ПЕРВАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

– Будете делать ставки у букмекеров – рекомендую поставить на псевдогиганта. Проверенная информация! Фриске уже не та, что раньше. Затопчут ее сегодня.

Плюмбум скептически хмыкнул, после чего члены спасательной экспедиции спустились по решетчатой лестнице в подвал. Костюмы и длинноствольное оружие забросили в «номера». Затем Плюмбум провел краткий инструктаж. Артур и Лара под руководством Шурика-С-Цитатой отправлялись к местным торговцам за покупками: необходимо было приобрести разгрузки, модернизированные под Зону автоматы, обоймы к ним и стандартизованные артефакты по списку. Привалов остался сторожить «Звезду Полынь», заодно Плюмбум поручил ему войти в сталкер- скую Сеть, ознакомиться с новостями, проработать маршрут завтрашней ходки, собрать и упорядочить всю доступную информацию по Алексу Грозе и Боре Молнии. Сам он, взяв в спутники Лёлека, отправился в «100 рентген».

Знаменитый подвальный бар продолжал оставаться одной из самых запоминающихся достопримечательностей Зоны. Пятнадцать лет он служил нейтральной территорией, на которую мог зайти любой. Какие-либо разборки внутри и в окрестностях бара были запрещены, безопасность гарантировал «Долг». За попытку нарушить покой посетителей лишали права входа, попасть в черный список никто не хотел.

Бармен – его так и называли всегда Барменом с большой буквы «Б» – был одинаково приветлив со всеми, не различая статусов и званий. Наверное, бармены менялись – не может человек стоять за стойкой двадцать четыре часа в сутки и круглый год подряд. Но то ли у Бармена были братья-близнецы, то ли он давно перестал быть человеком (в Зоне и не такое встретишь!), но когда бы Плюмбум ни заглянул в бар, он всегда видел одно и то же лицо. С последнего визита Бармен, конечно, изменился: постарел и еще сильнее обрюзг – но, без сомнения, это был он.

Из позитивных новшеств Плюмбум отметил: открытие третьего зала, появление металлических столиков и табуреток, информационные доски на стенах. В остальном все было по-прежнему: грязноватый пол, кое-где посыпанный опилками; неприятная смесь запахов, в которой преобладает перегар; задорно гомонящие компании; мрачные личности по углам.

Приветственно махнув Бармену, Плюмбум тоже выбрал угловой столик и сел так, чтобы хорошо видеть весь первый зал, стойку и проем входной двери. Лёлек уселся напротив и тут же попросил:

– Закажи чего-нибудь крепенького.

– Тебе ж нельзя, врачи запретили.

Лёлек с грустью посмотрел на друга.

– Меня сегодня должны были убить. Дважды. Нет, трижды. Сначала – бандиты. Потом в меня могла разрядиться «электра». Эта чертова леталка могла упасть и разбиться. Подозреваю, что будет еще круче. Кой черт поминать врачей, если завтра, может, последний день в жизни?

– Ты мне это прекрати! – Плюмбум повысил голос. – Нельзя в Зону с похоронным настроением идти. Гробануться хочешь?

– Вот и не трави душу своими врачами, – огрызнулся Лёлек. – Налей лучше. С медициной я сам разберусь. Когда вернемся.

– Уже лучше, – похвалил Плюмбум. – Ладно, возьму хорошей водки. Только не вздумай нажраться! Чем закусывать будешь?

– Чем тут закусывать? Всегда в «Рентгенах» дрянью кормили. Не думаю, что меню сильно изменилось. Какие-нибудь лапки снорка или щупальца кровососа в томатном соусе. Сожрешь – потом полдня на толчке просидишь. Нет уж.

– Договорились, рисковать не будем. Возьму салат.

Плюмбум подошел к стойке, поздоровался с Барменом, заказал графин «самой лучшей» водки, овощной салат без приправ и намекнул, что собирается завтра с утра на Свалку, а потому ищет опытного проводника и готов оплатить его услуги по высшему разряду. Бармен солидно кивнул, принимая информацию к сведению.

Бывший сталкер вернулся за столик и приготовился ждать. Бар постепенно наполнялся. Подходили новые клиенты, кто-то прямо в защитном костюме, из Зоны, компании росли. Голоса зазвучали громче, тосты становились развязнее, анекдоты острее.

Плюмбум с Лёлеком распили графинчик, но никто к ним так и не подсел. Пришлось заказывать второй.

Лёлек захмелел и, озираясь, сказал:

– Вот уж не думал, что попаду сюда еще хоть раз. Глаза б мои не видели это место!

– Ты мог отказаться от участия в экспедиции.

– Не мог! Если Болек пошел, то и я должен.

– У него есть основания – он считает Алину своей дочерью. А у тебя какие основания?

– А я там, где Михаил, – просто сказал Лёлек. – Ты же знаешь, мы со школьной парты вместе. Где он, там и я. А кроме того, представил: сижу себе в Москве, а вы в Зоне. Не смог представить… Так что, Витя, выбора у меня не было.

– Выбор всегда есть. Но спасибо, Денис, за то, что пошел. Я этого не забуду.

Лёлек вяло отмахнулся:

– Всегда пожалуйста. Обращайся еще.

Пискнул сигнал на ПДА. Плюмбум посмотрел.

Пришел первый отчет от Привалова.

Новости выглядели неутешительно. Дополнительных сведений об экспедиции ФИАН в Сети не появилось. Эдик Держава также нигде не засветился. Болек на связь не выходил.

Зато по Алексу Грозе и Боре Молнии информации было с избытком. Плюмбум показал Лёлеку жестом, что некоторое время будет занят, и углубился в чтение.

Как и ожидалось, юные сталкеры оказались совершенно феноменальными ребятами. История их похождений в Зоне тянула на новую легенду, однако пока не отыскался пиит, который воспел бы и увековечил.

Они появились на Южном Кордоне внезапно, словно осенние листья, принесенные порывом ветра. Как они впервые преодолели Периметр, который к тому времени уже был напичкан всевозможной следящей электроникой, находился под постоянным мониторингом «Длани» и охранялся не только миротворцами, но и головорезами корпораций, оставалось загадкой.

Приняли Алекса и Борю равнодушно: вот еще два домашних мальчика, которые переиграли в компьютерные игры и решили по глупости, что и в жизни все будет так же гладко и красиво, комфортно и весело. Самое правильное было бы взять обоих за шкирку и препроводить на ближайший пост миротворцев с напутствием вернуть детей в семью – наверняка родители уже с ног сбились, их разыскивая, – однако в Зоне альтруисты попадаются куда реже, чем женщины.

Ко всему прочему, в нарушение традиции молодые люди сами придумали себе псевдонимы: Гроза и Молния. Это тоже изрядно повеселило бывалых сталкеров: ни одни нормальный мужик в здравом уме не согласится признать за собой погоняло с «бабской» коннотацией. Козел, но не коза! Грозный, но не Гроза! Однако новому поколению все нипочем – начитались комиксов, вообразили себя суперменами, правил не знают, понятия не принимают. Значит, скоро гробанутся!

Таким образом, ребят похоронили задолго до того, как они показали себя в деле. А они очень хотели учиться – прямо из шкурки лезли, напрашиваясь в «зарницу» или «ходку». Их было даже немного жаль. Впрочем, на Кордоне всегда найдется какой-нибудь отморозок, который без вопросов возьмет пару «отмычек» в дорогу, чтобы ради малой корысти толкнуть их в «мясорубку» или направить под «коготь». Но когда такой отморозок нарисовался, вдруг выяснилось, что и парни не столь просты, как думалось со стороны – тему изучили и, проявив теоретическую подкованность, заявили, что «отмычками» не пойдут, а готовы заключить договор и оплачивать нормальное доброжелательное обучение реальными деньгами. Баблосы у них действительно водились, при этом новички зачем-то уверяли всех, что получили их, подрабатывая развозчиками пиццы. Сталкеры делали вид, будто верят, при этом полагая, что юные выскочки просто пощипали родителей, скоро лафа у них закончится, и они либо вернутся на большую землю, либо все-таки согласятся на условия сообщества. Но ребята не сдавались и уговорили сталкера по кличке Либру- сек стать «сэнсэем».

Либрусек тоже был легендой. Но из тех легенд, которые вспоминать в приличной компании не принято. Среди сталкеров хватает неопрятных подонков, но Либрусек по неопрятности и подлости мог дать любому сто очков вперед. Откуда он родом, никто не знал. И по языку установить было затруднительно: он одинаково плохо говорил и по-русски, и по-украински, и по-английски. Поговаривали, что чуть ли не из Эквадора, но эквадорским (или какой там у них язык государственный?) никто из сталкерской братии не владел, а потому испытать его не мог. Все знали, что дальше Свалки Либрусек не ходит, Зоны боится, однако хабар у него всегда водился, а это означало, что мужик приворовывает, потроша чужие нычки. Но, как говорится, не пойман – не вор, а Либрусек как-то умудрялся выкручиваться, даже в пиковых ситуациях подставляя вместо себя других. Еще он был патологически жаден, и хотя как раз это здесь плохим качеством или вредной привычкой не считалось, изваял целую философию, так или иначе жадность оправдывающую. Плюмбум наблюдал процесс только один раз, но запомнил, кажется, на всю оставшуюся жизнь: сидит перед костром заросший по самые глаза и дурно пахнущий бомж, сплевывает после каждого слова и сморкается после каждой фразы; при этом с сильным акцентом, вещает о том, что все в Зоне создано для человечества, а не для конкретных людей, а значит, нельзя артефакты присваивать и индивидуально распоряжаться, потому что грех это, вырождением и «концом света» обернется, нужно делиться всем добытым безвозмездно и прежде всего с ним, Либрусе- ком, а кто не хочет делиться, тот будет проклят грядущими поколениями и забыт. Поразительно идиотское зрелище!