Страница 8 из 94
Упыри
В народе верили, что умершие ведьмы могут оставлять могилы и являться среди людей. В особенности была распространена вера в упырей, то есть умерших ведьмачей, или ведьмунов.
Упыри — ходячие мертвецы — встают из могил по ночам, ходят в разных видах, пьют кровь из детей, вступают в связь с девками и женами. [6]
Афанасьев определял упырей как злобных блуждающих мертвецов, которые при жизни своей были колдунами, волкулаками и вообще людьми, отверженными Церковью, каковы: самоубийцы, опойцы, еретики, богоотступники и проклятые родителями. Упыри и упы-рицы бывают виновниками чумы и других эпидемических болезней, засухи, неурожаев и вообще всяких общественных бедствий.
Вот один рассказ об упыре:
«В одном селе жили два кума-ведьмача; один из них умер и был по общепринятому порядку похоронен, как обыкновенно хоронят крестьян. Через несколько дней после похорон оставшийся в живых ведьмач вспомнил о своем умершем куме и сказал: дай пойду проведаю кума. Сказано — сделано.
Придя на кладбище, он отыскал могилу кума, наклонился над нею и крикнул в отверстие, которое было в могиле:
— Здоров, кум!
— Здоров! — отвечал ему из могилы голос.
— Я тебя, кум, пришел проведать.
— Спасибо, кум!
Долго переговаривались они; между тем наступили сумерки, стемнело, в хатах зажглись огни. Выходит из могилы ведьмач и предлагает своему куму отправиться вместе в деревню, как только заснут люди.
Долго ходили они по деревне, отыскивая такую хату, где бы окна не были на ночь осенены крестным знамением. Наконец нашлась хата, хозяйка которой забыла перед сном перекрестить окна, в эту хату они и вошли. Мертвый пошел в кладовую, принес оттуда хлеба и меду, сел за стол, они и поужинали. Все хозяева хаты спали крепким сном и, конечно, не видели и не слышали, что делается у них в доме.
Между тем упырь заметил, что в люльке лежит грудной ребенок, поэтому, когда, поужинав, они вышли из хаты и прошли улицу до конца, он сказал своему товарищу:
— Эх, кум, что мы сделали: мы забыли в хате погасить свечу! Побудь тут, я пойду погасить.
Воротился мертвец в хату, а живой, догадываясь, зачем он воротился, пошел вслед за ним, подошел к окну и видит: кум наклонился над колыбелью и сосет из младенца кровь.
Потом вышел мертвец из хаты, подошел к куму и сказал:
— А теперь, кум, отведи меня на могилу
— Нет, кум, я не хочу туда идти с тобою.
— Чего?
— Боюся.
— Не бойся, кум, я тебе не злодей, пойдем, брат, ты взял меня из фоба, ты и отведи.
Делать нечего: пришлось живому куму идти с мертвым до могилы. Пришли к могиле, мертвый и говорит:
— Пойдем же со мною в могилу, мне все будет веселее!
Схватил кума за полу да и тянет за собою в могилу. Но кум был настороже: отполосовал ножом часть полы, а тут, к счастью, запели петухи, и кум-мертвец скрылся в могилу.
Тогда живой кум побежал в деревню, собрал народ и рассказал все, что в эту ночь с ним случилось. Пошли на кладбище, разрыли могилу, вынули гроб, видят, что мертвый лежит лицом вниз, взяли осиновый кол и забили ему в затылок.
Когда вбивали кол, мертвец проговорил: «Эх, кум, кум! Не дал ты мне на свете пожить!»»
Расправы над ведьмами и колдунами
Надо сказать, что русский человек терпел колдуна и был к нему снисходителен до поры до времени. Внешнее почтение к колдунам часто сменялось лютой ненавистью, когда в селе думали, что именно чародей причинил жителям несчастье и навел на них порчу. В таком случае толпа разгневанных крестьян могла не только избить до полусмерти ведьмака, но и даже убить его. Причем случались подобные расправы даже в совсем недавнее (по меркам истории) время.
Так, в «Новом времени» (1895. № 7036) рассказывается о следующем факте народной расправы с колдуньей, имевшем место 25 сентября 1895 года в Москве в самом центре города — на Никольской улице:
«Одна из наиболее чтимых московских святынь — часовня Святого Пантелеймона на Никольской. В ней и около нее всегда толпа. По ночам часовня заперта, но ранним утром, далеко до рассвета, в ней служится молебен; затем чудотворная икона вывозится в город для служения молебнов в частных домах. Тогда в часовню собирается особенно много народа — все больше мещан и крестьян. Так было и в ночь 25 сентября. Часовня еще не была отперта, а около нее уже толпилось человек триста. Между ними находились крестьянский мальчик Василий Алексеев и какая-то простая женщина, одержимая припадками — не то истерического, не то эпилептического свойства. Возле этой пары стояла крестьянка Наталья Новикова; она разговорилась с мальчиком и подарила ему яблоко… Мальчик куснул яблоко, и надо же быть такому несчастью, чтобы как раз вслед за тем с ним сделался истерический припадок. На крик Алексеева прибежал с ближайшего поста городовой и отвез больного в приемный покой. Толпа, конечно, всполошилась:
— Отчего был крик? В чем дело?
Наталья Новикова и женщина, сопровождавшая Алексеева, вероятно, успели тем временем повздорить, потому что вторая из них принялась объяснять народу происшедший случай таким ехидным образом:
— Мальчика испортила вот эта баба. Дала ему яблока, а яблоко-то было наговорное. Едва он закусил яблоко — как закричит! и почал выкликать…
Суеверная сплетка быстро обошла толпу и подчинила ее себе. На Новикову глядят со страхом и ненавистью. Слышны голоса:
— Ведьма!
— Мальца заколдовала!
— Пришибить — и греха не будет…
На Новикову начинают нажимать; она струсила и решила лучше уйти подальше от греха: народ — зверь, с ним не сговоришь. Пока она пробиралась к Проломным воротам, толпа рычала, но не кусалась; со всех сторон ругательства, отовсюду свирепые взгляды, но ни у кого не хватает мужества перейти от угроз к действию… В это время кто-то громко и отчаянно крикнул:
— Братцы… бей колдунью!
И в ту же минуту Новикова была сбита с ног и десятки рук принялись молотить по ней кулаками… Молотили с яростью, слепо, не жалея, насмерть… И, не случись на Никольской в ту пору опозднившегося прохожего, чиновника Л. Б. Неймана, Новиковой не подняться бы живой из-под града ударов. Господин Нейман бросился в толпу:
— Что вы делаете?! С ума сошли?!
— Бей колдунью!
— Этот — что тут еще?!
— Вишь, заступается…
— Заступается? Видно, сам из таких… бей и его!
— Уйди, барин! Не место тебе здесь… Наше дело, не господское…
— Бей! бей! бей!..
Господин Нейман, обороняясь, как мог, протискался, однако, к Китайскому проезду, где подоспел к нему городовой, чтобы принять полуживую Новикову: она оказалась страшно обезображенной, защитника ее тоже, выражаясь московским жаргоном, отделали под орех…
И над сценой этой средневековой расправы ярко сиял электрический фонарь великолепной аптеки Феррейна, и повезли изувеченную Новикову в больницу мимо великолепного Политехнического музея, в аудитории которого еженедельно возвещается почтеннейшей публике то о новом способе управлять воздухоплаванием, то о таинствах гипнотизма, то о последних чудесах эдисоновой электротехники. И когда привезли Новикову в больницу, то, вероятно, по телефону, этому чудесному изобретению конца XIX века, дали знать в дом обер-полицмейстера, что вот-де в приемном покое такого-то полицейского дома лежит женщина, избитая в конце века XIX по всем правилам начала века XVI…
А вот еще один случай народной расправы с колдуном-упырем, взятый из «Киевской старины» (1890. Т. XXVIII). Случилось это во время ужасной чумы в 1770 году в селе Войтовке. Какие ни принимались меры — ничего не помогало, люди продолжали умирать. И крестьяне тогда решили, что по селу что-то ходит, отворяет окна и «надыхуе» чрез них в хаты, отчего народу мрет больше, чем бы мерло без этого.
Поскольку объяснение моровому поветрию было найдено — теперь оставалось только найти конкретного виновника народного бедствия. И вскоре на сельском сходе было заявлено некоторыми из присутствовавших, что они видели ходящего по селу упыря, что на упыря этого с остервенением нападали собаки, а скот при виде его стремительно убегал. Якобы даже видели, во что был одет упырь: он был в белой рубахе и синих суконных штанах, от колен замотанных белым сукном.
6
В Европе истории о покойниках, тела которых, не тронутые тлением, находят вне могил, появляются в XI веке. Исследователи полагают, что само понятие «живых мертвецов», позднее трансформировавшееся в «вампиров», пришло из Исландии и с Британских островов, где были сильны принесенные кельтами верования в эти сверхъестественные существа.