Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 59



— Ты простишь меня, если я не встану, чтобы поздороваться с тобой? — Когда он говорил, его рот кривился на одну сторону, но речь, хотя и несколько невнятная, осталась связной и контролируемой. Повторял ли он про себя «выдержка, выдержка, выдержка»?

Аликс осмотрелась, чувствуя себя неловко. Вот он сидит перед ней, во плоти и крови, через столько лет, а она не знает, что сделать или сказать…

Ждал ли он, что она его поцелует? Обнимет? Пожмет ему руку? Но почему — теперь, если она никогда не делала этого раньше? Внезапно Аликс пронзила мысль, что сейчас отец в ее власти: на этот раз он не смог бы уклониться от ее объятий.

Однако она не умела выказывать свои чувства стихийно и непринужденно — по крайней мере, по отношению к нему: он никогда не учил ее этому. Самое большое, на что она была способна, это изобразить сердечную улыбку — одну из тех, которые она испробовала на присяжных. Она и улыбнулась, усевшись в плетеное кресло метрах в полутора от Льюиса. В комнате стояла духота. Аликс откашлялась.

— Здравствуй, папа. Как ты? Прошло так много времени…

«Подходящее начало! Одновременно и нейтральное, и банальное», — мелькнуло в нее в голове.

С минуту они сидели в тяжелом молчании, словно участники телевикторины, поставленные в тупик сложным вопросом.

— Да, много… — наконец ответил он дребезжащим голосом. — Как тебе показался дом? Дорри заново отделала его прошлой весной.

— Потрясающе! — с готовностью подхватила Аликс. — Правда, я еще не все обошла, но… — «Господи, до чего мучительно!» —…но я заметила исчезновение старой магнолии.

— Корни… — проворчал Льюис. — Они так разрослись и переплелись, что начали разрушать фундамент парадного входа. В прошлом году я и срубил магнолию.

Аликс подумала, не было ли в его словах некоего иносказания.

— Может, на этом месте будут хорошо смотреться азалии?

Он неопределенно хмыкнул.

— Я вижу, ты выиграла дело об убийстве Дюмена. Она знает, на кого ставить, эта Маргарет Джонсон… Очень предприимчивая женщина.

Еще несколько минут они вели осторожный разговор на отвлеченные темы — о процессе, о доме, о погоде, — словно, продвигаясь по зыбкой почве маленькими шажками, нащупывали путь друг к другу. Они напоминали измотанных боями солдат в последние дни войны. Расстеленный на полу ковер играл роль нейтральной полосы, по разные стороны которой окопались две враждующие группировки, причем силы их были равны. Начав переговоры, они еще не знают, приведут эти переговоры к прекращению военных действий или к их возобновлению…

Аликс сомневалась, следует ли ей расспрашивать отца о здоровье или он воспримет это как вторжение в личную жизнь. В конце концов она предоставила ему самому выбирать предмет разговора.

Льюис заговорил о профессии юриста. Не абстрактно, как в былые, не слишком добрые времена шестидесятых, а в контексте карьеры Аликс.

Он был так точно информирован обо всех крупных, нашумевших делах, которые она вела, что у нее зародилось подозрение, уж не начал ли он собирать вырезки из газет. Она вспомнила, как он установил за ней слежку в Кеймбридже, и почувствовала легкое волнение: от старых привычек трудно избавиться. И все же она не могла не отметить комизм ситуации: дела, за которые она бралась, предвкушая с мстительным ликованием, что это приведет его в ярость, оказывается, служили для него источником родительской гордости за нее — успехи его дочери! Было в этом чувстве что-то родоплеменное.

Ее потрясла глубина имеющейся в его распоряжении информации.

— Как я понимаю, получаешь ты неплохо, — заметил он в какой-то момент. — Особенно от тех мошенников с Уолл-Стрит, которых тебе удается спасти от тюрьмы. Я знаю, какие гонорары у юристов высокого ранга!

Что она могла ему возразить: что за половину дел, за которые берется, не получает и гроша? Что деньги исчезают быстрее, чем поступают? Что они уже во второй раз закладывают свой дом?

Зарабатывать полмиллиона долларов в год совсем не так уж много, если тратить при этом полтора…

— Да, у меня все хорошо, — подтвердила она, — никаких финансовых проблем.

В одиннадцать часов Бриджит вкатила в комнату сервировочный столик с кофе и бисквитами.

— Я поухаживаю за отцом, — сказала Аликс.

— Очень хорошо, мисс.

Она помнила его вкусы: много сливок и без сахара. Она налила кофе в чашку, положила на блюдце бисквит и поставила поднос так, чтобы ему было удобно дотягиваться до него действующей правой рукой.

— Так нормально? — спросила она. — Сам справишься?

Он даже улыбнулся:

— Прекрасно! Спасибо, Аликс.

Но несмотря на то, что он храбрился, движения давались ему с трудом: рука дрожала, чашка дребезжала по блюдечку, капли кофе стекали по подбородку… Аликс притворилась, что ничего не замечает. Как же он должен ненавидеть свое положение узника, прикованного к этому злосчастному креслу!



— Я теперь замужем, папа. Уже пять лет.

— Да, — откликнулся Льюис, — я читал о твоем муже в «Ньюсуик» не так давно. Он производит впечатление амбициозного молодого человека. Демократ, насколько я понимаю.

— Это так, но я думаю, что он тебе все равно понравится: он большая умница. Закончил юридический в Колумбийском университете. Одно время работал клерком в Белом Доме. Живем мы в Бруклине. Все начинают стонать, когда я говорю, что мы живем в Бруклине, но там и в самом деле очень хорошо! У нас двое детей. Хочешь взглянуть на фотографии? — Она мысленно похвалила себя за то, что предусмотрительно прихватила их с собой. — Правда, это всего лишь моментальные снимки, но…

— Да, пожалуйста.

Аликс вытащила фотографии — дети, собака, дом, она сама и Билл. Льюис не слишком бурно изъявил дедовские восторги, но внимательно рассмотрел каждый снимок, после чего уставился на Аликс здоровым глазом.

— Она уже большая девочка, твоя дочь. Как, ты сказала, ее зовут? Саманта?

Аликс наблюдала, как отец мысленно производит нехитрые арифметические подсчеты, складывая два и два вместе и получая в итоге Сэма Мэттьюза. Внезапно словно призрак ее бывшего возлюбленного встал между ними — разъединяющий, зловещий.

Черт бы тебя побрал, Сэм!Как раз тогда, когда все шло так хорошо!

— Большая девочка, — повторил отец. — Сколько ей лет?

— Саманте будет тринадцать в июле.

— Ясно… — пробормотал Льюис и протянул ей фотографии, но она отрицательно замотала головой.

— Это тебе на память.

— Спасибо. Может, в следующий твой приезд ты захватишь с собой и оригиналы. Если, конечно, твои дела снова приведут тебя в Бостон.

Аликс глубоко вздохнула: «Ну вот, началось…»

— Я солгала мисс Милгрим. Нет у меня никаких дел в Бостоне. Я приехала специально, чтобы повидать тебя, папа. Потому что мне хотелось. Потому что мы так долго были вдали друг от друга, и пора уже похоронить прошлое.

Его здоровый глаз засветился триумфом, а выражение лица будто говорило: «Ага! Это ты делаешь первый шаг!»

— Я счастлив, что ты приехала.

Были ли у него на глазах настоящие слезы или чисто возрастные, старческие? Нет, скорее всего настоящие… Определенно настоящие!

Аликс выдохнула:

— Что ж, это большое облегчение. Я тоже счастлива, что приехала.

Он высморкался, вытер подбородок и удовлетворенно кивнул.

— Я теперь немного устал. Если ты не против, я бы прилег ненадолго. В двенадцать за мной придет сестра. Ты можешь остаться на ночь?

Извинившись, она ответила отрицательно: у нее туго со временем, она должна возвратиться в Нью-Йорк двухчасовым рейсом. Но она приедет еще, и не раз! Обещает.

Льюис закрыл глаза и, казалось, задремал. Аликс выждала пару минут, потом на цыпочках двинулась к двери. Она уже начала закрывать ее за собой, как вдруг услышала, что он зовет ее по имени.

— Аликс, — произнес он более хриплым, чем до этого, голосом.

Она повернулась к нему:

— Мне показалось, что ты уснул.

— Нет. Я просто думал.

Аликс уселась на прежнее место, как послушная дочь. Он улыбался своей перекошенной улыбкой, что придавало ему хитрый вид.