Танцуй со мной

— Моя, — снова вздохнула Алексис, чувствуя, как улетучивается злость. Она печально рассмеялась. — Мама говаривала: ничто не интересует тебя настолько, чтобы сделать как следует.

Майкл пожал плечами и потянулся за едой.

— Ты не показалась мне девочкой, которой ни до чего нет дела, — сухо сказал он.

Алексис протянула ему оливки.

— Ты не слышал мою игру, — сказала она с горькой самоиздевкой.

Карие глаза метнулись в ее сторону.

— Что ж, ты можешь сыграть для меня вечером, — сказал Майкл. И это прозвучало тихим вызовом.

Она чуть не уронила баночку с оливками. По совершенно непонятной причине сердце заколотилось как сумасшедшее. Похоже было на панику. Алексис устыдилась своей реакции. Но трясти ее не перестало.

— Тебе не нравится музыка, какой занимаюсь я, — заявила она высоким срывающимся голосом.

— Никогда не говорил ничего подобного, — весело возразил Майкл.

— Но ты же говорил, что совершенно не разбираешься…

— Значит, ты получишь совершенно непредубежденную публику, — спокойно сказал он. — Не правда ли? Передай, пожалуйста, сыр.

Алексис повиновалась, ощущая, что на нее надвигается неумолимый рок. От сознания, что она сама призвала его, было не легче.

Несмотря на то что ее игру слышали сотни людей, каждый из которых был лучшим судьей, чем Майкл Слейн, ей было очень страшно играть для него. Страшно, что он согласится с Патриком и признает ее третьеразрядным музыкантом без видов на будущее. Страшно, что игра его не тронет.

— Боже праведный, — прошептала она.

Он сделал вид, что не слышит. Удобно устроившись у ствола оливы, он любовался пейзажем.

— В этой реке на самом деле можно плавать? — спросил он.

Алексис всеми силами старалась унять беспричинную дрожь в животе. В конце концов, до вечера он может просто забыть, что собирался слушать музыку.

— Да, — ответила Алексис, — здесь она впервые становится достаточно глубокой.

Он застонал.

— Глубокой, быстрой и, конечно, с ледышками. Алексис полегчало. Она одарила Майкла сладчайшей улыбкой.

— Что ты, ледышки разбиваются в водопаде, — успокоила она.

— А тыздесь купаешься? — подозрительно спросил Майкл.

— Каждый раз, когда прихожу на это место. — Это была не совсем ложь. Просто Алексис не уточнила, что обычно приходит в конце лета.

Он снова застонал.

— Ладно, ладно. Я вижу, что намечается проверка моей мужественности.

Она сжалилась:

— Не стоит плавать сразу после еды. Отложи на часок.

Он прищурился.

— Но ты тоже будешь купаться?

Она покачала головой, смеясь глазами.

— Рука, — пояснила она. — Ее нельзя переохлаждать.

Последовала многозначительная пауза. Потом Майкл сказал:

— Я не дам ей замерзнуть.

— Но…

Он запрокинул голову и прикрыл глаза.

— Рука об руку в водопаде, — мечтательно произнес он. — Воплощенная мечта.

Потянувшись, он ласково коснулся ее запястья. Алексис снова ощутила странное возбуждение. Прекрасно сознавая, что имеет дело со специалистом, что все это чистая игра, она не могла унять дрожь.

— Мечта, — согласилась она и твердо добавила: — «Но не моя.

До последнего момента это было правдой.

— Можно не быть романтиком, но зачем при этом дурачить ни в чем не повинного человека? — сердечно поинтересовался он, не открывая глаз. — Ты хочешь, чтобы меня одного унес этот ледяной поток — и все для твоего развлечения.

Алексис хихикнула.

— Газеты ничего не узнают.

Следуя его примеру, она подставила лицо солнцу. Оно было жарким, как в разгар лета в Лондоне. Алексис вздохнула, отогнала все мысли и закрыла глаза.

— Тебе бы самому понравилось, — лениво пробормотала она. — Честно.

Успев услышать смех, она погрузилась в блаженный сон.

Во сне она увидела себя на концертной сцене. Сцена была огромной. Ослепленная прожекторами, она не различала лиц своих слушателей. За спиной, у рояля, сидел Патрик. Ей отчаянно хотелось убежать со сцены, но выхода не было. Ее сковал страх.

Она повернулась к Патрику, моляще протягивая руки. Но он смотрел сквозь нее, как сквозь стекло. Кто-то вложил ей в руки флейту.

Из жутковатой темени зала к ней двинулся силуэт, подхватил и понес куда-то вверх — от цветов, от блестящего рояля, на котором с каменным лицом продолжал играть Патрик.

И вдруг она снова на сцене, но теперь публика была видна — множество лиц, знакомых, доброжелательных. Она подняла флейту. Спаситель стоял сзади как скала, положив руки на ее плечи. Она начала играть. Пришло чудесное ощущение собственной силы. Аккомпанемент Патрика становился все громче, все злее. А потом смолк.

Аплодисменты сотрясли зал. Алексис хотела посмотреть на своего спасителя, но тот исчез.

Она металась по огромной сцене, разыскивая его, а публика бешено аплодировала, требуя еще игры. Но спаситель исчез, надо было его найти непременно. Она снова стала растерянной, неуклюжей, натыкалась на вазы с цветами и расплескивала воду на себя…

— Просыпайся, — сказал бодрый голос.

Алексис пыталась очнуться. В недоумении вглядывалась в высокую фигуру над собой. Глаза блуждали по широким, мускулистым плечам, гладкой коричневой груди, ходившей от мощного дыхания атлета, завитки волос на этой груди потемнели от воды. Что-то шевельнулось в ней. И она наконец проснулась.

Алексис села.

— Майкл. — Голос звучал так же необычно, как необычно она чувствовала себя. Почему? —спрашивала себя Алексис.

Он опустился на колени. Обнаженная нога коснулась ее ноги — под холодной кожей горячо пульсировала кровь. Он ходил плавать. И сейчас на нем были только трусы — черные, независимо от того, какого цвета они были в сухом виде. Он растирал шею и плечи полотенцем, а весеннее солнце досушивало алмазные брызги на ногах и груди.

У Алексис пересохло во рту. Она как бы невзначай отодвинулась, чтобы не касаться его. Проку вышло не много. Ее продолжало колотить. Почему?

Он ухмыльнулся, и Алексис поняла, что ее маневры замечены.

Но он сказал только:

— Ты была права. Потрясающее ощущение. Но если ты в самом деле боишься застудить руку, то тебе купаться не следует.

— Холодно?

— Будто ныряешь в коктейль Майкла Слейна, — серьезно сообщил он.

Он бросил полотенце и потянулся за рубашкой. Алексис наблюдала. Он сунул руки в рукава и упал на спину.

— Что такое коктейль Майкла Слейна? — спросила Алексис.

Он рассмеялся.

— Одна часть «Джека Даниелса», одна часть Амаретго, три части свежего апельсинового сока и лед, лед, лед.

Она поежилась. Майкл протянул руку, но снова остановился, будто вспомнил что-то.

— Все в порядке. Ты получаешь увольнение. Я не буду бросать тебя в реку, — беззаботно сказал он, не открывая глаз.

Алексис одновременно испытывала облегчение и разочарование. Он хотел коснуться ее? А почему остановился? Потому что она не искушенная калифорнийка, вроде Розмари Харви, и может придать жесту слишком большое значение? Вполне возможно. И вполне меня устраивает. Я не хочу, чтобы он ко мне прикасался, уверила она себя.

Он вдруг перевернулся на живот и ухмыльнулся ей.

— Не бойся. Я не буду обращаться в суд. Карие глаза были слишком теплыми, слишком близкими. Алексис почувствовала странный жар под кожей. И видели карие глаза слишком много. Она вскочила на нога.

— Может, и правда искупаться, — пробормотала она.

Он протянул руку и задержал ее.

— С больной-то рукой? И думать не смей. Алексис смотрела на него с удивлением. Он чуть потянул ее за руку.

— Сядь, Алексис, — мягко приказал он. Встретившись с ним глазами, Алексис повиновалась. Тем более что голова у нее слегка кружилась.

— Кто ты такой, чтобы приказывать мне?

— Приказывать? Милая, я не приказываю, а умоляю не подставлять меня, — сказал он с кривой усмешкой. — Подумай о моих фанах. О моем имидже.

Ее дыхание пришло в норму, хотя он по-прежнему был слишком близко. Она склонила голову набок и решила не замечать, что он слишком близко.