Эта песня мне знакома

Я принялась перебирать в памяти все, что мне было известно о том вечере. Элейн утверждала, что видела, как Питер возвращался домой в два часа ночи. То, что в полночь он отвез Сьюзен домой, было известно доподлинно. Хватило бы у нее духу выскользнуть из дома обратно сразу же после приезда или она предпочла с полчасика подождать, чтобы убедиться, что родителям не придет в голову заглянуть к ней перед сном? И где Питер умудрялся прятать тело Сьюзен с половины первого до двух ночи, неважно, во сне или не во сне?

Если он действительно убил ее, ему не обойтись было без посторонней помощи. Мои подозрения относительно причастности Гэри Барра все больше крепли. Это объясняло, почему в последнее время Гэри так нервничал и почему пытался подслушать тот разговор. Должно быть, он страшно боялся, что, если он когда-то, как верный слуга, пытался помочь Питеру, его могут обвинить в соучастии в убийстве.

Коннер Бэнкс снабдил меня копией видеозаписи передачи канала «Дискавери», в которой были воспроизведены два преступления, совершенные в состоянии лунатизма на территории США. Оба преступника сейчас отбывали пожизненные сроки. На той же кассете была видеозапись воспроизведения убийства и нанесения тяжких телесных повреждений, которые совершили два человека из Канады при тех же обстоятельствах. Оба были оправданы. Просмотр записи произвел на меня гнетущее впечатление. Двое из этих четверых были ошеломлены, когда их разбудили полицейские, и ровным счетом ничего не помнили о произошедшем. Еще один проснулся в машине и сам приехал в полицейский участок, обнаружив, что весь в крови.

Чтобы чем-то занять свое время, я принялась — и обнаружила, что мне это очень нравится, — понемножку переобустраивать особняк. Питер говорил, что Грейс почти не занималась особняком, зато заново отделала всю квартиру на Пятой авеню. За несколько недель между благотворительным приемом и нашей свадьбой я была в той квартире буквально пару раз, и теперь мне не хотелось появляться там без Питера. Может, это и глупо, но я чувствовала бы себя там самозванкой. Я понимала, что, если Питера отправят в тюрьму, придется думать, что делать со всем его имуществом.

А пока что я потихоньку переделывала под себя этот дом — мой дом, напоминала я себе. По моей просьбе Гэри принес с чердака ящик с лиможским фарфором, о котором я рассказывала Питеру. Джейн перемыла, а я вытерла все тарелки, чашки, блюдца и прочие восхитительные предметы сервировки, которые выставляли на стол во время парадных обедов на исходе девятнадцатого столетия.

— Да, миссис Кэррингтон, теперь таких вещей не делают, — восхищалась Джейн.

В парадной столовой стоял великолепный сервант восемнадцатого века. Мы расставили в нем сервиз, а посуду, выбранную Элейн, убрали.

«Туда ей и дорога», — подумала я про себя.

В одной из комнат третьего этажа я обнаружила массивный сундук, набитый потемневшим от времени старинным столовым серебром. Когда Джейн с Гэри начистили его, оказалось, что каждый предмет украшен монограммой.

— Кому принадлежат инициалы АСК? — спросила я у Питера во время одного из наших свиданий.

— АСК? Наверное, моей прапрапра, не помню точно, сколько раз, прабабке. До того как она вышла замуж за моего прапрапрапрадеда в тысяча восемьсот двадцатом году, ее звали Аделаида Стюарт. Помню, мама рассказывала мне, что Аделаида страшно гордилась своим дальним родством с королем Карлом и никогда не упускала случая напомнить супругу, что происходит из куда более знатного рода, чем он. Это ей пришла в голову мысль перевезти наш особняк из Уэльса сюда.

Я обнаружила, что разговоры, подобные этому, — лучший способ вызвать у Питера улыбку. Ему нравилась идея, что я намерена приложить к его дому свою руку.

— Делай все, что захочешь, Кей. На мой вкус, большая часть комнат слишком чопорные и неуютные. Только библиотеку не трогай. И ни в коем случае не вздумай ничего делать с моим креслом.

Я сказала Питеру, что хочу заменить кое-какие картины на стенах другими из числа тех, что я обнаружила на третьем этаже. Они нравились мне больше.

Пару раз в неделю я приглашала к себе на ужин Мэгги, а иногда мы с ней выбирались в наш излюбленный итальянский ресторанчик. Я видела, что, едва стоит нам с ней войти, как на нас немедленно начинают глазеть, но решила, что не могу всю жизнь от всех прятаться и что рано или поздно людям надоест на меня таращиться, по крайней мере до тех пор, пока не начался суд.

Элейн я не видела вот уже почти три недели после того, как она отказалась отдать мне сорочку, хотя время от времени замечала ее машину, когда та проезжала по дорожке. Я распорядилась сменить все замки в доме, так что теперь, если она хотела попасть в особняк, ей пришлось бы звонить. Однажды вечером, когда Барры уже ушли, я сидела в любимом кресле Питера и читала, как вдруг в дверь затрезвонили.

Я бросилась открывать, и в особняк ворвалась Элейн. Взгляд у нее был совершенно безумный, руки без перчаток скрючены, точно когти. На миг мне показалось, что она сейчас вцепится ими мне в горло.

— Как ты посмела?! — завизжала она. — Как ты посмела устраивать обыск в моем доме?

— Обыск?!

Должно быть, мой потрясенный тон и выражение лица заставили ее поверить, что я впервые об этом слышу.

Ее гнев мгновенно сменился паникой.

— Кей, — простонала она. — Господи боже мой, Кей, она пропала! Кто-то украл ее!

Мне не нужно было спрашивать, о чем она говорит. Пропала парадная сорочка Питера, испачканная в крови Сьюзен, сорочка, безоговорочно изобличающая в убийстве.

60

Пэт Дженнингс все больше и больше времени проводила на телефоне, потому что делать в галерее все равно было совершенно нечего. С тех пор как Ричард несколько недель назад поругался у себя в кабинете со своей маменькой, он почти перестал появляться на работе. Пэт он сказал, что продает свою квартиру и покупает другую, поменьше, и подыскивает более дешевое помещение для галереи.

— Похоже, любовь с Джиной Блэк закончилась, — по секрету сообщила Пэт своей подружке Триш в один из своих частых телефонных разговоров с ней. — Она постоянно ему названивает, но он велел мне отвечать ей, что его нет в городе.

— А что другая? Александра Ллойд?

— Думаю, она поняла, что ничего ей не светит. Уже пару недель не звонит.

— А его мамаша приезжала?

— Нет, ни разу. Но по-моему, она что-то потеряла. Сегодня утром Ричард заезжал в галерею и был прямо сам не свой. Бросился прямиком к телефону и стал звонить матери. Я слышала, как он говорил ей, что после ее звонка всю ночь не мог уснуть, так разволновался. По-моему, до него не доходит, что, когда он повышает голос, я слышу все до последнего слова.

— И когда это было? — спросила Триш.

— Да с час назад.

— Что он еще сказал?

— Что-то насчет того, что глупо было держать такую вещь дома и что она с тем же успехом могла вывесить ее вместо флага, чтобы все видели. В общем, он ее отругал, а минут через десять она ему перезвонила и, судя по голосу, плакала. Объявила, что с Ричардом говорить не будет. Попросила передать ему, что он сам виноват в сложившейся ситуации и в том, что пришлось прибегнуть к крайним мерам. Именно из-за него эта штука оказалась у нее дома и потому пусть он катится к чертовой матери.

— Прямо так и сказала?! — ахнула Триш. — И ты ему это передала?

— Ну она же сама мне велела, разве нет? Так он выскочил отсюда как ошпаренный, только и бросил, что сегодня уже не вернется.

— Вот это да! — восхитилась Триш. — До чего же у тебя интересная работа, Пэт. С этими Кэррингтонами не соскучишься. И что, как ты думаешь, Элейн потеряла?

— Ой, да какую-нибудь цацку, — высказала догадку Пэт. — Если, конечно, это не ключ к денежкам Кэррингтонов. Ричард бы от него не отказался.

— Может, это был туз в ее рукаве, кто ее знает, — предположила Триш.

И обе весело расхохотались.

— Узнаешь что-нибудь новенькое — звони! — напутствовала Триш подругу перед тем, как положить трубку.