Пятьдесят на пятьдесят

Вставил и снова начал жать на кнопки, и на этот раз был вознагражден появлением маленького красного огонька в правом верхнем углу. Он светился секунду-другую, потом вырубился. И снова ничего. Тогда я направил предмет в сторону телевизора, снова стал жать на кнопки. И опять мигнул красный огонек, и больше ничего не произошло.

Я не слишком разбирался в электронике вообще и в пультах дистанционного управления в частности, но знал, что все эти устройства следует правильно программировать.

«Надо показать эту вещицу Луке, — подумал я. — Он не просто гений по части обращения с компьютером, он понимает, что происходит у него в „мозгах“». Какое-то время Лука даже работал в компании по эксплуатации электронного оборудования, мои же технически навыки обращения с приборами ограничивались ударом кулака, если вдруг какое-то устройство отказывалось работать нормально.

Я вставил батарейку в кухонные часы, затем поставил правильное время — без двадцати час. Завтра в девять утра надо быть на развилке, встречать своих помощников.

И тут вдруг я почувствовал, что страшно проголодался. Во рту не было ни крошки вот уже шестнадцать часов, с того момента, когда я позавтракал хлопьями и кусочком тоста.

Заглянул в холодильник. Практически ничего съедобного. Обычно раз в неделю по воскресеньям я заезжал в супермаркет, покупал там молоко, хлеб, готовые замороженные блюда, которые можно разогреть в микроволновке. Но на прошлой неделе просто забыл заехать. Я потряс пластиковую бутылочку с молоком. Что ж, хватит залить миску овсянки и еще на пару чашек утреннего кофе, возможно, останется. От батона сохранился лишь небольшой кусочек, но выглядел он подозрительно. По краям проступили зеленоватые пятнышки плесени.

Зато в буфете я нашел банку консервированной фасоли и сделал себе из нее сандвич, предварительно обрезав с хлеба плесень, разрезав его на тонкие кусочки и хорошенько прожарив их в тостере.

Выложил найденные в рюкзаке сокровища на стол перед собой и, пока ел, продолжал разглядывать.

Взял два буклета, озаглавленные «ДОКУМЕНТАЦИЯ ПО ОПИСАНИЮ». Прежде вблизи никогда не видел, но знал, что они собой представляют. Лошадиные паспорта. Так, кажется, их называют, и каждая скаковая лошадь, участница соревнований, должна иметь такой паспорт. Там приводилось детальное описание всех примет лошади и ее масти. И лошадь, выставленная на скачки, должна полностью соответствовать этому описанию, чтоб можно было убедиться, что вместо нее не бежит какая-нибудь другая. В прежние времена недобросовестные тренеры иногда выставляли «рингера» [2]вместо официально заявленной лошади. И «рингер» этот был намного лучше официальной лошадки, а потому и соотношение стартовых расценок куда более выгодным. Подобного рода мошенничество позволяло сорвать большой куш, но с появлением подробных лошадиных паспортов прекратилось.

Передо мной лежали две копии, не оригиналы, их никогда бы не приняли на скачках в качестве официального документа. Я просмотрел их, но не нашел ничего необычного.

Затем я взял уже «человеческий» паспорт на имя Виллема Ван Бюрена из Южной Африки и посмотрел на фотографию. Это определенно был не тот человек, с которым я столкнулся в Суссекс-Гардене, потому как лицо, смотревшее на меня со снимка, принадлежало отцу. Очевидно, он просто использовал имя Ван Бюрен при регистрации в гостинице «Ройял Соверен».

Возможно, у меня где-нибудь в Кейптауне или Йоханнесбурге есть еще сестры или братья?

Меня также заинтриговал пакетик с камнями, похожими на рисовые зернышки. Я достал один и раскатал между указательным и большим пальцем. На самом деле он был побольше рисового зерна, примерно сантиметр в длину и около трех миллиметров в диаметре. Я поднес его к свету, но лампочки не увидел, стекляшка оказалась не прозрачной. Я даже потряс ее у уха — никаких звуков она не издавала.

Кому и зачем понадобилось так тщательно прятать несколько осколков матового стекла? Ничего такого особенного я в них не находил.

Тогда я взял испачканный в кетчупе нож и нажал лезвием на зернышко. Оно тут же раскрошилось на мельчайшие кусочки. И только теперь я увидел, что сделано зернышко не из сплошного стекла, но представляет, вернее, представляло собой цилиндр со спрятанной внутри микросхемой.

Я тупо смотрел на оставшиеся в пакете девять зернышек. Никаких внешних соединений или отверстий для них не наблюдалось. Придется спросить все того же Луку. Уж кто-кто, а он должен точно знать, для чего они предназначены. Я аккуратно ссыпал осколки в пакетик и положил его на стол.

Ну и затем, конечно, деньги.

Что мне с ними делать?

«Я долженпойти и отдать их инспектору Льювелину, — сказал себе я. — Но как? Он наверняка воспримет это крайне недоброжелательно, разозлится, что я не рассказал ему о багаже отца раньше. Может даже обвинить меня в причастности к убийству».

Я уже начал жалеть о том, что не рассказал ему о маленьком обшарпанном отеле в Суссекс-Гарденс. Это значительно упростило бы дело, и мне не пришлось бы рисковать жизнью. До сих пор прошибал холодный пот при одной только мысли о том, что могло произойти, узнай меня этот тип.

Так что же делать?

Я решил, что утро вечера мудреней, и лег спать.

В пятницу в Аскот пришел западный циклон с Атлантики и понизил температуру сразу градусов на десять. Хотите верьте, хотите нет, но именно в этот день я решил надеть не толстый и теплый пиджак, а тоненький, невесомый блейзер без подкладки. Укрылся от дождя под большим желтым зонтом с надписью «ДОВЕРЯЙ ТЕДДИ ТЭЛБОТУ», стоял и дрожал на ветру.

— Удачная была вечеринка? — спросил я Луку и Бетси.

Раскладывая и монтируя оборудование, оба они вели себя как-то необычно тихо.

— Супер, — не слишком убедительно произнесла Бетси.

— Вчерашняя? — решил уточнить я.

— Нормальная, — ответила она.

— Ну и отлично, — заметил я. — Хорошая вечеринка заканчивается поздно ночью.

— Да. Но можно было обойтись без сломанных ворот и полиции, — сказала она.

— Полиции?

— Моя тетя вызвала полицию, — сердито буркнула она.

— Но зачем? — недоумевал я.

— В дом заявилось около сотни незваных гостей, — пояснила она. — Туда, где проходила вечеринка.

— Полных отморозков, — с горечью произнес Лука. Прежде я никогда не видел его в таком подавленном состоянии. — И сестра твоя дура. Изгадила свой день рождения.

— Ничего она не гадила! — так и вспыхнула Бетси.

Я уже пожалел, что спросил.

— А как, скажи, это называется, приглашать гостей на вечеринку через «Фейсбук»? — спросил он. — Неудивительно, что явилась целая толпа чудил и разгромила все вокруг.

— И от тебя тоже большого толка не было, — холодно заметила Бетси.

— Это ты о чем? — сердито спросил Лука.

— Послушайте, — вмешался я. — Уже жалею, что спросил об этом. Успокойтесь, вы оба! Нам надо работать.

Оба они умолкли, но язык тела говорил громче и выразительней слов, и незаконченный спор продолжался и был страшно далек от эпизода, свидетелем которого мне довелось стать во вторник, когда эта парочка влюбленных мирно шла рука об руку к бару.

«О господи, — подумал я. — Сегодня слово „похолодание“ можно отнести не только к погоде».

Время шло, но оживления, царившего здесь вчера, не наблюдалось. Немногим игрокам хотелось бежать к нам под проливным дождем, чтоб сделать ставки. Они предпочли остаться в уютных и теплых барах и ресторанах и делали ставки через представителей тотализатора, которые сами подходили к ним, а не наоборот.

Мне же по правилам ипподрома разрешалось делать бизнес, за приличную плату, разумеется, только на своем месте. И я не мог ошиваться по барам и ресторанам, уговаривая посетителей расстаться со своими деньгами, пока они сидели за столиками, ели ленч или пили шампанское.

Сегодня не было отключений Интернета, не вырубались мобильники, не происходило резких скачков в соотношении расценок в последнюю минуту перед забегами. Все было предсказуемо, а потому скучно. Фавориты выиграли три из шести забегов, пара аутсайдеров принесла нам, букмекерам, небольшое вознаграждение.

2

«Рингер» — лошадь, незаконно участвующая в состязании.