Водоворот

— Но ведь это будет означать эскалацию войны — и только, товарищ генерал. Даже если применение химического оружия принесет свой результат, оно лишь окончательно выведет африканеров из себя. И последуют новые ядерные удары.

— Об этом я уже подумал, товарищ полковник.

Суарес содрогнулся. Никогда еще голос Веги не звучал так хладнокровно и так грозно.

— По этой причине я хочу, чтобы каждая база и каждый штаб немедленно снялись с места. Мы водрузим кубинский флаг в каждом южноафриканском городе — большом и малом. — Вега говорил с нажимом. — Я также хочу, чтобы вы согнали несколько тысяч местных жителей — белых, ибо до черных и цветных им нет дела, — и мы сделаем их живым щитом для штаба каждой части, начиная от роты и выше. — Лицо кубинского генерала почернело от гнева. — Если понадобится, мы пошлем этому психопату Форстеру их фотографии, и пусть тогда осмелится кидать свои бомбы! Если они захотят разбомбить десятки тысяч своих соотечественников — милости просим. Все переменилось, полковник. На жестокость мы ответим жестокостью. Ударом — на удар.

Суарес покачал головой.

— Эти меры предосторожности, пожалуй, смогут защитить наших людей от ядерного удара — если только противник не лишился рассудка. И все же применение химического оружия вызывает у меня некоторые опасения. Осадки, дезактивация — ко всему этому мы не готовы. Мы сами можем понести большие потери.

— В кои-то веки нам повезло, полковник. — Вега сдержанно улыбнулся. — У наших ливийских товарищей по оружию в этом деле большой опыт. Они и поведут атаку.

Суарес понимающе кивнул. Ливийцы много раз применяли отравляющие вещества во время их бесплодных попыток завоевать Чад. Они должны достаточно хорошо разбираться в этом оружии, чтобы не подвергать себя лишней опасности.

— Два транспортных самолета, о которых я говорил, доставят техников и дополнительное оборудование. — Вега посмотрел начальнику штаба в лицо. — Выше голову, Хосе. Нанеся химический удар, мы сможем перешибить хребет остаткам юаровской армии. Мы отомстим за наши вчерашние потери! Если все пойдет, как я задумал, мы уничтожим африканеров в их собственных окопах!

— Будем надеяться, товарищ генерал.

Вега в упор посмотрел на него, пытаясь определить, что означает его бесстрастный тон — что он все еще сомневается или, наоборот, проникся уверенностью. Вега вышел из-за стола и направился к карте.

— Самолеты прибудут сегодня во второй половине дня. Позаботьтесь, чтобы их вели на посадку наши лучшие диспетчеры. Сегодня нам не нужны неожиданности. — Он зловеще улыбнулся. — Сегодня же вечером эти боеприпасы должны быть доставлены на передовую. Утройте меры безопасности, как на земле, так и в воздухе. Все ясно?

Суарес кивнул.

— Отлично. Завтра на рассвете мы проведем артподготовку против главного рубежа обороны противника с применением химических боеприпасов. — Вега ткнул в точку южнее кубинских позиций на дороге № 1. — Вот здесь.

Подполковник Роберт О'Коннелл, нахмурясь, перелистывал отчет о результатах военной игры. Конечно, по играм и отработке ситуации на компьютере предсказать со всей точностью результаты будущей операции невозможно, но они, тем не менее, весьма полезны. Если их грамотно организовать, то можно высветить все непредвиденные накладки и слабые места готовящейся операции. Порой они дают неоценимую возможность предугадать и вероятные ответные меры противника. Сейчас же результаты тренировочных игр в батальоне его не радовали.

Пока что все три проведенные военные игры закончились для американцев абсолютным провалом. Потери — свыше 75 процентов, ни одного захваченного объекта, полная утрата контроля над ситуацией — список неудач занимал четыре с лишним страницы. Он обескураженно покачал головой. Совершенно ясно, что командованию батальона придется заново обдумать весь план операции «Счастливый жребий» — от высадки до эвакуации.

Раздался стук в дверь.

— Войдите.

В приоткрытую дверь просунул голову начальник оперативного отдела штаба батальона майор Питер Клоцек.

— Полковник, я только что получил телефонограмму из Шайенн-Маунтена. Все так и есть. Это не журналистская утка. Ядерные бомбы, которые нам нужно захватить, уже пущены в ход. — О Господи. — С того момента, как поступили первые панические сообщения из ЮАР, О'Коннелл молил небо, чтобы это оказалось ошибкой.

— Но я уверен, вы будете рады услышать, что все мировое сообщество уже выразило свой протест. — Клоцек не скрывал цинизма. — Представляю, сколько сейчас сочиняется нот, сколько проводится демонстраций и произносится призывов ввести против ЮАР новые санкции.

— Великолепно. Просто великолепно.

О'Коннелл помрачнел. Санкции, демонстрации, акции протеста теперь ничего не значат. Африканеры уже доказали, что готовы вести тотальную войну — войну с применением ядерного оружия. Теперь единственный способ остановить этих безумцев — лишить их такого оружия.

Он снова посмотрел на лежащие перед ним отчеты. Пока что все казалось совершенно нереальным.

Разрозненные остатки нескольких батальонов южноафриканской армии продолжали удерживать Потгитерсрус. Их отчаянные усилия напоминали утопающего, хватающегося за соломинку.

Собственно, этот город горнодобытчиков не был последним бастионом на пути к Претории, но нельзя сказать, чтобы таких населенных пунктов на этом пути оставалось много. С его пересеченным рельефом, важным в стратегическом отношении положении на развилке дорог и значительным экономическим потенциалом, Потгитерсрус представлял собой место, исключительно удобное для обороны.

Город возвышался над высохшей, каменистой равниной, среди которой вырастали, как оазис цивилизации, плавильные заводы, учреждения и жилые кварталы. В мирное время население города составляло тридцать тысяч человек, из которых десять тысяч были белые, пятнадцать — черные, и еще пять — цветные.

Белые, естественно, жили в центре, они управляли шахтами и вели бизнес, чем, собственно, и жил весь город. Им принадлежали просторные, дорогие дома, окруженные тенистыми деревьями.

Большинство черных в Потгитерсрусе были одинокие рабочие-мигранты, которых селили в бараки в непосредственной близости от шахт. В каждом таком бараке, представлявшем собой одну длинную комнату, жило вместе до ста человек. Они могли находиться там, пока действовал контракт. Обычно он заключался сроком на год. В конце года им давали отпуск, чтобы повидаться с родными, женами, детьми, оставшимися где-то в районах расселения южноафриканских племен, а иногда даже в Мозамбике или Зимбабве. Однако они очень скоро возвращались. Зачастую эти шахты были для них единственным местом, где они могли получить работу.

Некоторые, самые удачливые из шахтеров или рабочих других предприятий города, умудрялись привезти с собой и семьи. Все вместе они набивались в лачуги, подобные тем, что можно видеть в ЮАР на окраине каждого города. Формально чернокожим не разрешалось владеть землей или жить вблизи от белых районов, но суровая необходимость вынуждала их селиться там, где было возможно. И они, к неудовольствию правительства, просто захватывали для себя места обитания.

Трущобы Потгитерсруса не заслуживали даже слова «тауншип». Здесь не было ни воды, ни электричества, ни канализации — одни хибары из жести и досок, служившие домом для большинства рабочих города.

Потгитерсрус был крупным горнодобывающим центром, здесь в промышленных масштабах добывали никель, олово, медь и платину. Хотя кубинцы и разглагольствовали об освобождении чернокожих братьев от апартеида, но на самом деле шахты представляли для них куда больший интерес. Кроме того, захват этих рудников мог бы разом лишить Преторию жизненно важных источников снабжения.

Мобилизация, проведенная в ЮАР, уже сократила объем добычи на шахтах Потгитерсруса, оголив штат белых управленцев и квалифицированных рабочих. Среди операторов горно-рудной техники цветных было еще меньше. На место выбывших ставили черных рабочих, но им явно не хватало знаний и опыта.