Водоворот

Он сжал деревянные перила веранды с такой силой, что костяшки пальцев побелели, но, сделав над собой усилие, переключился с личных переживаний на служебные заботы.

Например, это абсурдное решение не выпускать его батальон с базы. Форстер и его прихлебатели, должно быть, боятся, что политическая нестабильность и экономические трудности могут подтолкнуть солдат к измене или дезертирству. И вот они отказывают уставшим ветеранам, вернувшимся из окопов Намибии, в обещанных отпусках домой, увольнениях на выходные и в любой другой возможности хотя бы ненадолго отвлечься от суровых лишений военной жизни.

Крюгер разжал руки и разогнул затекшие пальцы. Любой, кто хоть немного поумнее этих закоснелых бюрократов из министерства обороны, легко мог предвидеть результат. Долгие недели кровопролитных боев, а затем такие же долгие недели отупляющей рутины — строевая, физическая подготовка, опять строевая, пять минут личного времени, и снова строевая — превратили батальон в кипящий котел, вот-вот готовый взорваться от негодования и с трудом подавляемой ярости.

Как раз в эту минуту более дюжины ветеранов батальона сидят на гауптвахте за всевозможные проступки — от неподчинения старшим по званию до пьянства на посту. Крюгер со злостью покачал головой. Он скорее согласился бы ответить за дезертирство нескольких солдат, чем наблюдать это медленное, но верное разложение того, что еще недавно было боеспособной воинской частью.

Теперь же выходило так, что 20-й Капский стрелковый батальон стал слабее, чем он был в Намибии. Пополнение из числа ополченцев поступало слишком малыми партиями, по капле доводя поредевшие взводы до уставной численности. К несчастью, большинство резервистов не имели не только должной подготовки и боевого опыта, но и никакого понятия о чести мундира.

Крюгер помрачнел. Его роты по-прежнему нуждались в вооружении и боевой технике — все свое снаряжение они оставили в Намибии тому батальону, что пришел им на смену. Взамен Крюгеру была обещана немедленная поставка новых бронетранспортеров, минометов и тяжелых пулеметов, которые должны были сойти с конвейеров военных заводов. Только им мало что перепало. Из-за забастовок и нехватки квалифицированной рабочей силы производство значительно сократилось. В результате полученных бронетранспортеров хватило лишь на одну из трех пехотных рот. Двум другим оставалось передвигаться на грузовиках либо пешим ходом.

Из соседнего офицерского барака раздался дружный гортанный смех, и озабоченное выражение на лице у Крюгера сменилось угрюмостью. Танков, артиллерии и противотанковых средств, может, и не хватает, зато в избытке молодых офицеров, поддерживающих правительство Форстера. Эти назойливые желторотые юнцы прибывали дружными ватагами.

В результате при нехватке опытных солдат и вооружения, 20-й батальон имел теперь такой раздутый штат штабных офицеров, который больше годился бы для бригады. У Крюгера не было иллюзий, почему министерство обороны сочло нужным окружить его таким количеством фанатиков. Они нужны здесь, чтобы шпионить — не дай Бог, если он и другие офицеры поведут солдат на сторону мятежников.

Он еще сильней нахмурил брови. Его не трогало то, что они всюду суют свой нос. С этим он справится. Но переизбыток неопытных, никчемных и наглых офицеров-африканеров представлял дополнительный источник внутренних трений в батальоне, и без того наэлектризованном до предела. «Любимцы Форстера», как их называли, были склонны обращаться с рядовыми 20-го батальона — в большинстве выросшими в Капской провинции — не более как с потенциальными ренегатами и предателями.

И это мнение было не так далеко от истины, подумал он с горечью, вспоминая новости, переданные ему недавно друзьями из министерства. Уму непостижимо! Кейптаун горит. Вся провинция охвачена огнем вооруженного восстания. Партизанская война, зверства и кровная месть захлестнули Наталь. Огромные территории Трансвааля и Оранжевой провинции прочесывают верные правительству бурские отряды самообороны. Преступная глупость Карла Форстера и его намибийская авантюра разорвали страну на куски за какие-то несколько месяцев.

Он снова поднял глаза на ночное небо, пытаясь за невысокими холмами на севере увидеть хоть какие-то признаки города. Ничего. Только ослепительный свет и длинные, уродливые тени бронетранспортеров, несущих караульную службу. Даже отсюда было видно, что пушки нескольких БТРповернуты внутрь военного городка — в сторону бараков и оружейных складов. Он горько усмехнулся. Форстер не хочет рисковать. И правильно делает.

Крюгер принялся мерить медленными шагами свою веранду. Многие из его друзей и сослуживцев уже перешли на сторону повстанцев. Скоро настанет и его черед. Очень скоро.

Полицейский фургон без опознавательных знаков стоял в узком боковом проулке, зажатый между серебристой «астрой»и темно-синей «тойотой».На переднем сиденье скрючились в неудобной позе два полицейских в форме. Узлы галстуков у них были ослаблены, и верхние пуговицы на рубашках расстегнуты. Один, большой, грузный мужчина с редеющими соломенными волосами, задумчиво прихлебывал из пластиковой чашки тепловатый кофе. Его напарник, поменьше и темноволосый, вздохнул и стряхнул сигарету в пепельницу на дверце. Оба про себя проклинали день, когда получили это безнадежное задание.

— Говорю тебе, капитан просто нарочно запихнул нас сюда. — Первый из полицейских махнул кружкой и нахмурился, заметив, что несколько капель кофе выплеснулись на руль. — И это называется крупное дело, да? Мотаемся то туда, то сюда. А потом торчим здесь как проклятые. И все для чего? — Он сам ответил на свой вопрос: — Чтобы какой-то умник-лейтенант вдруг объявился и отправил нас куда-нибудь еще. Вот для чего. Второй полицейский резко выпрямился.

— Черт! Легок на помине. Вон Бауман идет.

Он опустил стекло. На тротуаре рядом с ними возник молоденький лейтенант полиции, подтянутый и самонадеянный, в серо-голубом кителе, серых брюках и фуражке.

Лейтенант просунул голову в окно.

— Это то, что надо, ребята. Я уверен. — Он ткнул в список адресов, прикрепленный скрепкой поверх его планшета. Больше половины этих адресов были уже вычеркнуты. — Я говорил с несколькими соседями — там определенно кто-то живет. Время от времени зажигают свет. Пахнет кухней. Выносят мусор. Все признаки человеческого присутствия.

Большой полицейский насупился. Наклонившись, он прочитал имя, стоящее против этого адреса.

— А не может это быть сам Пакенхэм? А, лейтенант?

Лейтенант покраснел от негодования, но взял себя в руки и сладко улыбнулся.

— Исключено, Кови. Этот эмигрантишка уже несколько недель воюет в Намибии. Я это еще утром проверил.

Второй полицейский толкнул своего напарника локтем, чтобы тот помолчал.

— Отлично, сэр, просто отлично. — Он выгнулся и проверил кобуру. — Будем брать его прямо сейчас?

— Думаю, да. — Отойдя от микроавтобуса, лейтенант смотрел, как они выбираются из машины, неуклюже перебирая ногами, затекшими от многочасового сидения. — Я слышал, что Претории не терпится заполучить этого парня.

Большой полицейский запустил толстые пальцы в свою жидкую шевелюру и затем поправил фуражку.

— Хорошо, лейтенант, можете на нас положиться. Мы вытащим эту свинью на свет божий. Верно, Арри?

Его напарник уверенно кивнул и проверил дубинку, которая висела у него на поясе. Тот, кого они шли задерживать, ничего особенного из себя не представляет, но подготовиться никогда не мешает.

В маленькой квартирке Брайана Пакенхэма горела единственная лампочка — на столе. Она отбрасывала небольшой кружок света на мужчину и женщину, которые сидели обнявшись на потрепанном диване.

Иэн Шерфилд, обхватив Эмили одной рукой, уже, наверное, в седьмой или восьмой раз перечитывал все тот же детективный роман. Проворчав что-то нечленораздельное и крепче прижавшись к нему, девушка слегка задремала. Он поцеловал ее в макушку и перевернул страницу привычным движением большого пальца, подавив зевок. К черту. Как всегда, главный герой только что прошел мимо главной улики, не заметив ее. Надоело.