Незримые узы

Через несколько минут Ким уже лежала на голубом шелковом покрывале, а Ласло суетился вокруг, выбирая для нее подходящую позу, делая пробные моментальные снимки, решая, как подправить ей прическу, как разместить змею и разные другие мелкие технические проблемы. Когда, наконец, все было готово, он попросил Ким снять платье.

— Без него лучше. Получатся просто великолепные фотографии!

Интуитивно Ким поняла, что он прав. Она подчинилась его просьбе, потом закрыла глаза и, ощутив какое-то странное томление, отдалась на волю его фотокамеры. Змея согревала ее своим теплом.

Когда сеанс закончился, ассистент помог Джимми упаковать Бориса, который уже начал подавать признаки жизни, обратно в коробку, и Ким оделась. В воздухе студии витало предчувствие триумфа.

Плакат с питоном был — даже трудно подобрать точное определение — возмутительным, смешным, сексуальным, остроумным, неприличным, бесстыдным, великолепным. Контраст между невинным, безмятежным, доверчивым как у самой Мадонны лицом Ким и пышными формами ее прекрасного тела, словно дышащего чувственностью, поражал воображение. Плакат получил название «Сон девственницы» и произвел впечатление столь же двойственное, что и картина-прототип. Ким хотелось думать, что Дуаньер Руссо отнесся бы к нему с одобрением.

— То ли красотка трахает змею, то ли наоборот, — заметил один оптовик, оформляя заказ на плакат. — Я возьму три тысячи и, может, даже оставлю парочку для себя.

В масштабах страны было продано несколько сотен тысяч экземпляров «Сна девственницы», но Ким с этого ничего не имела, так как подписала документ об отказе от получения процентов с продажи, и ей был заплачен лишь единовременный гонорар. Зато Ким получила нечто, может, даже более ценное — известность.

О ней написали в «Пиплз Мэгэзин», напечатали пасквиль в «Гарвардской сатире», ее пригласили на передачу «С добрым утром, Америка!», иногда узнавали на улице. Она появлялась на открытиях новых торговых центров, автошоу и съездах виноторговцев. Для одних она была объектом шуток, для других — секс-символом. Казалось, до настоящей славы осталось лишь руку протянуть…

Иногда ей платили за то, что она делала, но чаще Ким получала в награду все более широкую известность. К чему это ее приведет, Ким не представляла. Продолжать болтаться по городу на всякие презентации и торжественные и неторжественные мероприятия? Подцепить богатого мужа? Хорошо хоть Бетт пока казалась умиротворенной: ее дочь наконец-то стала настоящей мини-знаменитостью.

Ее благодушие способствовало тому, что Ким стала чаще выезжать в свет, умело разыгрывая роль классической «загадочной блондинки». Не будучи актрисой в полном смысле этого слова, который вкладывают в него представители актерской гильдии, она не знала себе равных в искусстве лицедейства. Живя бок о бок с Бетт, она научилась склонять голову в случае необходимости, располагать людей в свою пользу, сглаживать конфликтные ситуации, выглядеть счастливой по заказу. Имея дело с незнакомыми людьми, могла быстро подстраиваться под их настроение и мимикой и жестами показывать, что разделяет его: если она выслушивала грустную историю, ее глаза увлажнялись, если веселую — она с удовольствием смеялась; ее обычная улыбка как бы говорила: «Какой вы замечательный человек!», и улыбка эта была полна обещания. Репортеры обожали Ким.

Да, она не умела ни петь, ни танцевать. Но она умела делать приятное людям — это было ее профессией.

У Ким появился даже официальный «личный эскорт» — всем известный холостяк, тоже своего рода мини-знаменитость ее уровня. Они познакомились на открытии нового стадиона.

Его звали Пьер Воксмэн, его отец владел сетью розничных магазинов, и Пьер обладал приличным состоянием. Это был толстенький коротышка с пухлой нижней губой, несколько отставший в половом развитии и потому безобидный как муха. По-настоящему он увлекался лишь спортом (его коллекция бейсбольных мячей оценивалась знатоками довольно высоко) и хотел только, чтобы его считали настоящим мужчиной.

— Ты будешь вроде Мэрилин Монро, а я — вроде Джо Димаджио, — предлагал Пьер, когда они с Ким отправлялись куда-нибудь вместе. Стало быть, ей полагалось надеть свое самое сногсшибательное и сексуальное платье и виснуть на Пьере на глазах у публики в течение всего вечера.

Рядом с такой секс-бомбочкой, как Ким, выказывающей ему обожание и любовь, он чувствовал зависть остальных лиц мужского пола, и этого ему было вполне достаточно. Счастливчик Пьер! Он представлял Ким как свою невесту. На самом деле они даже ни разу не поцеловались наедине. Ким жалела его…

Пьер водил ее по шикарным ресторанам, где она удовлетворяла свое пристрастие к изысканным блюдам. Ким сопровождала его на спортивные мероприятия (которые были в высшей степени скучны) и на представления, которые давались на Бродвее и были одним удовольствием. Их имена часто появлялись в газетных колонках светских новостей. В качестве благодарности за эти услуги Пьер выдавал Бетт ежемесячно деньги на туалеты для Ким, а когда они перебрались в небольшую, но миленькую квартирку в верхней части Ист-Сайда, помогал с платой за ее аренду.

При сложившейся ситуации ходить в «невестах» Пьера было совсем необременительно. Если же Ким хотелось чего-нибудь романтического, она читала Барбару Картлэнд. Ничего страшного, ее время еще обязательно придет!

Кеймбридж

— …я пришел за своей зажигалкой.

С этими словами он вошел в жизнь Аликс и круто изменил ее.

Но Аликс, еще не подозревая об этом, просто постаралась скрыть свое изумление.

— Входи, пожалуйста, — пригласила она молодого человека в линялых джинсах и поношенной кожаной куртке.

Сэм-Хьюстон Мэттьюз переступил порог и прошествовал мимо нее прямо в гостиную. День стоял чудесный, и комната была залита лучами полуденного солнца. Солнечные блики отражались в стекле, скользили по китайскому фарфору, ласкали стол из вишневого дерева, что придавало обстановке комнаты еще большую изысканность.

— Как у тебя красиво! — такого возгласа ждала от неожиданного гостя Аликс. Обычно все, кто приходил к ней в дом, не могли от него удержаться, прежде чем усесться в ожидании, пока хозяйка предложит им что-нибудь выпить.

Но вместо этого, игнорируя присутствие хозяйки, Сэм будто совершал инспекционный осмотр. Аликс наблюдала за ним, ошеломленная его бесцеремонностью, пока он по очереди рассматривал каждый находящийся в комнате предмет, будто иностранный турист на местном базаре. Он прочитал названия книг, просмотрел печатные издания, повертел на свету антикварное пресс-папье, погладил висящие на стене английские часы-ходики, окинул себя взглядом в зеркале, оправленном в серебряную раму с позолотой… Слон в посудной лавке, подумала Аликс, ожидая, что в любой момент ее сокровища могут быть разбиты или поломаны. Но она зря волновалась, потому что передвигался он с кошачьей грацией. И глаза у него были кошачьи — миндалевидные, серо-зеленые с желтыми искорками. Каждую фарфоровую вещицу он брал своими здоровенными лапищами с величайшей осторожностью.

— А это для чего? — поинтересовался он, взяв в руки какой-то предмет.

Аликс взглянула.

— Это декоративные ножны из слоновой кости. Девятнадцатый век, Япония.

— Понятно. — Сэм бросил свою куртку на пол и плюхнулся на плюшевый диван, скорее позабавленный, чем заинтересованный. — Значит, вот как живут богачи… Славно, Брайден. Очень славно.

До этой минуты Аликс с трудом удерживала себя от звонка швейцару, чтобы тот выставил этого наглеца, — насколько она уже знала Сэма, он мог взбунтоваться, если бы она сама попробовала это сделать. Теперь в ней боролись любопытство и негодование. Победило любопытство:

— Как тебе удалось пройти мимо швейцара? Это здание строго охраняется.

— А я мастак проходить всюду незамеченным.

— Другими словами, ты прокрался тайком. Ладно, еще вопрос: откуда ты узнал, где меня найти? Я ведь тогда назвала ненастоящее имя.