Страница 3 из 68
- Вероника, я не увидела отчета по клиентам Бесчастного в Тайланд,- занудил голос директора из интеркома.
- Сейчас уточню, Наталья Викторовна. Насколько я знаю, Глеб его готовил. Он не на месте, вышел, но я посмотрю.
- Хорошо.
«Наша директорша – ну просто душка», усмехнулась Вероника, поднимаясь из-за стола и направляясь к выходу посмотреть, куда же пропал Глеб.
В общем коридоре, как обычно в майский полдень, было свежо и солнечно, на мраморном полу отчетливо виднелись разводы после влажной уборки. Кабинет директора и бухгалтерия располагались отдельно на этом же этаже, «курилка» - в другой стороне. Глеб должен был находиться там, она была в этом уверена.
- Салют, красавица! – услышала она позади голос. Это был Паша, весельчак из соседней конторы по установке пластиковых окон. – Скольких мужчин за сегодняшнее утро вы оставили с разбитыми сердцами?
- Приветик. Только, Паша, ты отстал от жизни – в наше время у мужчин разбиваются не сердца по большей части, а их машины.
- Не без этого. Весной за рулём нам вообще нужно ввести за правило надевать лошадиные наглазники, или как там это приспособление называется, чтоб по сторонам невозможно было глазеть, а то изобилие раздетых после зимней спячки женщин на тротуарах существенно осложняет ситуацию на дорогах.
- Ты, как истинный джентльмен, все свои тяготы и ответственность за них перекладываешь на нас!
- Вероника, ты только представь, если б мы с вами могли договариваться запросто, без всяких там романтических свиданий и цветочков…
- Ну да: пришла, увидела, победила. Кому нужны ваши цветочки и пыхтение в безлюдном парке под ледяной луной, - улыбнулась она.
- Мы с тобой одинаково мыслим! Только не пришЛА, а приШЕЛ; не увидеЛА, а увиДЕЛ…
- Нет, Паша, значит, мы с тобой мыслим совершенно в противоположных направлениях, а поэтому и дороги у нас расходятся. Ты Глеба, случайно, не видел?
- Глеба? Что за глеба такая? Может, хлеба?
Вероника рассмеялась:
- Мне он нужен для директора.
- О, для вашего знойного директора – всё что угодно, только без хлеба, - не унимался Паша, пытаясь взять Веронику под руку. Она остановилась, медленно-медленно подняла на него карий взгляд, в котором он увидел, вероятно, конец всем своим мечтаниям – по крайней мере, на этом этапе коридора – и спокойно повторила вопрос:
- Павел, вы Глеба не встречали в этом коридоре или в любом другом в течение последних двадцати минут?
- Вероника… Маврикиевна, голубушка, должен вас разочаровать: Глеба я – увы – не встречал. Честь имею! – добавил он и развернулся по-гусарски на каблуках в обратном направлении.
- Я Александровна! – крикнула она ему вдогонку со смехом, на что он, не оборачиваясь, приветственно помахал рукой. «Какой потешный!», подумала Вероника, заворачивая за угол коридора к лестнице запасного выхода, где все обычно курили.
На подоконнике лежала пустая пачка, в импровизированной пепельнице пара окурков, а Глеба не было. Она сняла с пояса телефон, отыскала в справочнике его номер и нажала кнопку вызова.
2
Светлана стояла под мягким теплым потоком душа, пар хаотичными клубами поднимался к встроенной в углу вытяжке. Настроение было совсем пасмурное, не в пример погоде за окном. Ссора с Глебом, такая банальная и ненужная, выбила её из обычно благодушного состояния, к тому же как раз во время своего отпуска, да еще и в тот период, когда родители Глеба собрались к сезонному переезду за город на свою дачу, и они с Глебом вдвоём могли пожить целых пять месяцев в его квартире как нормальная семья, или, по крайней мере, попробовать пройти через этот опыт. Её родители не возражали против такого течения событий – в конце концов, она была уже достаточно взрослой. Да и они были у неё молодцы и реально смотрели на окружающий мир, и перспектива того, что их дочь когда-то должна всё-таки выйти замуж и родить им внуков, ими только приветствовалась, в отличие от некоторых её подруг, чьи предки только и делали, что вбивали им в голову о придурках на улицах и беспринципных олигархах в ресторанах. Светлана смогла своих убедить, что за двадцать один год сознательной жизни она, возможно, и встречала интересных особей противоположного пола для совместного продолжения рода, но в наше время без опробования семейной жизни на практике трудно определить, во что эта семейная жизнь может вылиться через три-пять лет. Её маму, впрочем, несколько смущал такой трезвый подход: дескать, а любовь, страсть, как быть с этим, но она тут же сама и отвечала – всё это, безусловно, важно и значимо, но, к сожалению, приходяще и уходяще, в этом и разница между любимыми мужчинами в юности и любимым мужем на всю жизнь. Другого сценария семейного счастья – со сменой отцов своим внукам – для своей дочери они просто не допускали.
Однако Света подозревала, что её родители по истечение почти года так и не воспринимали Глеба как потенциального зятя, да и сама она тоже не чувствовала всепоглощающего стремления привязать этого человека к себе раз и навсегда. Конечно, с ним было уютно и безопасно, он разбирался во многих вещах и мог поддержать любой разговор; он нравился её подругам, что тоже приятно щекотало её тщеславие. Но это с одной стороны. С другой же – настораживало, так как молодая женская интуиция подсказывала ей, что подруг нужно держать на коротком поводке со своим бой-фрэндом. И вместе с тем, его неопределённость по жизни, регулярные переходы от профессиональных амбиций к полной апатии не давали ей никаких гарантий стабильного будущего. Теперь еще эта дурацкая ссора…
Они были на Дне рождения его ближайшего друга Ромы Никитина. Всё проходило нормально, как обычно на таких мероприятиях: поужинали, поболтали о том о сём, потом всей компанией, вшестером, поехали в ночной клуб. Ну а там столик, мартини, дальше – мальчики налево к бильярду, две девочки направо в дансинг. Она не знала, кто ввёл такой обычай. Ей, например, было бы приятнее в компании с Глебом расслабиться в «тумане кислотной щелочи», как он именовал ту долбящую в дансинге атмосферу, в которой «оторванная» публика расходовала свои калории и выбрасывала в никуда накопившиеся эмоции.
Они с Танькой протиснулись в полумраке сквозь двигающиеся тела и пульсирующий белый неон вспышек к огромным зеркалам у дальней стены зала, перекрикивая динамики периодическими «извините» и «простите» и «как хорошо у вас получается», обозначили свою территорию и «оторвались».
Процедура длилась минут двадцать пять, потом появился Глеб и показал жестом, что, мол, пойдём ближе к выходу, там попляшем. Тоже наивный: здесь видишь себя, общаешься через отражение со всем залом, подмечаешь новые движения или злорадно охаешь при казусах соседок, изображая на лице такое неподдельное сочувствие, от которого ей самой бы сбежать и затеряться в этом грохочущем растворители людской энергии. А Глеб прямо-таки тянет на периферию, поближе к барной стойке.
- Пойдём!
- Не хочу, давай тут!
- Там просторнее!
- А здесь горячее!
Глеб махнул рукой и растаял в движущейся массе. Она не придала тогда этому большого значения, как и не обратила особого внимания на высокого паренька, двигающегося в ритме где-то поблизости. Вспоминая впоследствие, Света осознала, что это его бритая голова время от времени мелькала прямо за ней, пока она не почувствовала через некоторое время после ухода Глеба, что её стали настойчиво прижимать сзади к себе клещеобразные руки от этой бритой головы. Мгновением позже она почувствовала, что у всего этого еще есть и тело, в нижней части которого напряжение, судя по всему, достигло апогея и теперь пыталось прорваться на свободу, упираясь в её спину чуть выше поясницы.
Вначале была паника. Затем слово «спокойно», брошенное самой себе, неожиданным образом спровоцировало Светлану на ответное действие. Она резко обернулась, оказавшись лицом к жидким волосикам на белой щуплой груди, выглядывавшей из-под растрепанной рубашки наглого «оторванца». Тот от неожиданности отстранился, и Света легко выскользнула с пятачка и затерялась в той же движущейся массе, что и незадолго перед этим Глеб. Обернувшись, она увидела, как долговязый хам озадаченно озирается по сторонам, то ли в поисках её, то ли выбирая себе новую жертву. В дансингах это не было чем-то из ряда вон выходящим, многие девчонки прямо-таки жаждали, чтобы к ним «подкатили» вот таким незаурядным образом, но Светлана ощущала себя уже несколько выше подобных эпатажей, и чувство ответственности перед Глебом заставляло её быть более осмотрительной и не провоцировать ненужные стычки между парнями.