Страница 120 из 134
Все тупятся и смотрят на Князева.
Фирс Григорьич! За что ты целый век меня преследуешь? Пусти меня на волю — я уйду! Или ты, может быть, униженья моего хотел?.. (Падает перед ним на колени.)Смотри, я здесь при всех перед тобою на коленях… прости меня… прости меня… в моей перед тобою невинности! прости! (Кланяется в землю.)
Князев (проглатывая конфетку). Вот так-то бы давно, сынок! Не гордыбаченьем у старых людей берут, а почтением. А вы все, молодость, цены себе нынче не сложите. Мы, дескать, честь свою и гордость выше всего ставим; а все это вздор, ваши и честь и гордость! Пока лафа вам — ходите, как павы, хвост раскинувши, а сунет вас клюкою хороший старичок— и поползете жабами. Нехорошо так, друг!.. Ведь вот теперь смирился пылкий Шлипенбах * — стоишь передо мною на коленях, и в этом умный человек тебя не покорит. Ты знаешь, перед кем стоишь; не пню почтенье отдал. (Кладя ему на голову руки.)Ну, бог тебя простит. Теперь вот попроси людей, чтобы тебя простили за грубости.
Молчанов.Простите. Я себя не помнил!
Все (разом). Бог простит.
Князев.Нельзя так, друг, не помнить. Ну да уж это прощено. (Минутке.)Читай, Минутка!
Минутка.«И опекунами к имению Молчанова назначить жену его Марью Парменовну и с нею вместе соопекуном отца ее, купца Пармена Мякишева; а как сей Мякишев на сходе от такой обязанности отказался, то вместо его (откашлявшись)поручить сию должность с полною за целость имущества ответственностию
Молчанов встает с колен и остро смотрит на Князева.
купцу Фирсу Григорьевичу, Князеву». Иван Максимыч, подпишитесь, что вам объявили! (Подает Молчанову перо.)
Молчанов (не принимает пера и вовсе не замечает Минутки). Ты! ты!.. ты мой опекун! (Бросается с азартом на Князева. Общее движение в защиту Князева.)
Князев (поднимая палочку против лица Молчанова и позируя). Иван Максимыч, не шали!.. У нас, дружок, для этаких хватов есть упокойчик темненький, в смирительном. (К обществу решительно.)С согласия моей соопекунши, сегодня объявляю всем словесно, а завтра пошлем в газетах напечатать, чтобы Молчанову ни от кого никакого доверия не было и никаких его долгов, ни векселей и ни расписок мы принимать не будем.
Те же и Анна Семеновна.
Анна Семеновна.Господа, прошу покорно закусить! (Все кланяются.)
Князев (спокойно). Адмиральский, господа, ударил. Пора и закусить. (Уходит. За ним уходят все, оставляя в комнате Дробадонова и Молчанова.)
Молчанов.Калина Дмитрич! что ж это?
Дробадонов.А ты б поболее бесился.
Молчанов.Неужто ж это не во сне, а вправду?
Дробадонов (окончив пришивание, закалывает в спинку кресла иголку). Да, Фирс Григорьич молодец! И не один я его похвалю, а и черт, и тот его похвалит. (Идет к дверям, куда все вышли во внутренние покои.)Пойду смотреть, как запивает мир, поевши человечины.
Молчанов (останавливая его восклицанием). Калина Дмитрич!
Дробадонов (оборотись). Что?
Молчанов.И ты… и ты… ты, честный человек… один, которому я с детства верил… и ты своей рукой подписал!
Дробадонов.Иван Максимыч, ты вправду, знать, не знаешь, что такое мир? Спроси о нем мои бока. Редко я на него хожу, а все ж это им не первый снег на голову… Один на мир не челобитчик. Тверез ты или пьян, все говорят, что пьян: ступай и спать ложись, а то силком уложат.
Молчанов.Ты подписал! ты подписал!
Дробадонов (возвращаясь к Молчанову на авансцену и показывая обеими руками на свою фигуру). Велик и силен кажется тебе купец Калина Дробадонов?.. а мир ядущ: сожрет, сожрет и этого с кишками. (Быстро поворачивается и уходит.)
Молчанов и Марина(которая входит со двора, тщательно закутавшись большим платком, осматривается и, бросив одним движением платок, быстро подбегает к Молчанову).
Марина. Иван Максимыч!
Молчанов (вздрогнув). Марина! Бог с тобой! Зачем ты здесь? (Стараясь выпроводить ее.)Беги отсюдова! беги скорей! беги!
Марина. Не бойся. Я видела в окно: все за столом сидят. Я за тобой пришла, чтобы ты не оставался здесь.
Молчанов (тревожно и как бы не сознавая, что говорит). Нет… мне отсюдова нельзя… Я Фирса жду…
Марина (решительно). Вздор говоришь! Иди! Тебе не нужно больше видеть Фирса!.. Идем!.. идем!..
Те же и Марья Парменовна (очень раскрасневшаяся, с алыми губами, выходит из внутренних покоев; она полупьяна. Увидев Марину, она тихо крадется к ним и становится сбоку Гусляровой, не замеченная ни ею, ни мужем).
Марина (Молчанову). Не будь ребенком. Не злобься и не ползай… Скорей, одной минуты не теряя, в Петербург, ищи суда… В судах, в сенатах не найдешь защиты, — к царю иди… пади к его ногам, скажи ему:
Молчанов, слушая ее, поднимается со стула.
Надежа, защити! я умален до возраста младенца! будь бог земной — создай меня во человека… Идем! Я буду стоять перед тобой и молиться, чтобы господь управил сердце государя. Идем, идем! что бы ни встретилось, живые в руки не дадимся!
Молчанов (дрожа повторяет). Я умален до возраста младенца… Будь бог земной — создай меня во человека!.. (Бежит.)
Марья Парменовна (хватался за платье мужа). Куда? куда? Я ведь все слышала… Нет, я его не отпускаю.
Марина быстро выпроваживает Молчанова одним движением за двери, а сама схватывает Марью Парменовну сзади за локти и, перекружив ее три раза около себя, сажает на пол и убегает.
Марья Парменовна и Анна Семеновна(входит совсем пьяная и красная, как пион).
Марья Парменовна (сидя на полу, с улыбкою). У-у-ух, как вся земля закружилась!
Анна Семеновна (покачнувшись). Это тебе с хересу… У меня и у самой кружится…
Занавес падает.
Действие четвертое
Парк при загородном доме Молчанова. Между множеством деревьев вправо в одной куртине заметно старое, толстое дерево, в котором сбоку виден лаз в большое дупло. Вечереет.
Марина и Дробадонов(сидят на дерновой скамье под старою липою).
Марина. А ты думаешь, я сама спокойна? Знает про то только грудь моя да подоплека, как я верю в хорошее.
Дробадонов.А я опять скажу, не про что много и беспокоиться. Я для того и приговор подписал, чтобы и спора из пустого не заводить. Сегодня вы с Иваном Максимычем выедете; через четыре дня в Питере, и дело это нам только за смех вспоминаться станет.
Марина. Все не про то ты говоришь. Опеку снимут, разумеется. Ну, а дальше что ж?
Дробадонов.Да дальше то ж, что было…
Марина. Славное житье!.. А все я виновата: сколько любила, вдвое того погубила.
Дробадонов.Не было в его жизни и до тебя много путного: души он честнейшей, да не строитель, по правде сказать. Так бы, прямою дорогой, да с прямыми людьми, он бы еще жил ничего; а тут, чтобы у нас, промеж нашим народом жить, надо, чтоб шкура-то у тебя слоновая стала. Тогда разве вынесешь. А ему где это вынесть: с него со всего кожа-то совсем словно содрана; к нему еще руку протягивают, а уж ему больно — кричит. Наш народ деликатности не разбирает, и этак в нем жить невозможно.
Марина. А главней всего, что все спуталось да перепуталось. Чтоб в нем душу поднять, я его тешила тем, потому что имя государя в такую минуту много значит. А просить — как просить? (Конфузясь.)Это хорошо с чистой совестью и к царю и к богу, а мы… Как он против своего закона, как и я… (Махнув рукой.)Где еще тут и рот разевать!