Страница 24 из 53
Во время других праздников бега начинались от арки Адриана и продолжались по древней via Lata, прямой, как стрела, улице, превратившейся естественным образом в via del Corso. Павел II лично решал, кто первым пришел к финишу у его Венецианского дворца. Он же раздавал призы (как правило, это был кусок красивой ткани, palio) и деньги победителям. Из своих окон он бросал в толпу мелкие монеты, тут же на площади устраивал большой банкет, на который приглашал членов магистрата, управляющих и именитых граждан из всех rioni. {63}
Во времена Павла II, главного и неизменного распорядителя всех увеселений, случалось, что бега длились больше недели, часто сталкивая между собой целые rioni. Более всего ценились «старинные бега», возрождавшие с успехом римские игры в цирке: бега коней, ослов и буйволов. Очень часто и довольно долгое время при каждом подходящем случае к бегам добавлялись бои животных, главным образом быков, или состязания людей с быками, которые нередко заканчивались смертельным исходом. В этих мероприятиях, проводившихся на городских улицах и площадях, участвовали практически все жители города. Однако с наступлением вечера почти всегда оплакивали нескольких погибших. Быки являлись даром rioni, представители которых накануне праздника приводили животных к Капитолию с большой помпой. По малейшему поводу возникали яростные споры относительно первенства, которые решались с помощью дубинок, острых палок и хлыстов. Подобная стычка произошла в 1483 году между rioni Monti и Trastevere. {64}
Во время поединков на копьях или мечах, на конях или пешими также сходились чемпионы кварталов: то один на один, то целыми командами. Начиная с карнавала 1501 года, на piazza Navona проводят новую рыцарскую игру, названную «сарацинской». Всадники должны были поразить копьем подвешенное к перекладине чучело и избежать удара тяжелых деревянных шаров, привязанных к нему на длинной веревке. Однако эти рыцарские забавы не получают в Риме широкого распространения.
Большинство бегов легко превращаются в потеху. Бега устраиваются между мужчинами в соответствии с возрастными категориями, более того, охотнее устраиваются бега стариков, которые должны были бежать то почти без одежды, то даже абсолютно голыми, то непосредственно перед стартом впихивать в себя такое количество пищи, что еле дышали на бегу. Толпа, естественно, умирала со смеху. {65}
Кроме того, в определенные дни новый Рим следовал старинной и очень популярной традиции Testaccio. Соревнующиеся должны были как можно быстрее подняться на склон холма, который располагался между Авентином и Тибром и был образован из осколков амфор, некогда привезенных моряками. Как только заканчивались состязания и вручались награды, наступала очередь последнего развлечения: со склона холма на полной скорости пускались легкие повозки, в которых находились связанные свиньи; по пути или в самом низу зрители пытались выхватить их. Самых смелых подбадривали громкими криками. Члены курии толпились у окон, чтобы ничего не пропустить, а также пользовались случаем, чтобы показаться на людях, привлечь к себе внимание, симпатию горожан.
Также поддерживаются некоторые обычаи, в частности, те, в соответствии с которыми евреев заставляли устраивать унизительные, отдающие дурным вкусом маскарады. Все чаще и чаще именно евреи становятся жертвами шествий, представлений и разного рода состязаний, причем до такой степени, что в 1500-х годах Римский карнавал просто-напросто превращается в «праздник евреев». Перед бегами члены «Еврейского товарищества», одетые в пышные костюмы, выдержанные в цветах города (красном и золотом), с украшенными лентами жезлами в руках, открывали шествие. Проходя перед папой, они воздавали ему почести, а затем принимали шутовские, постыдные позы. Это была своего рода дань толпе, которая могла безнаказанно осыпать их непристойными шутками и оскорбительными насмешками, удовлетворяя свое инстинктивное стремление найти козла отпущения и разрядиться, выплеснуть отрицательные эмоции, показать свое превосходство.
В ту эпоху евреи подвергались гонениям и преследованиям во многих странах (в частности, в Испании), их вынуждали переменить веру, лишали имущества. Поэтому они видели в Риме единственное надежное прибежище. {66} Эти люди, которых отвергли в других местах и которым, например, запретили селиться в Генуе, знают, что папа примет их и защитит. Возможно, им навязывается это унизительное участие в народных праздниках в качестве компенсации за то, что римляне вынуждены были их принять. В других местах и в другие времена история отношений между различными религиозными, этническими и языковыми общностями демонстрирует столь же показательные примеры подобной позорной зависимости. {67}
Эти зрелища и игры, все более разнузданные и многочисленные, заполняют почти все дни календаря и в конце концов становятся предметом скандальной хроники, вызывая острую полемику и критические замечания. Но добродетельные авторы этих замечаний хотя и рядятся в одежды оскорбленной невинности, хотя и находят эти выступления шокирующими и отвратительными, чернящими репутацию Церкви и города, но в то же время забывают о незыблемых принципах существования, диктующих свои правила поведения. А они таковы: не разонравиться городу, как можно чаще появляться на людях, участвовать в различных мероприятиях, но главное — сохранить верность традициям предков. Традициям, которые, будучи, несомненно, вульгарными, все же являются неотъемлемой частью былого наследия и которыми можно было бы пренебречь только если решиться расстаться со своим прошлым.
Как бы то ни было, решительные противники этих праздников неустанно осуждают их дурной вкус, их чрезмерность, подчеркивают даровой характер некоторых развлечений и особенно готовность папы и его придворных принять в них участие, настойчивое стремление последних придумывать новые безумства и даже их распутство. Противники твердят (и в этом они правы), что кардиналы любят покрасоваться на маскарадах верхом на коне, скрыв лицо под маской и одевшись самым шутовским образом. В 1487 году кардинал Колонна, носившийся вскачь по городским улицам вместе с другими прелатами, упал с лошади перед церковью Сан-Сальваторе, да так неудачно, что это стоило ему жизни. {68}
Среди членов Священной коллегии появилась привычка устраивать шествия колесниц, в которых располагались различные персонажи в масках и шуты в ярких одеждах, декламирующие непристойные стишки. Расточительство и бесстыдство, казалось, достигло апогея при папе Александре VI. Примером тому служит свадьба его дочери Лукреции, в сентябре 1501 года вышедшей замуж за Альфонсо д’Эсте. По окончании долгих переговоров относительно размеров приданого, после утомительных споров посольств феррарского двора свадебные торжества, наконец, состоялись и длились более двух недель. По Corso пустили лошадей, присланных в подарок всеми итальянскими князьями… однако победа была оспорена, поскольку лошадь-победительница сбросила своего седока. Также заставили бежать или танцевать с придворными куртизанок (говорят, их было более пятидесяти). Куртизанки скинули свои одежды и на усыпанной каштанами земле стали так извиваться, что это зрелище вызвало целую бурю восторга. Произошедшее наделало много шума… Некоторые, более благонравные, кардиналы осмелились даже выразить свое возмущение. По всему городу ходили пасквили, вывешивались оскорбительные плакаты. Папа бросил на поиски авторов своих дознавателей, и его сын Чезаре свирепствовал с особым цинизмом. Однако слухи о беспорядках расползаются и распространяются далеко за пределы страны. Несколько крайне суровых и критических разоблачительных писем было опубликовано в Венеции и Германии.