Страница 18 из 86
Несколько дней назад здесь был один французский журналист, брал у меня интервью. Я подспудно чувствую, что у него недоброе сердце и что он исполнял чью-то волю. Интервью, на мой взгляд, будет враждебным по характеру, и эта враждебность усилится в несколько раз, когда его опубликуют в Пешаваре. Я думаю, что будет лучше, если это интервью не будет опубликовано.
Пожалуйста, напишите мне о Вашем опыте общения с иностранцами, и особенно с журналистами. Если не будет затруднительно, напишите мне о Саудовской Аравии, а также о том, что думают люди в этой стране по поводу нашей борьбы и фронта. Буду Вам чрезвычайно признателен.
С уважением Масуд
02.10.1361 (24.12.1982 г. — Прим. авт.)
Таким образом, население и моджахеды Панджшера оказались в катастрофическом положении, а тех средств, которые удавалось получать за счет внутренних источников, постоянно не хватало. Масуд искал новые источники финансирования и пути выхода из тупика, поэтому он охотно принял предложение советского военного командования о перемирии.
Перемирие
В конце 1982 г. – начале 1983 г. советская военная разведка предприняла новые шаги по налаживанию сотрудничества и установлению прямых контактов с Масудом. В частности, по поручению начальника ГРУ Генштаба ВС СССР генерала армии П.И.Ивашутина подполковник Анатолий Ткачев, установив контакты с Ахмад Шахом, длительное время, как он говорит, работал с ним. Вот его рассказ: «Во время пребывания в Афганистане в 1981–1983 годах мне довелось участвовать во многих операциях, проводимых разведорганами против одного из полевых командиров афганского сопротивления Ахмад Шаха Масуда и его группировки. В ходе одной из них первому из советских военных разведчиков удалось установить с ним личный контакт. О чем расскажу подробнее.
В ущелье Панджшер было проведено несколько военных операций, которые, как правило, заканчивались выводом советских и правительственных войск из “освобожденных районов” с тяжелыми боями и большими потерями в живой силе и технике. Практически ни одна операция против Масуда положительного конечного результата не принесла, хотя советские войска регулярно овладевали Панджшером.
В то время, когда я работал в разведывательном центре в Кабуле, мы добывали достоверные разведданные о вооруженных формированиях моджахедов. Однако в связи с установкой “сверху” отыскивать только положительные тенденции развития военно-политической обстановки и афганского общества эти данные докладывались в приукрашенном виде уже из разведцентра. В последующем они препарировались и искажались при обобщении в Пятом управлении ГРУ ГШ и Генштабе до такой степени, что не имели ничего общего с первоначальными. Никто не хотел брать на себя ответственность и докладывать истинное положение дел, да и высшее военное руководство достоверным разведданным не хотело верить. Была дана официальная установка отражать в докладах положительные тенденции, которых фактически не было. Желаемое выдавалось за действительное. А между тем из Панджшера систематически вывозили раненых и трупы наших солдат и офицеров. Но это не очень-то беспокоило наших руководителей. Помню, когда я докладывал обстановку генералу армии С.Ф.Ахромееву, бывшему тогда одним из руководителей Оперативной группы МО СССР, то сказал ему, что надо попытаться договориться с Ахмад Шахом о перемирии, так как от наших огневых и авиационных ударов гибнут мирные жители, а от огня моджахедов погибают наши солдаты. Он ответил, что все эти старики, женщины и дети являются родственниками душманов, а что погибают наши солдаты, так это их долг. Погибнет один, пришлют еще десяток. Ахмад Шаха надо поставить на колени и заставить его сложить оружие.
Именно исходя из подобных установок и определялось проведение войсковых операций в Панджшере, которые вели к неоправданным жертвам. На мой взгляд, эти операции проводились для того, чтобы военное руководство получало различные награды. Не случайно во время их проведения в Афганистан приезжали многие начальники, чтобы “отметиться” личным участием в них. За проведение одной из них (1982 г.) сам генерал армии С.Ф.Ахромеев получил звание Героя Советского Союза.
Очевидно поэтому мое предложение о мирных переговорах с Ахмад Шахом не находило у него понимания. Поддержали меня генерал армии П.И.Ивашутин и Маршал Советского Союза С.Л.Соколов. С их благословения и разрешения мы организовали работу в Панджшере, так как дальнейшие разработки этой операции были полностью отданы мне на откуп. Был разработан план проведения разведывательной операции по выходу непосредственно на Ахмад Шаха, вступления с ним в контакт и проведения переговоров по всему комплексу проблем. Конечной задачей ставилось добиться прекращения огневого противодействия в ущелье Панджшер и прилегающих к нему районах. Некоторые горячие головы предлагали во время встречи провести теракт, например, передать ему или фотоаппарат, или книгу, начиненную взрывчатым веществом с радиоуправляемым взрывателем. Нажал кнопку и... Но генерал Ивашутин пресек эти фантазии.
В Кабуле тогда была большая колония выходцев из этого ущелья. Я установил с ними связь и через них послал Ахмад Шаху предложение о встрече. Он согласился и гарантировал безопасность.
Операция была санкционирована начальником Главного разведывательного управления Генштаба генералом армии Петром Ивановичем Ивашутиным, который взял на себя такую ответственность, хотя против этого шага выступали довольно влиятельные силы в Афганистане.
В период подготовки встречи с Ахмад Шахом мы провели большое количество бесед с живущими в Кабуле выходцами из Панджшера, которые в той или иной мере знали Масуда в детстве, студенческие годы и уже в роли участника сопротивления. Сейчас можно назвать имена некоторых из них: Мирдад Панджшери, Дауд Панджшери, Дастагир Панджшери (позже самого Ткачева афганцы стали называть Анатолий Панджшери — Прим. авт.).
На основании этих бесед у нас сформировался противоречивый образ человека, в котором удивительно сочетались положительные и отрицательные качества. Однако все говорили, что он человек слова. Это давало надежду вернуться живыми после встречи с ним, так как он заверил, что гарантирует нашу безопасность. Через посредников были согласованы место и время встречи на условиях Ахмад Шаха: Панджшер, территория, контролируемая моджахедами, канун нового, 1983 года. Выход к месту встречи должен быть осуществлен в новогоднюю ночь. Мы прибудем без охраны и без оружия. Место встречи долго согласовывали, так как мое начальство сначала не соглашалось, чтобы встреча состоялась на территории противника. Предлагали в Кабуле, что было нереально, или в каком-нибудь другом нейтральном месте. Но где в Панджшере было нейтральное место? В конце концов решили, что мы прибудем туда, куда укажет Ахмад Шах.
Обычно в праздничные дни в Афганистане в 40-й армии было принято салютовать из всех видов оружия, но дабы не давать повода моджахедам для лишнего беспокойства, мы договорились с командиром 345-го парашютно-десантного полка подполковником П.С.Грачевым, чтобы в эту новогоднюю ночь обошлось без салютов, и он смог выполнить мою просьбу на сто процентов —“обеспечил тишину”. Как только стемнело, из кишлака Руха на бронетранспортере, где кроме нас находились механик-водитель и командир бронемашины, мы выехали и довольно быстро добрались до условленного места. Мы спешились, бронетранспортер развернулся и уехал, а мы остались вдвоем с переводчиком Максом. Пустили ракеты, как это было условлено. Вскоре услышали в тишине морозной ночи чьи-то шаги. Подошла группа вооруженных моджахедов (10–12 человек) во главе с начальником контрразведки Ахмад Шаха Таджутдином. Таджутдин спросил нас: “Может быть, немножко отдохнем?” Я сказал ему: “Нет, давайте двигаться. Дело превыше всего”. “Хорошо, — сказал Таджутдин, — но если уставать будете, говорите, будем отдыхать”. В составе этой группы мы пешком добрались до Базарака. Шли по горным тропам и перевалам ночью в общей сложности около четырех часов, минуя посты боевого охранения мятежников. Я шел рядом с Таджутдином. Несколько раз пришлось останавливаться и отдыхать. Таджутдин говорит мне: “Надо идти след в след или нога в ногу. Как я иду, так и ты за мной шагай, не надо семенить, надо идти размеренно». Приятно было, что он проявляет обо мне заботу, я ведь человек не горный, а равнинный”.