Страница 62 из 107
— Зачем тебе?
— Вы скажите, сколько можно, — гнул свое Митяков. — А зачем — это уже мое личное дело. Мешок дадите?
— Допустим.
— А два?
— Бери, — махнули на странного Митякова рукой.
А зам по тылу, доплатив немного денег, выменял за эти два мешка двух отменных баранов.
И в то время как армейцев пичкали «крысиными хвостиками» (так прозвали тушенку, которую можно было разламывать только ножом) и «братской могилой» — кильками в томате, омоновцы могли иногда полакомиться дефицитными шпротами и консервированной кукурузой. А на травке рано утром паслись бараны — свежее мясо, горячее первое и второе блюда. Любо-дорого посмотреть.
(Потом, правда, Сергей на дух не переносил ни тушенку, ни баранину, ни кильку в томате.)
Когда мулла с мечети возносил громогласно молитвы Аллаху, Никулин, боец, ответственный за животных, хлопотал возле баранов: «Э-ге-гей хали-гали!» Правда, под присмотром карабинера, а то не ровен час — могли похитить бойца вместе с баранами.
Несколько раз омоновцы ездили купаться на серные источники. Раньше в этих местах был лечебный курорт. Теперь война. И пока двадцать бойцов купаются, другие двадцать ребят, встав по периметру, охраняют.
Больше пятнадцати минут купаться в лечебном источнике не рекомендовалось врачом, да и долго оставаться в этом месте было рискованно. Проводник из местных поторапливал. Проводника брали специально — на источнике могли оказаться женщины, не хотелось застать их врасплох. Из-за такого столкновения могли возникнуть неприятности.
Омоновцы старались ладить с местными. В радикальных переменах они обоюдно были не заинтересованы. Спорные вопросы старались решать со старейшинами, которые имеют влияние на остальных. Все разговоры вели с уважением и пониманием.
Но, однако, бдительности омоновцы не теряли. Отправлялись на рынок вооруженной группой. Трое человек делали покупки, остальные прикрывали им спины. Ловили на себе оценивающие взгляды подозрительных парней, шнырявших по рынку.
Блокпост на мосту через Сунжу, который охраняли омоновцы, часто обстреливали «духи». Они мчались на «Ниве» или на «уазике». Стреляли из АТС. Точка у них пристреляна, и действовали «духи» грамотно, недаром многие из них готовились в наших, советских еще, военных училищах.
У омоновцев не было тяжелого вооружения, кроме пулемета. В случае нападения большой группы хорошо вооруженных боевиков бой мог закончиться за полчаса, и не в пользу милиционеров.
Рядом дислоцировались части внутренних войск и Министерства обороны. В случае обстрела омоновцы должны были созваниваться со своим штабом, который располагался в пятидесяти километрах от Гудермеса. После поступившего звонка руководство выясняло, какие части стоят рядом с заставой, затем выходило на штаб Министерства обороны, а те, в свою очередь, отдавали распоряжения своим подразделениям, чтобы они помогли омоновцам. На все эти переговоры, в лучшем случае, могло уйти сорок — пятьдесят минут. А в бою такой срок — это шаг в бездну.
Смекалка на войне у русского человека возрастает во сто крат, взаимовыручка тоже. Омоновцы навестили соседей, пригласили в гости, угостили. Договорились в случае опасности не отсиживаться до распоряжений руководства, а идти на помощь. До штаба, как до Бога, а боевики рядом…
Блок обстреляли в очередной раз, когда Сергей вместе с другими бойцами нес на нем службу. Огонь вели с горного хребта. Их не достанешь. Они передвигались на уазике.
Сергей начал выводить группу из-под обстрела на другую сторону железной дороги, к другому блокпосту. Там, за насыпью, «духи» их не достанут. Сергей шел последним. Он практически скрылся, когда раздался взрыв.
Словно сильным ударом послали в нокдаун. Удар в лицо и ногу. Сергей упал. А до спасительного укрытия оставался один шаг. Всего один шаг…
Бойцам не пришлось далеко за ним ползти. Его вытащили и вызвали помощь. Вот тут ребята из внутренних войск и приехали на подмогу со своим врачом, который помогал омоновскому доктору Александру Федотову.
Ослепленный болью, с лицом, залитым кровью, Сергей мало что запомнил. В голове пульсировали вспышки. Промедол смягчил боль, Сергей остался в сознании.
Док в отряде всегда оставался в тени, был незаметным, но все, кого он лечил, говорили, что Александр — классный доктор. Сергей убедился в этом сам.
Александр загрузился вместе с ним в вертолет. Сквозь пульсирующую боль Сергей слышал разговор доктора с пилотом:
— Куда летим? В Ханкалу, в Грозный?
— Нет. Там нет нужных специалистов, — решительно запротестовал док. — Туда не летим.
— А куда?
— Во Владикавказ.
— Туда не долетим, — воспротивился пилот.
— Летим туда! — отрезал док.
Шум вертолетных винтов словно усиливал боль, раскручивал ее на своих лопастях, мелькал вспышками. Александр почувствовал состояние Сергея — вколол еще дозу обезболивающего.
— Ничего, держись, — перекрикивал он шум.
Во Владикавказе носилки приняли на свои плечи местные омоновцы, свои братишки. Помчались в армейский госпиталь.
А там холодно. Не топят совершенно, хотя уже глубокий октябрь. Сергея била дрожь. Он уже думал не о боли — только об этом пронизывающем холоде. Тем более, его раздели, а когда сообразили одеть, то дали белье на несколько размеров меньше.
Несмотря на свое состояние, Сергей с усмешкой заметил, что кальсоны чуть ниже колен, а рукава рубашки едва достают до локтей.
Положили на холодный стол. И вдруг перед ним возникла хлопотливая докторша. Ему в тот момент было не до ее фамилии, запомнил лишь, что зовут ее Лариса Петровна. Она манипулировала разными инструментами около его глаза, а сама не переставала заговаривать зубы:
— Сейчас все сделаем. — Она постучала по осколку с неприятным звуком. Осколок попал под глаз, застрял в нише между глазным яблоком и костью.
Она говорила много и почти беспрерывно, а Сергей замерзал.
— Девчонки! — не выдержал он. — Давайте быстрее, я замерз как собака.
Наконец осколок зазвенел в лотке.
— Вы уж мне его подарите, — попросил Сергей.
— Все вы так говорите, — заворчала Лариса Петровна. — Собираете свои железки, нашпигованы ими, как я не знаю что. Сейчас заштопаем тебя, ничего не будет видно.
— Штопайте хоть канатом, а то я совсем тут у вас замерзну.
«Легкой» рукой Лариса Петровна действительно зашила рану так, что шрам потом стал практически незаметен. Она зашила и пробитую двумя осколками ногу.
На следующий день вылет в Москву. Док ни на минуту не отходил от Сергея.
Лететь предстояло из Беслана гражданским бортом. Но билеты на рейс были раскуплены. Омоновцы пошептались с сотрудниками аэропорта и шесть пассажиров на самолет не попали. На земле их задержали при досмотре под разными благовидными предлогами.
У шести кресел в салоне самолета откинули спинки, поставили носилки с Сергеем. Рядом сел Александр.
Дома предстояла встреча с женой Ириной. Было жалко ее, дочку Оленьку — она совсем еще маленькая, родителей — ни мать, ни отец вообще не знали про чеченские командировки.
Когда Сергей отработал в 1-м полку ППС ГУВД Мосгорисполкома шесть лет и перешел в только что основанную роту милиции особого назначения, он отчего-то сразу скрыл от матери, что теперь работа будет напряженнее и возможны опасные командировки. Наверное, скрыл, памятуя, как она волновалась и переживала, опасаясь, что Сергей попадет в Афганистан. ВДВ в 1983–1985 годах была туда прямая дорога. Но Сергей служил в Пскове.
От Ирины, конечно, не скроешь, как на душе паршиво. Насколько серьезное ранение, сейчас еще было сложно судить, но Сергей понимал, что это может послужить поводом, чтобы его комиссовали. А значит, придется бороться, выздоравливать как можно быстрее, не давать себе расслабиться ни на минуту, как перед очередным одним-единственным шагом — в бездну или на новый жизненный путь.
В институте имени Гельмгольца Сергей не оставался один ни на минуту. Кроме Ирины, которая бывала каждый день, его навестили по очереди все бойцы, которые находились в этот момент в Москве.