскому командиру Виктору Павловичу:

— Чего у тебя человек пропадает? Давай мы его заберем ненадолго, подучим медицине.

— Да я не против. Как он настроен?

Женя согласился. Приехал. Сел в уголке в палатке. Народ ходит, медики лечат. Сидит ждет, когда им займутся. Подошла заместитель начальника медчасти.





— Меня Люба зовут. Ты внутривенные умеешь делать?

— Нет.

— Пойдем учиться.

Из соседней палатки, где был организован госпиталь, пришел боец. Люба показала, как она делает укол. Оглянулась на Женю:

— Понял? Теперь попробуй сам.

Привели другого парня. Женя вздохнул и с первого же раза попал в вену.

— Что ж, — покачала головой Люба. — Хорошо. Теперь попробуй на плохих венах, — и закатала свой рукав.

У нее вены тонкие. Женя затянул жгут, похлопал по вене ладонью, пальцами нащупал венку и сразу же попал.

— Молодец какой! Толк из тебя будет.

У Любы Женя даже фамилию не спросил. Люба и Люба, веселая хохлушка, компанейская женщина. Она подсовывала ему разные медицинские книжки.

— Давай, Женечка, вот это почитай и это. Даже законспектируй, пригодится. Всем, кто лежит в госпитале, будешь выдавать лекарства и делать инъекции. Это будут твои обязанности. Если что непонятно, спрашивай. Показала один раз, дальше сам работай. Быстрее научишься.

Пока они разговаривали, в палатку вбежал солдат. Глаза, как два блюдца, указательный палец во рту держит, а по краям губ кровь стекает, как у вампира.

— Что с тобой?! — вскочила Люба.

— Во! — Боец показал, что кончик пальца срезан циркулярной пилой. — Дрова пилил.

Гемостатическую губку, перевязку… Люба сама все сделала, а к Жене боец потом ходил на перевязки.

Утром Женя начал прием. И только когда зашел первый больной и удивленно уставился на доктора, Женя вспомнил, что у него прическа — «ирокез», как у индейца.

— Вы наш новый доктор?

— Вроде того, — сдерживая улыбку, ответил снайпер.

Но прошло два дня, солдаты в столовой его уже узнавали, здоровались, спрашивали:

— На прием приходить?

— Да, конечно.

Через пять дней Женя вернулся к своим. Наука пригодилась достаточно скоро. Боец упал с полки в вагоне и рассек голову. В этот раз Женя зашил так, что, когда бойца привезли в госпиталь показать швы, Люба сказала:

— Наша школа. И перешивать не надо.

Омоновцы помогли медбату с лекарствами, когда уезжали. Поделились.

— У вас снабжение хорошее, московское, — позавидовал Александр Ефимович, — как в хорошей клинике.

А когда вернулись в Москву и те, кто там не был, начали расспрашивать, как прошла командировка, Женя с серьезным видом заявил:

— На Тереке стояли. Сбили два чеченских спутника и потопили подводную лодку.