Разбойник Кудеяр

Федор Атаманыч шел последним. На повороте оглянулся на пепелище, слезою снег прожег.

— Эх, Ванюха! И надо же было тебе человека полюбить!

Часть 8

Зверь бежит на ловца

Глава 1

В пустой избе для пиров за пустым дубовым столом сидели ближайшие люди Кудеяра. Им было велено думать.

Сидели Аксен Лохматый, Микита Шуйский, Холоп, сидел приехавший на совет кузнец Егор, сидел Ванька Кафтан, приведший с Белгородской черты полсотни молодцов, сидела промеж думных мужиков атаманша Варвара.

Кудеяра не было. Кудеяр загадал загадку и сгинул.

Охранял покой великого совета Вася Дубовая Голова. Новой жизнью Вася был предоволен. Спал сколько мог, работал по охотке — один на весь стан дров наколол, — ел сколько лезло, на праздниках выпивал по ведру вина. Ну а коли воевать приходилось, выхватывал врагов из строя, будто сорную траву с грядки. И ничто бы его не заботило, когда б не матушкино наставление: матушка-то посылала Васю к атаману Кудеяру за женой, но жена все не находилась.

А загадочка Кудеярова вот какая была. Спрашивал атаман совета, как дальше жить. Идти ли тайно в Москву и там поодиночке перебить бояр? Только ведь бояре, царь да Разбойный приказ тоже дремать не будут. Или идти по России, кругом Москвы, собрать всех недовольных и уж потом ударить на боярское войско? А сколько их, недовольных? А победишь ли одним гневом обученное стрелецкое войско и дворянскую конницу? А может, сначала податься на юг, к Белгородской защитной черте, там за Дон и уж с донцами в союзе, забирая большие и малые города, окружить и взять Москву? Но поднимется ли донская вольница? Одно дело — боярина обобрать, другое дело — захватить город. Мало захватить, его и удержать надо.

— Дон можно всколыхнуть, особенно если поманить казаков деньгами да зипунами, — сказал Ванька Кафтан.

— А по мне, — сказал Микита Шуйский, — надо пробраться в Москву, в Кремль, — и гурьбой в царевы палаты. Царя — по башке! Сел на трон и правь.

— Опять ты за старое, Микита! — засмеялся Холоп. Холоп только что вернулся из похода. Пригнал стадо скота и заважничал. — Думаешь, как сел на трон, так все тебе в ножки и покланяются? Не только бояре и дворяне поднимутся на тебя, но и все заморские цари потому поднимутся, что будешь ты самозванец, а царь — он от Бога!

Посмотрели на Аксена Лохматого, тот руками развел.

— А на какой это ляд идти-то нам, выпучив глаза, за кудыкины горы? Плохо нам живется на стане, чтоб бежать, задрав штаны, ища погибель себе?

— Право слово! — воскликнула Варвара. — Живете вы любо-дорого — и живите, пока не трогают. На малую вашу силу — силу малую пошлют, а вот на большую — большую! Тогда уж не отвертишься!

— Не каркай! — ударил кулаком по столу Шуйский. — Сколько ни поживем — все наше. Волков бояться — в лес не ходить. А собрались мы в лесу не для отсидки. Что скажешь, Холоп?

— А что я скажу? Как решит Кудеяр, так и будет. Верность он нашу испытывает, вот что!

— А ну говори, кто против Кудеяра! — просунул в дверь голову свою Вася.

— Ты что подслушиваешь?! — накинулись на него.

Ванька Кафтан хлопнул Васю по спине.

— С такими стыдно в лесу хорониться!

— Ну и рука у тебя! — восхитился Вася. — Приходи в баню, веничками похлещемся. А то тутошних попросишь похлестать — хлещут и сами же потеют, а меня не пробирает. Похлещи, будь другом.

Загыгыкал совет, на том гоготе и иссяк.

По дороге слухи катятся, как ветер по ржи, как волны на реке. Быстра ямская гоньба, а слух все равно впереди. Седок на коне, слух на тройке. Седок на тройке, слух цугом.

В то утро в кабачке о хлебе говорили. По весне, мол, хлебушек вздорожает. Да и как не вздорожать — война. Про войну говорили, про Кудеяра. Разбойник, мол, до того разошелся, самого хана крымского ограбил.

Кудеяр послушал-послушал байки да и встрял в разговор:

— Брехня! До Бахчисарая далеко.

— Далеко-то далеко! — возразили. — А что делать? В России денег кот наплакал, а Кудеяру, чтоб оделить всех бедняков, сколько нужно серебра-то!

— Сказывай сказки! — крикнул только что прибывший ямщик. — Защитника нашли! Через Покровское, имение Собакина, ехал нынче — плач стоит в Покровском. Третьего дня нагрянул Кудеяр, забрал всю скотину и был таков.

— Врешь! — Кудеяр вскочил.

— Чего мне врать-то. Сам видел. Да вон седока моего спроси, он монах, зря уста враками сквернить не будет.

— Истинно, — сказал черный, не русского вида монах.

Кабацкий народ, поглазев на монаха, принялся обгладывать, как собака кость, самую свежую сплетню.

— В монастырь к Паисию от самого Никона ученого грека прислали. Тот грек все монастырские книги собрал и велел сжечь. Во всех книгах тех анафема завелась. Оттого и беда и напасти. Не Бога молим по книгам порченым, а темного царя!

Тут ямщик, привезший монаха, аж на пол плюнул.

— Ну что врете!

— Это почему же мы все врем — один ты правду говоришь? — подступился к нему обиженный рассказчик.

— Врете! Хоть мне молчать велено, да перед таким враньем устоять невозможно. Соблазн в твоих словах. Вот он, ученый монах, еще только едет книги считывать, а вы уже сто коробов наплели. Скажи им, отче!

— Истинно, дети мои! — Монах перекрестил сидящих в кабаке. — Закройте уши перед лживой молвой. Это сатанинский соблазн и наваждение.

Кудеяр встал и пошел к дверям.

Во дворе покрутился возле саней ямщика, привезшего монаха, сел в свой легкий возок и укатил.

Кудеяр едва шевелил вожжами. Лошадь не торопилась, и мысли у Кудеяра были тяжелые и медленные.

«Назвал себя человек Холопом, видно, знал, что холопская у него душа. Поднимешь ли с такими крестьян на царя? Бояре грабят, а дворяне пуще. Бежать бы от грабителей к свободному человеку Кудеяру, а он тоже грабит! Берегись, Холоп!»

Прилила кровь к лицу, виски заломило. Остановил Кудеяр лошадь, вылез из саночек, снегом умылся. Тут как раз пролетела мимо тройка: ямщик монаха повез к Паисию.

И забыл Кудеяр на время Холопа. Прыгнул в саночки и опять поехал потихоньку. Вспомнил Варвару:

«Ну, госпожа атаманша! Зверь сам прибежал. Лови, ловец, не зевай!»

Не удержался, гикнул на коня. Пошел, пошел версты мерить!

Глядит — стоят на дороге сани греческого монаха, а лошадей нет.

— Что случилось? — Кудеяр осадил разбежавшегося коня.

— Постромки кто-то подрезал, — сказал ямщик мрачно.

— Садитесь ко мне, догоним коней.

— Спасибо тебе, добрый человек, — поклонился ямщик Кудеяру. — Не ты бы, не знаю, что и делать. Вечереет.

— Волки есть в лесу? — спросил монах.

— А куда они денутся?

Побледнел ученый грек.

Коней догнали.

— Вот что, — сказал седокам своим Кудеяр. — Пока вы назад доберетесь, пока сани наладите, совсем ночь будет. Ты, ямщик, возвращайся, в кабачке переночуешь, до него не больно-то далеко, а я твоего монаха довезу до монастыря. Хоть и велик путь, да, глядишь, мне на том свете зачтется.

— Спаси тебя Бог! — обрадовался монах.

Кудеяр свернул с большой дороги. Малой дорогой проскакал деревеньку. Здесь в крайней избе поменял лошадь и опять в лес. Полузанесенным, едва приметным следом ехал просеками и полянами.

— Куда мы? — спросил с тревогой ученый монах.

— Я сокращаю путь, — ответил по-гречески Кудеяр, — дорога делает большую петлю.

— Ты знаешь греческий язык?! — воскликнул монах, светлея и успокаиваясь. — Но кто же ты?

— Я, отче, из людей, вторящих царю Соломону, который говорил: «Наша жизнь не облако и не туман, который разгоняет лучи солнца. Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью».

— Сын мой, неужели ты не дочитал главу до конца? Царь Соломон осуждает этих людей, ибо эти люди говорят: «Имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших». Это о неверящих в бессмертие духа.