Остров мертвых

— В полтретьего ночи?! Мне снился замечательный сон. Ты не пыталась хоть изредка думать о других?! — возмущалась трубка голосом Тору. Хинако почувствовала неимоверную усталость. — Не ты ли совсем недавно говорила, что тебе нужно побыть одной? Не прошло и трех дней — на тебе! Звонишь посреди ночи, чтобы услышать мой голос! Так к чему был весь этот блеф?!

О нет, она не блефовала, когда говорила, что ей нужно побыть одной. Это был жест отчаяния. «Посмотри же на меня наконец другими глазами!» — вот что ей хотелось крикнуть ему в лицо. Им обоим нужно хорошо подумать.

Ей хотелось исчезнуть с орбиты Тору, чтобы стать ему необходимой. Может быть, в глубине души она надеялась, что он бросится вдогонку. В конце концов, ей просто хотелось пошлых слов из дешевой мелодрамы. Что-то вроде «Ты очень нужна мне!». Как просто. Слишком просто. Она и подумать не могла, что нуждается в такой малости. А ведь она прекрасно отдавала себе отчет в том, что требовать этого от Тору — напрасная трата времени.

Хинако уже раскаивалась, что позвонила ему.

— Прости меня, — тихо проговорила она.

— Где ты сейчас?

Неуютная люминесцентная лампа освещала старенькую кухоньку. Вокруг лампы вился мотылек.

— В Коти. Деревня называется Якумура.

— В Коти… — Тору запнулся. — И что же ты там забыла, в этом своем Коти? Что с работой? Что с нашим заказом? Он готов? Когда ты собираешься назад?

Хинако сообщила, что с работой все в полном порядке, когда вернется — не знает, попрощалась и, не дожидаясь ответа, положила трубку.

Нет! Ничего никогда не изменится… Ее пронзило острое чувство тоски.

Уж лучше трястись от страха, ожидая нашествия мертвецов. Хинако горько усмехнулась.

Девушка вернулась в спальню и нырнула под одеяло. Ее больше не страшила темнота. В сонном сознании Хинако ворочались невеселые мысли.

В темной глубине сада пробежал ветерок.

Глава 5

Среди деревьев блестело море, вдали темнели обрывистые скалы мыса Мурото. Почти на ощупь мужчина продирался сквозь лесные заросли, раздвигая густую траву посохом и зорко глядя под ноги. Он и его товарищи долгие годы пользуются этой тропой, почти незаметной в густой чаще. Нет, он не собьется с пути. За эти годы он так часто проходил здесь, что, кажется, выучил наизусть каждый камень.

Интересно, сколько раз шел он этой дорогой? Да нет, теперь уж и не сосчитать. Вот только самый первый четко отпечатался в памяти. Ему тогда было двадцать два, и он нехотя шагал вслед за отцом. Ах, как не хотелось отправляться в путь, оставлять дома молодую жену. В тот год они с отцом в первый и последний раз вместе обошли Сикоку.

Сызмальства он знал, что в храме, в таинственной глубине грота, время от времени собирается все взрослое мужское население деревни. После такого собрания один из мужчин неизменно отправлялся в путь. Когда он возвращался, мужчины снова встречались в гроте, и вскоре уходил уже другой сосед.

Раз в несколько лет приходил черед его отца. Мать со вздохом доставала из плетеной корзины белое одеяние, и отец, тщательно вымывшись, осторожно облачался в него. В такие моменты выражение его лица наводило на мальчика трепетный ужас, а в самом процессе перевоплощения было нечто завораживающее. Добродушие простого крестьянского лица внезапно уступало место безмятежному спокойствию буддийского монаха. Казалось, облаченный в белое одеяние мужчина не имеет ничего общего с привычным и родным отцом. Новоявленный незнакомец покидал их дом, а мальчик еще долго не мог надивиться, глядя вслед удаляющейся белой фигуре.

Через пару недель на пороге появлялся изможденный отец, с впалыми обветренными щеками и удивительным светом в глубине усталых глаз.

Сколько он себя помнил, все мужчины их крохотной деревушки поочередно исчезали в неизвестном направлении, а через некоторое время возвращались, еле держась на ногах от усталости. «Мой опять на службе», — горестно вздыхали деревенские женщины под сочувственными взглядами соседок.

Подлинный смысл «службы» открылся ему лишь в ночь накануне свадьбы, когда отец торжественно ввел его в сельский храм.

Обычно пустующий грот в тот вечер был полон народу.

Силуэты мужчин, сидевших плотным кольцом, дрожали в пламени свечей, странно напоминая неприкаянных духов. Кольцо расступилось, и он занял уготованное ему место. Старейшина стал нараспев рассказывать о том, что отныне и его ожидает почетная «служба», поведал о ее истории и законах. Слова плавным потоком лились из уст старейшины, и поток этот иссяк лишь глубокой ночью.

То, что говорил старейшина, казалось настолько невероятным, что в ту ночь он так и не взял в толк, стоит ли до конца верить его словам. Единственное, что он понял наверняка, — «служить» ему теперь придется, пока не женится его собственный сын. Таков закон.

Только Бог не послал ему сына. Сердце в который раз пронзила тупая боль. От «службы» его избавит только смерть. Народу в деревне остается все меньше, нести «службу» почти некому. Промежутки между походами становятся все короче.

А что, если смерть настигнет его далеко в горах, как того парня, что ушел перед ним и не вернулся…

Мужчина отодвинул посохом преградивший дорогу побег плюща. Совсем рядом с пронзительным писком вспорхнула невидимая летучая мышь.

За спиной послышался громкий вопль. Фумия оглянулся. Хинако растянулась прямо посреди дороги и теперь пыталась подняться, забавно насупившись.

— Ты в порядке? — Фумия помог ей встать на ноги.

Оглядев основательно вымазанные в грязи джинсы, девушка недовольно нахмурилась:

— Это просто кошмар, а не дорога!

Воздух был горячим и влажным. Земля под ногами напиталась влагой и размякла.

— Ты смотри, осторожней! А то еще до прихода в Ущелье Богов станешь похожа на земляное чучело, — еле сдерживая смех, промолвил Фумия.

Хинако присела на пень, вытирая джинсы бумажной салфеткой и расстроенно бормоча:

— Да уж. Теперь стирать придется. Целая история!

Фумия прислонился к скале:

— Бросила в машинку — раз, два и готово.

На лице Хинако появилась досада.

— Ага! Как раз машинку-то твои дорогие Морита и не оставили. Придется по старинке, ручками. Чтобы согреть воды, надо газом топить. Не жизнь, а сказка!

— В Токио жизнь другая, удобная, правда?

Хинако кивнула и промолвила:

— Да, другая. Хотя мне все больше нравится эта, неудобная. Знаешь, я даже подумываю о том, что, если не удастся найти нового квартиранта, перестрою нашу развалюшку и сделаю из нее летний дом. По-моему, это просто здорово — иметь летнее пристанище.

— Конечно! Подумаешь, летний дом где-нибудь под Хатигаокой или Насу? А тут… Ты вслушайся только: летняя резиденция в деревне Якумура, префектура Коти. Ты произведешь большой фурор среди своих токийских приятелей.

Хинако искренне расхохоталась:

— И все-таки вечером я собираюсь пойти к нашим соседям Оно и посоветоваться, реально ли перестроить нашу хижину в летний домик.

Под ногами росли цветы горечавки. Над головой пели цикады. Узкая тропка перетекала в пологий склон и пряталась в небольшой рощице. За зарослями журчала Сакагава — Ущелье Богов притаилось у самого ее верховья. До деревни было рукой подать, но местные жители не очень-то жаловали эту обрывистую горную дорогу.

Хинако достала из цветастой сумки сигареты и с удовольствием затянулась. Фумия не курил, — может, поэтому он до сих пор не мог привыкнуть к сигарете в хрупких пальцах Хинако.

Он почти не помнил ее в школе. Если сравнить память с морским берегом, то Хинако была лишь одним из множества серых камней на этом берегу. Однако женщина, стоящая сейчас перед ним, не имела ничего общего с едва сохранившейся в его воспоминаниях серенькой мышкой. Разве с той, прежней, он мог бы так беззаботно болтать и смеяться? К тому же она очень похорошела. Трудно выразить это словами, но от ее миниатюрного подтянутого тела веяло какой-то целомудренной соблазнительностью. Если честно, вчера он был просто потрясен, увидев Хинако на встрече одноклассников. Да что там говорить! Похоже, все мужчины в комнате разделяли его впечатление.