Соблазн в жемчугах

– Вы хотите сказать, что я либо неразумен, либо глуп. Просто я верю в английскую промышленность больше, чем вы. Точно так же, как те люди, которые сделали вам это странно великодушное предложение.

Бертрам так натянул поводья, что его лошадь встала на дыбы.

– Вы ничего в этом не понимаете. Выходит, я обречен на всю жизнь быть связанным с идиотом.

– Возможно, я и идиот, но не вижу смысла в том, чтобы платить пятнадцать процентов за управление заводом.

Хороший специалист стоит намного дешевле. Мистер Тревис и многие другие на заводе хорошо отзывались о молодом человеке по имени Майкл Боуман. Лучше вернуть его на завод, чтобы он помогал мистеру Тревису получать больше заказов на специальное оборудование.

– Черт возьми, почему никто не хочет слышать, что он исчез? Он не вернется. Если вы настаиваете на том, чтобы осуществить этот безумный план, мы все пойдем по миру.

Похоже, он был в этом очень уверен. Хоксуэлл был убежден, что Томпсон знал – Майкл никогда не вернется.

– Я все равно займусь этими бумагами и пришлю их вам. Надеюсь, что вы обратитесь за советом к более компетентным людям и им удастся вас вразумить.

Томпсон уехал. Спустя несколько минут Хоксуэлл направил своего коня в том же направлении.

Кузен Верити может сколько угодно поддерживать этих людей в их стремлении завладеть заводом, но никакого договора аренды подписано не будет. Верити заслуживает лучшего, и она будет очень расстроена и разочарована, если он согласится на предложение Бертрама.

И никакого совета у тех, кто знаком с производством, он спрашивать не собирается. Он уже получил совет человека, который всегда выигрывал и чье богатство было свидетельством умения его семьи неизменно приумножать презренный металл.

«Не теряй контроль над этим заводом». К такому совету Каслфорда нельзя отнестись легкомысленно.

– Полагаю, прошло немало времени с тех пор, как ты нанес ему визит, – сказал Саммерхейз.

– Да. Я чувствую себя глупо, собираясь нанести визит утром. Я уверен, что он заговорит нас до смерти.

– Выбора нет. Если мы не хотим ждать до вторника, надо приехать к нему рано, пока он не начнет… черт его знает, что ему взбредет в голову.

– Ты имеешь в виду его распутство?

– Скорее всего прошлой ночью он как раз развратничал. У него и сейчас могут быть женщины.

– О Господи!

– Ты собираешься просить об одолжении, Хоксуэлл. На твоем месте я бы не был столь щепетилен.

– Я хочу воззвать к его способности проникать в темные уголки человеческой натуры, а не об одолжении. А вдруг он вообще еще спит? Ведь еще нет и десяти часов.

– Если он еще не проснулся, мы подождем.

Хоксуэлл остановил своего коня.

– Ты можешь ждать. Я не могу. Может, он и Каслфорд, но я Хоксуэлл. Мои предки советовали королям в то время, когда его прадеды были не более чем мелкими землевладельцами, надеявшимися возвыситься. Хоксуэллы давали клятву верности членам королевской семьи и никому другому. И уж конечно, не выскочкам…

– Прошу прощения, – прервал его тираду Саммерхейз. – Я хотел сказать, что, если он еще не проснулся, ты можешь уехать и вернуться во вторник.

Они передали лошадей одному из трех грумов, дежуривших перед домом Каслфорда. Хоксуэлл оглядел фасад.

– Взгляни на это чудовище. Дом больше, чем Сомерсет-Хаус [2], и выдержан в прусском стиле от основания до крыши. Его дед не терпел никаких ограничений. Это их фамильная черта.

– Так же как твоя фамильная черта – долги.

– Спасибо, Саммерхейз, за напоминание, что у всех у нас свои недостатки. Ты представить себе не можешь, насколько это улучшило мое настроение.

Облаченный в ливрею дворецкий в напудренном парике провел их в холл, взял их визитные карточки и удалился. Хоксуэлл был уверен в том, что Саммерхейз здорово ошибся, предложив поехать к Тристану, да еще в столь ранний час. Как этот вечно пьяный человек может найти выход из явно тупиковой ситуации, в которой оказалось выяснение судьбы Майкла Боумана?

Не то чтобы он действительно хотел найти Боумана, будь он проклят. Если он все же его найдет, Верити заплачет от радости и бросится молодому человеку на шею, а потом, возможно, вступит с ним в любовную связь. Ее отец благословит из могилы этот незаконный союз.

– Чем ты так недоволен?

– Судьбой. Идиотизмом жизни.

Вернувшийся дворецкий сообщил, что герцог примет их в своих апартаментах.

Они поднялись по лестнице, похожей на дворцовую, в огромную гостиную, затем миновали не менее огромную гардеробную, в которой было больше золотых безделушек, чем было прилично иметь мужчине. Дворецкий провел их прямо в спальню и оставил возле массивной кровати под шелковым пологом.

Откинувшись на гору подушек, Каслфорд лежал в постели, попивая утренний кофе и все еще голый после ночной оргии. К счастью, никаких проституток не было.

– Спасибо, что согласился нас принять, – сказал Саммерхейз.

– Это далось мне с трудом. Я все еще без сил. Пожалуйста, выкладывайте, что вам надо, да побыстрей, чтобы я мог еще поспать.

Хоксуэлл вперился взглядом в волосатую грудь Каслфорда.

– Вы ждете, что мы будем, как слуги, стоять перед вами, глядя на ваше оскорбительное неглиже и наблюдая, как вы пьете свой утренний кофе, ваша светлость? Черт возьми! Хотя бы накинь чего-нибудь!

Каслфорд перевел ленивый взгляд на Саммерхейза.

– Что это с ним? У него такой вид, будто его мучают газы, а он вынужден сдерживаться.

– Судьба. Идиотизм жизни.

Каслфорд отпил глоток кофе.

– Другими словами – он влюбился.

– Саммерхейз, прошу тебя, уйди. Я собираюсь придушить нашего старого друга, но мне не нужны свидетели.

– Прекрати быть ослом, Хоксуэлл. Я нахожу это прелестным, что ты влюбился в свою беглянку жену. Это немодно, но очень трогательно. – Он отставил поднос и указал на стулья. – Так почему вы меня побеспокоили? Надеюсь, причина хотя бы забавная.

Сдерживая раздражение, Хоксуэлл схватил стул и поставил рядом с кроватью. Саммерхейз сделал то же самое.

– Мы надеемся, что ты распутаешь одно гнусное дело. Ведь в нашем далеком прошлом у тебя время от времени проявлялся талант по этой части, – сказал Хоксуэлл. – Давай предположим, что некие влиятельные люди хотят, чтобы кто-то исчез. Исчез так, чтобы его было невозможно найти. Как бы они это сделали?

Каслфорд пожал плечами.

– Самый легкий способ – убить. Но в этом случае возникает опасность, что будет найдено тело. Ключевым здесь является употребленное тобой слово «люди». Во множественном числе. Убивать лучше одному, так чтобы не было соучастника, который может проговориться, и тогда либо тебя повесят, либо он начнет тебя шантажировать.

– Так ты об этом уже думал, не так ли? – спросил Саммерхейз.

– Мимоходом.

– А если не убийство, то что?

Каслфорд немного задумался.

– Десять лет назад я бы его насильно завербовал и отправил морем в Вест-Индию. Сейчас это может не сработать. После войны слишком много безработных, и ни одному капитану не захочется рисковать.

– Поскольку мы говорим о времени после войны, этот вариант отпадает.

– В таком случае я засунул бы его в какую-нибудь плавучую тюрьму.

– Но не было ни ареста, ни суда, ни приговора.

– В этих плавучих тюрьмах закон не работает. И начальники, и тюремщики насквозь продажны. Представь себе, что ты или я приплыли на лодке ночью, сказали тюремщику, что привезли преступника, и передали ему этого человека, присовокупив кругленькую сумму. Думаешь, он будет разбираться, кого ему подсунули или почему при нем не было никаких сопроводительных бумаг?

– Если бы он стал разбираться, это было бы провалом.

– Ладно, будь трусом. Тогда обменяй своего парня на настоящего преступника. А если он начнет протестовать и кричать, что он не Томми-вор, кто его будет слушать?

Саммерхейз похолодел. Хоксуэлл посмотрел на Каслфорда.

– Можно я задушу его прямо сейчас, Саммерхейз?

[2]Сомерсет-Хаус – огромное здание на берегу Темзы, где расположены многие государственные учреждения.