Тонкая темная линия

– На что, по-вашему, нам следовало обратить внимание?

– Прежде всего вам следовало заняться мужем Памелы.

– Мы тщательно проверяли мистера Бишона.

– Никто даже не пытался найти человека, который помог мне с машиной на дороге. – Маркус не стал спорить, а просто сменил тему разговора.

Анни заглянула в записи, которые захватила с собой.

– Мужчину, чье имя вы даже не спросили?

– Я же не думал, что это понадобится.

– Мужчину, сидевшего за рулем «какого-то грузовика» с номерными знаками, где «вроде бы» есть буквы «ф» и «ж»?

– Уже стемнело. Грузовик был весь в грязи. Да и потом у меня не было причины записывать номер.

– Даже эти незначительные детали, что вы сообщили нам, мистер Ренар, были широко растиражированы прессой. Никто не отозвался.

– Но разве офис шерифа пытался найти этого водителя?

– Я проверю еще раз, но у меня слишком мало данных, – ответила Анни.

Ренар вздохнул с явным облегчением.

– Спасибо, Анни. Не могу выразить, как для меня важно ваше участие в деле.

– Повторяю, я не жду слишком впечатляющих результатов.

– Это неважно. Хотите чаю? – Он потянулся к кувшину, стоявшему в центре стола рядом с парой стаканов и вазочкой с желтыми нарциссами.

Анни взяла предложенный стакан и стала медленно пить, в промежутках между глотками оглядывая двор. До Пони-Байу было рукой подать. Чуть ниже течение огибало грязноватый островок, поросший ивами и кустами ежевики. Немного южнее, за плотной полосой леса, где распевали весенние птицы, стоял дом, где убили Памелу Бишон. Анни задумалась, знает ли об этом рыбак, устроившийся в своей лодке у излучины. Может быть, он и приплыл сюда только поэтому?

Ее вдруг охватила паника. А если этот рыбак – человек из офиса шерифа? Вдруг Ноблие снова установил наблюдение за домом Ренаров? Или сержант Хукер в свой выходной отправился именно сюда, чтобы наловить окуней? Если кто-то увидит Анни с Ренаром, то ее просто смешают с дерьмом.

– Что вы держите в этом сарае? – Анни устроилась удобнее в своем кресле, постаравшись повернуться спиной к рыбаку, и кивком головы указала на маленькое, низкое строение из проржавевшего железа.

– Старую лодку. Моему брату нравится исследовать затон. Он своего рода любитель природы. Правда, Виктор?

Тот показался из-за шторы, висевшей у стеклянной двери, чью створку Маркус не потрудился закрыть.

– Виктор, – Маркус осторожно встал, – это Анни Бруссар. Она спасла мне жизнь.

– Лучше бы вы перестали это все время повторять, – пробормотала Анни.

– Почему? Вы скромны от природы или сожалеете о своем поступке?

– Я просто делала свое дело.

Виктор бочком подошел к столу, чтобы лучше рассмотреть Анни. Он был одет в чуть коротковатые брюки и наглухо застегнутую спортивную клетчатую рубашку. Он был похож на брата – те же невыразительные черты, аккуратно причесанные темные волосы. Иногда Анни видела Виктора в городе, но всегда в сопровождении Маркуса или матери.

– Рада познакомиться с вами, Виктор. Он подозрительно прищурился.

– Добрый день. – Виктор перевел взгляд на Маркуса. – Есть маска, нет маски. Пересмешник. Только подражает песням других птиц.

– Что это значит? – удивилась Анни. Маркус попытался улыбнуться.

– Возможно, вы ему кого-то напомнили. Или, если говорить точнее, вы похожи на кого-то, кем на самом деле не являетесь.

Виктор начал чуть раскачиваться, бормоча:

– Красное и белое. Сейчас и тогда.

– Виктор, почему бы тебе не принести бинокль? – предложил Маркус. – Сегодня на деревьях так много птиц.

Виктор нервно оглянулся через плечо на Анни и заторопился обратно в дом.

– Я полагаю, брат заметил сходство между вами и Памелой, – заговорил Маркус.

– Он ее знал?

– Они встречались у меня в офисе пару раз. И разумеется, он видел ее портрет в газетах после… Виктор читает каждый день три газеты, но воспринимает все по-своему. При виде двоеточия он может заволноваться, а террористический акт в Оклахоме, гибель людей для него пустой звук.

– Должно быть, очень непросто справляться с его… состоянием, – сказала Анни.

Маркус посмотрел на открытую дверь и пустую столовую за ней.

– Как говорит моя мать, это наш крест и нам его нести. Разумеется, она очень рада, что есть на кого переложить эту тяжесть. – Он снова повернулся к Анни с вымученной улыбкой. – Никогда не видел в городе ваших родственников. Они у вас есть, Анни?

– В некотором роде, да, – последовал уклончивый ответ. – Это долгая история.

– Семенные истории всегда такие. Посмотрите на дочку Памелы. Бедняжка, какая у нее будет семейная история. Что будет с ее дедом?

– Вам лучше спросить об этом у окружного прокурора, – отозвалась Анни, хотя могла бы ответить и сама. Ничего серьезного Хантеру Дэвидсону не грозит. Смит Притчет никогда не станет рисковать голосами избирателей и доводить дело до суда.

– Он пытался меня убить, – с возмущением заметил Ренар. – Пресса же пишет о нем как о герое.

– Да. Так иногда бывает. Вас не очень любят, мистер Ренар.

– Маркус, – снова поправил он Анни. – Вы по крайней мере ведете себя цивилизованно. Мне нравится думать, что мы друзья, Анни.

Его глаза смотрели мягко, в них появилась какая-то беззащитность. Анни попыталась представить выражение этих глаз глухой ноябрьской ночью, когда он вонзил нож в тело Памелы Бишон.

– Учитывая то, что произошло с вашим последним «другом», мне все это не очень нравится, мистер Ренар.

Маркус так быстро отвернулся, словно Анни ударила его. Он старался смахнуть с ресниц слезы, делая вид, что его внимание привлек рыбак в затоне.

– Я бы никогда не смог причинить Памеле боли. – Голос Ренара звучал глухо. – Я говорил вам об этом, Анни. Вы намеренно сказали это. Я от вас такого не ожидал.

– Это всего лишь разумная предосторожность с моей стороны, – заметила она. – Я вас совсем не знаю.

– Я бы не смог обидеть вас, Анни. – Маркус Ренар снова посмотрел на нее своими влажными газельими глазами. – Вы спасли мне жизнь. Согласно требованиям некоторых восточных культур я должен был бы отдать ее вам.

– Ну, мы с вами в Южной Луизиане. Обычной благодарности вполне достаточно.

– Едва ли. Я знаю, что вы страдаете из-за вашего поступка. Мне известно, что это такое, когда тебя преследуют, Аннн. Нас это объединяет.

Выражение его глаз нервировало ее, словно Маркус Ренар уже решил для себя, что отныне их судьбы связаны навек. Неужели вот так все и начиналось между ним и Памелой? Между ним и погибшей девушкой из Батон-Ружа?

– Не обижайтесь, – предупредила Анни, – но у вас слишком плохая репутация. Вы пытались ухаживать за Памелой, и теперь она мертва. Вы были связаны с Элейн Ингрэм в Батон-Руже, и ее тоже нет в живых.

– Смерть Элейн была трагическим несчастным случаем.

– Но вы же понимаете, что над этим нельзя не задуматься. Поговаривают, что Элейн собиралась с вами расстаться.

– Это неправда, – с горячностью возразил Маркус. – Элейн никогда бы не могла меня бросить. Она меня любила.

«Не могла бы». Он не сказал – «не бросила бы». Выбор слов говорит сам за себя. Не то что Элейн никогда бы не бросила его по собственной воле. А то, что женщина не смогла бы бросить Маркуса Ренара без его разрешения. Этот странноватый архитектор не первый из мужчин, кто руководствуется принципом «так не доставайся же ты никому». Среди маньяков это весьма распространенная точка зрения.

Именно в эту минуту на террасу вышла Долл Ренар в синтетическом платье в горошек, вышедшем из моды лет двадцать назад, и неимоверных размеров кухонном фартуке, завязки которого обвивали ее талию дважды. Долл даже не улыбнулась при виде гостьи. Мрачное лицо, плотно сжатые губы.

Анни показалось, что Маркус поморщился. Она встала и протянула хозяйке дома руку.

– Я Анни Бруссар из офиса шерифа. Прошу прощения, что пришлось побеспокоить вас в воскресенье, миссис Ренар.

Долл фыркнула, и ее пальцы хлопнули о ладонь Анни словно пучок розог.