Бенефис дьявола

- Вот, брат, нашёл тут… настоящий вроде, тяжёлый, - прошамкал тот, поравнявшись с капотом. – Надо тебе?

Глебу приятно было ощущать себя могучей глыбой по сравнению с этим жалким отрепьем. Мужик приподнял пистолет и держал его на уровне груди, протягивая Глебу.

- Дай глянуть. Да за дуло держи, пень!

Он осмотрел оружие. Макаров был действительно настоящий, кое-где окраска уже потерлась, но в целом в отличном состоянии, даже видна была смазка. Пистолет был снят с предохранителя.

- Это ты там нашел, что ли? – кивнул Глеб в сторону мусорных баков. Он вынул из рукоятки магазин – в нем не хватало трёх патронов. Один, вероятно, был загнан в ствол.

- Ну да, всякого барахла полным полно, иногда и не знаешь, что найдешь, что потеряешь.

- Да ты поэт-философ? – Глеб взял пистолет в руку. Опять ощущение повторяемости момента нахлынуло и отступило.

- Так поживёшь на свете белом, и философом станешь.

- И давно ты живешь на белом свете?

Бродяге не понравился вопрос, или, скорее, тон, которым он был задан. Он взглянул на молодого человека в черных очках, на губах которого играла кривая ухмылка, и ответил, медленно пятясь от машины:

- Да уж сорок почти.

- А выглядишь на все семьдесят. Зачем тебе тогда землю топтать, дядька? Да не бойся ты, чего пятишься! – Глеб навёл на него пистолет. – Стой, говорю.

- Брат, не надо, чего ты, - забормотал бомж. В глазах его, однако, не было испуга, только спокойное равнодушие.

Глеб смотрел на него через прорезь мушки. Ощущение власти непередаваемой усладой щекотало его нервы, заставляя адреналин бродить в крови. Он опустил пистолет.

- Не бойся. Садись в машину.

- Да куда же я… у меня тут барахлишко.

- Я тебе другое куплю. Ты где живёшь?

- Да тут вон, в коллекторе.

- Не надоело?

- А куда деться?

- Предстать перед создателем.

- Веселые у тебя… шутки.

- Давай садись назад, прокатимся. Скучно мне. Попробуем из тебя человека сделать. Мылся когда в последний раз?

- Да вот, потеплее было, так мы с Федькой на речку ходили.

- Вши есть? Ну и вонь от тебя…

- Не-е, вшей нету. Может, не надо, а? Я и правда вонючий, стыдно…

- Не лечи меня, дядька, сам знаю, что надо, что не надо. Человеком станешь, да расскажешь мне свою басню про жизнь обездоленную. Поехали.

Через двадцать минут они подкатили к бане в пригородной зоне. Глеб по дороге купил всяких дешевых шмоток, поесть да попить. Они с Василием, как звали его нового знакомого, были примерно одинаковой комплекции, и Глеб особо не церемонился, выбирая размеры.

В помещении было натоплено, пахло вениками. Перед парной стояли деревянные скамейки и такой же стол, исполненные в деревенском стиле. На стенах красовались фото-пейзажы сопок, полей и лесов, имелся даже один водопад, вставленные в рамки. Глеб отправил Василия первым делом мыться, приказав сложить все его старые манатки в большой пакет, который нашелся в общем арсенале. Сам он по-хозяйски расставил на столе приборы, достал водку, закуску, разложил всё аккуратно по тарелкам.

После третьей рюмки он уже спрашивал Василия заплетающимся языком:

- Ты мне скажи, тебя провайдер подослал?

Василий, пропаренный и выбритый, лихо уплетал за обе щёки колбасу, сыр, корейские салаты, запивая их водкой, как морсом. Сейчас он, пожалуй, выглядел и на сорок – худощавый, с длинным прямым волосом. На плечах и груди его неизвестные мастера оставили свои творения в виде наколок, по которым и не сведущим в искусстве тюремного тату была понятна судьба их обладателей.

- Какой еще Вайдер, воротила местный, что ль? – спросил Василий.

- А зачем он те маузер подсунул?

- Да вы нажрались уже, ваше благородие.

- Ничего подобного, я ваще не пью. Ты кто?

- Василий. Забыл уже?

- Не, помню сам, что Василий, а по жизни ты кто?

- Бомж.

- Родился таким, что ль?

- Нет, родился я в деревне, мечтал художником великим стать, картины свои продавать, вот и приехал сюда подзаработать, да на вокзале все документы украли. Ни денег, ни работы, куда еще податься? Даже позвонить не на что было.

- На, звони, - Глеб указал кивком на телефонный аппарат, стоявший в углу.

- Да теперь уже поздно, и некуда, - Василий неловко заерзал на деревянной скамье.

- Чушь всё это, Василь. Никакой ты в пень не художник. Ты вор-рецидивист, двадцать один год отсидки, да дружки твои тебя кинули, и никому ты нафиг теперь не нужен, даже воровать тебе западло стало, просто лень, и в тюрьму уже неохота, так ведь, Василь?

Тот перестал жевать на мгновение, затем опять взялся за бутылку, обернувшись к Глебу:

- А ты чего гуляешь-то? Праздник, что ль, какой?

- Может, и праздник.

- А где товарищи?

- Да в том-то и дело, Василь, что праздник такой, что… без товарищей.

- Ну давай хоть баб назовем.

- Да ты освоился уже, я погляжу.

- А чего теряться? Когда у меня еще будет такой праздник?

- Верно, Василь, момент надо ловить, иначе он тебя схватит. Только бабы твои мне ни к чему, поверь.

Глеб встал и нетвердой походкой пошел к туалету, прихватив с собой мобильник. Только за ним затворилась дверь, как Василий метнулся к его вещам, висевшим на стуле, быстро и методично обшаривая карманы. Он обнаружил в них деньги, большие деньги, которые даже не умещались в портмоне молодого человека, забитого в основном пластиковыми карточками. Здесь же были ключи от машины на брелке от сигнализации и Макаров, оттягивавший карман черного плаща. Василий снял пистолет с предохранителя, на который Глеб его предусмотрительно поставил, оттянул затвор, проверяя, есть ли патрон в патроннике и, удостоверившись, что всё готово, сунул оружие под полу пальто, положив его на пол. Затем он также молниеносно метнулся назад на своё место, взял рюмку и, смачно выдохнув, опрокинул её в себя.

Глеб вернулся в комнату.

- Так откуда ты, хозяин, столько знаешь про меня? – спросил его Василий, разливая водку по рюмкам.

Глеб усмехнулся:

- Так ты сам мне всё рассказал, в машине еще, не помнишь, поди, а?

- Не помню, - честно признался Василий. – Ну да ладно, давай ещё по маленькой, а то ты совсем трезвый вернулся – вывернуло, что ли?

Глеб взял рюмку и посмотрел сквозь жидкость на собутыльника:

- А про мокруху ты мне ничего не говорил.

- Про какую мокруху? Так не было её, я честный вор.

- А зачем начинать, а, Василь, грех на душу брать?

- Ты о чем это, хозяин? – бродяга оторопело взглянул на Глеба, задержав поднятую рюмку у рта.

Глеб направил свой телефон на экран старенького телевизора, стоявшего в углу, и через мгновение Василий увидел себя и свои манипуляции с одеждой Глеба.

- У тебя чё, видеокамера, что ль, в телевизор вмонтирована? – спросил он и опрокинул в себя очередную порцию алкоголя.

Глеб с усмешкой нагнулся, не спуская глаз с Василия, откинул полу своего пальто и аккуратно за кончик поднял пистолет, положил его в пакет из-под продуктов, а затем сунул себе в карман.

- Так зачем ты мне его отдал, Васька? – спросил он его, как бы играючи.

- Дык… инстинкт, понимаешь. Сидит кто-то в машине за черными стеклами – черт его знает, видел, не видел. Я б за него пару тысяч выручил бы.

- А сейчас меня собирался шлёпнуть, так ведь?

- Да брось… тоже инстинкт… самосохранения.

- А понимаешь ты, дядька Васька, что у меня сейчас есть полное моральное право пристрелить тебя, как собаку, только потому, что ты меня сам собирался грохнуть? Око за око, или нет? Вас же там учат в Бога верить? Или только кодекс читаете?

- Учат. Многому учат. А ты что, Глеб, никак – сатанист?

- С чего ты взял?

- До «шестёрок» ты горазд, я погляжу. И меня тоже, небось, хотел в них записать? Чтоб я продался за бутылку водки и фуфайку, я – Василий Васильевич Березин, двадцать один год на зоне…

- Да слышал уже, - махнул рукой Глеб на него, усаживаясь напротив, - забалдел, что ли? Я тебя, можно сказать, на помойке нашел, отмыл, одел, праздник устроил… Скучно мне было, не с кем поделиться радостью душевной, пообщаться, одиночество меня гложет. А ты оказался мало того, что дураком полным, да еще и свиньёй неблагодарной. На вот тебе подарок, посмотри, - он кинул ему через стол свой мобильник, который в это время звонил, а его дисплей переливался бегающими огоньками по спирали.