Остров мертвых

Если б знать, что из серой мышки вырастет такая красотка! Что ж, теперь остается только кусать локти. Впрочем, каждый из них наверняка украдкой сравнил Хинако с собственной женой. Да и в Ущелье Богов Фумия вызвался проводить ее в основном из-за этого неожиданного, давно позабытого ощущения — при виде ее сердце вдруг начинало сладко и томительно ныть.

Хинако с видимым удовольствием выпустила струйку дыма и огляделась по сторонам в поисках дороги. Ее крупные золотистые сережки весело играли на солнце.

— Помнишь, как мы втроем, я, ты и Саёри, пришли в Ущелье Богов в последний раз? Мы тогда были в четвертом классе.

Эти слова внезапно подтолкнули давно забытые воспоминания в душе Фумия.

В тот день он поссорился с приятелем и шел из школы крайне недовольный и надутый, когда ему на глаза неожиданно попались Саёри с Хинако.

«Эй, Фумия, пошли с нами в Ущелье Богов!» Саёри в упор глядела на него своими раскосыми глазами, и Фумия неожиданно согласился.

Совсем маленькими, они с Саёри и Хинако иногда убегали в Ущелье Богов, пока однажды дед Фумия строго-настрого не запретил ему подходить к проклятому месту. С тех пор Фумия стал больше играть с мальчишками, а уж когда подрос, ему и подавно не приходило в голову заглянуть в ущелье.

— Кажется, это был последний раз, когда мы наведывались туда все втроем.

Фумия живо представил три хрупкие детские фигурки, шагающие гуськом по горной тропинке. Впереди Саёри, за ней, боясь отстать, торопливо семенит Хинако. А он? Где же шел он? Наверняка, по своему обыкновению, задумчиво брел за ними, рассматривая придорожные растения.

Фумия нравилось наблюдать за природой, за тем, как движутся облака, копошатся насекомые, шелестит ветер. Вот бы вспомнить те детские мысли, положившие начало его мировоззрению. Теперь они кажутся лучиком света в сизой дымке минувших лет.

— Ну что, в путь?

Хинако втоптала окурок в землю, и они двинулись дальше.

Фумия взахлеб рассказывал о студенческих годах в Токио. Их, студентов-историков с филфака, во время каникул выгоняли на раскопки. Хинако весело хохотала над тем, как однажды им довелось откопать несметные богатства, зарытые нуворишами, чтобы не платить налоги, и сколько было по этому поводу шума. Зябко передергивала плечами, когда он рассказывал, как во время ночевки в палаточном лагере муравьи заползали под одежду и все тело потом нестерпимо чесалось.

Когда речь зашла о том, как одна из студенток нечаянно раскопала змеиное гнездо и от страха так вцепилась в Фумия, что чуть не задушила насмерть, Хинако многозначительно подмигнула ему:

— Это была твоя подружка?

Фумия так трогательно смутился от этой безобидной фразы, что Хинако не выдержала и громко прыснула:

— Значит, все-таки подружка!

Красный как рак Фумия смущенно кивнул.

Ее звали Хитоми, и она была его одногруппницей и первой женщиной. Однако стоило Фумия устроиться на работу, как они почти перестали встречаться, и отношения их сами собой сошли на нет. Фумия в те годы был неисправимым мечтателем. Его взяли менеджером по кадрам в одну компанию. Не бог весть что, но одно лишь сознание того, что он ежедневно должен ходить на службу, а значит, у него есть дело, наполняло его жизнь смыслом. Именно тогда он познакомился с будущей женой. Дзюнко работала в фирме, проводившей обучение их персонала. Сильный профессионал, она и в личной жизни не привыкла отступать и во что бы то ни стало добивалась желаемого.

И хотя Дзюнко осталась в прошлом, Фумия нет-нет да и вспоминал бывшую супругу. Любовь растаяла без следа, но в сердце осталась светлая тоска по юности.

Воспоминания увели Фумия далеко от Якумуры. Он не глядел под ноги и, оступившись, едва успел ухватиться за ветку, чтобы не упасть. Стряхнув наваждение, он обратился к Хинако:

— Ну что же мы все обо мне да обо мне. Я все жду, когда и ты расскажешь что-нибудь интересненькое из собственной студенческой жизни.

Пришел черед Хинако описывать богемную атмосферу художественного университета. В тени бесконечной борьбы ярких и талантливых личностей Хинако была самой что ни на есть заурядной студенткой. Зато она не пропускала ни одной премьеры или рок-концерта, и жизнь ее била ключом.

Фумия слушал ее рассказ, а в голове упорно крутилась одна-единственная мысль: интересно, каким был ее первый мужчина? Когда он появился в ее жизни? В университете или позже? Слушая ее частое дыхание за своей спиной, Фумия представлял Хинако в мужских объятиях. Он попытался отогнать наваждение, но ничего не вышло. Наконец ему удалось убедить себя, что допускать подобные мысли, находясь один на один с девушкой в глухом лесу, как минимум недостойно.

Внезапно заросли расступились, и перед ними раскинулось поросшее травой небольшое ущелье. Вытянутые к солнцу ядовито-красные цветы оживляли сонную картину. На фоне синего неба и яркого солнца ущелье казалось изумрудным.

Ущелье Богов. Справившись с подступившим волнением, Хинако выдохнула:

— Надо же. Здесь все как прежде. Ничего не изменилось.

Фумия окинул ущелье взглядом. Его можно было обойти всего минут за десять. Лес резко обрывался у самого его края, на склонах не росло ни деревца. Собственно, это было даже не ущелье, а просвет между скалами, лежавший выше Якумуры над уровнем моря. И все же, сколько помнили себя эти места, их всегда называли Ущельем Богов.

Вокруг стояла удивительная тишина. Ни ветерка, ни шороха. Здесь и правда ничего не изменилось. Время словно замерло, боясь шевельнуться.

Они начали осторожно спускаться по скользкому склону. Еле заметная тропка окончательно потерялась в густом бурьяне, бросив Хинако и Фумия на произвол судьбы.

— Помнишь, в тот последний раз мы играли здесь в «птичку»?

Хинако мечтательно улыбнулась в ответ:

— Да, было дело.

Для «птички» их было слишком мало. Круг получился узким — один водит, двое ходят вокруг. Да и вообще, «птичка» — забава для малышей. Не к лицу четвероклассникам заниматься такой ерундой. И все же в тот день они резвились и радовались, словно дошколята. Человеку в любом возрасте свойственно оглядываться в прошлое. Может быть, в тот миг они, совсем дети, уже почувствовали нечто подобное, с ностальгией оборачиваясь назад, в еще более раннее детство, когда были дружнее и искреннее друг с другом.

звонко отдавались в тишине ущелья тоненькие детские голоса.

— Мне постоянно выпадало водить, помнишь? — (Фумия слушал ее, задумчиво склонив голову набок.) — Вас и было-то всего двое. Казалось бы, ничего не стоит отгадать, кто стоит за спиной, а у меня никак не получалось. Закрываю глаза и чувствую, как вы с Саёри кружите вокруг меня. И мне вдруг так страшно стало! Я испугалась, что навсегда останусь в кругу и никогда не смогу выбраться. Из глаз сразу покатились слезы.

Фумия отлично помнил этот момент. Они с Саёри, напевая, ходили по кругу. Иногда Саёри поглядывала на него из-за плеча Хинако. Ее раскосые глаза почти превратились в щелочки, тонкие губы растянулись в довольной ухмылке. Каждый раз, встречаясь с ней взглядом, Фумия чувствовал, что мучительно краснеет. Пожалуй, на те короткие мгновения они превратились в заговорщиков, связанных некой общей тайной и даже робким влечением. Они украдкой переглядывались, обменивались секретными жестами…

— Кто у тебя за спиной стоит?

В уши ворвался голос Хинако. Фумия вздрогнул. Убирая запутавшуюся в волосах травинку, Хинако продолжала:

— И вот, когда я в который раз ошиблась, Саёри сжалилась и нарочно крикнула погромче, давая понять, что это именно она стоит у меня за спиной. Естественно, на этот раз водить выпало Саёри. Надо сказать, ей тоже не везло. Но мне казалось, что она специально ошибается. Тогда мне вдруг пришла в голову мысль: а может, ей нравится водить? Водящего иначе называют чертенком. А черт — это дух мертвеца…