Выжжено

– Да, – сказал он. – С удовольствием. Было бы здорово.

Её лицо расцвело улыбкой. Она вскинула голову, отбрасывая назад непокорную прядь, и по этому движению Маркус понял, что в ней так привлекает его: её поразительная жажда жизни, её неприкрытая сексуальная готовность волнующе напомнили ему об Эми-Ли! С той лишь разницей, что у Ребекки условия религиозной общины плотно удерживали это бурное кипение под крышкой.

Эми-Ли. Каково ей там? Наверняка у неё давно уже новый любовник, а про него она даже не вспоминает. Как при нём не вспоминала о мужчинах, бывших до него. К тому же он ведь сам ушёл от неё.

Настало время и ему забыть об этом. Всё это в прямом смысле слова осталось в другой жизни.

– О чём ты думаешь? – спросила Ребекка.

– О человеке, который… как бы это сказать…

– Который попал под этот «крах»?

– Да.

– Женщина? – Верный инстинкт охотницы.

– Да, – сказал Маркус. – Женщина.

Ребекка смотрела в свою тарелку, рисуя вилкой в соусе.

– Не все там погибнут, знаешь? Мой отец так говорит. Может, ей повезёт.

– Твой отец?

– Преподобный, – сказала Ребекка.

На следующий день Джек взял у него из рук вилы и объявил, что теперь будет учить его стрелять.

– Стрелять? – непонимающе повторил Маркус.

– Тебе уже приходилось когда-нибудь стрелять? – спросил Джек.

– Нет.

– Ну вот.

Они направились к главному дому, куда на сей раз вошли через другой вход. Лестница вела в подвал, где вдоль стен стояли шкафы из массивной стали. Джек достал из-за пазухи ключ, который носил на цепочке, и открыл один из них. В шкафу висели пять ружей, а внизу стояли коробки с патронами. Джек взял одну.

– Пятьдесят выстрелов, – сказал он и сунул коробку ему в руки. – Это норма для обучения. На пятидесятом выстреле ты должен уметь уже всё.

– О'кей, – сказал Маркус с неуютным чувством.

Ружьё Джек поначалу нёс сам. Он всё запер, они вышли на мороз и зашагали вдоль по улице в другую сторону от дома Таггарда, углубились в лес и добрались до низины, которая явно использовалась здесь в качестве природного тира. На бревне в отдалении стояли пять изрядно помятых консервных банок.

– Итак, правило номер один, – сказал Джек и поднял ружьё. – Обращаться с оружием надо всегда так, будто оно заряжено. Правило номер два: когда несёшь ружьё, дуло всегда должно смотреть в землю. Правило номер три: за исключением тех случаев, когда ты намеренно в кого-то целишься, чтобы пригрозить или пристрелить его…

От той естественности, с какой рыжеволосый богатырь говорил об убийстве человека, Маркус содрогнулся, как от электрического разряда.

– …ствол ни при каких манипуляциях нельзя направлять на человека. Ясно? Если я тебя на этом застукаю, получишь десять ударов палкой.

– Ударов палкой?

– Помогает безотказно усвоить правило номер три, уж поверь мне.

Потом он показал, как обращаться с ружьём. Как заряжать. Как держать. Как вскидывать и целиться.

– С предохранителя снимаешь только перед самым выстрелом, – внушал он, – и палец кладёшь на спусковой крючок только в момент выстрела.

– О'кей, – сказал Маркус.

Джек протянул ему заряженное ружье. Маркус принял его осторожно, стараясь помнить три основных правила, встал в позицию, прицелился в первую банку и…

В момент выстрела ему показалось, что конь лягнул его в плечо. Дуло дёрнулось, и пуля просвистела в ветках.

– Типичная ошибка начинающего, – сказал Джек. – Ты должен крепче прижимать приклад к плечу. На весу отдачу не удержишь. Чем крепче ты прижмёшь приклад, тем меньше у него разгона, чтобы ударить тебя, ясно? Ты должен стать единым целым с ружьём. Отдача должна прийтись на ваш общий с ружьём центр тяжести, вот это будет правильно.

Маркус сделал девять выстрелов, пока это понял.

С двадцать первого выстрела он впервые попал в банку, а начиная с тридцатого выстрела уже не промахивался.

– Хорошо, – похвалил Джек. – Природный талант, должно быть. Можешь хоть завтра в дозор.

Когда Маркус вернулся вечером, у Чарльза Таггарда уже стояло на огне аппетитное жаркое. Работал он на бойне и временами получал какой-нибудь особенный кусочек.

– Не составите мне компанию? – Таггард старательно поливал жаркое выделившимся соком. – Я тут решил открыть одну из немногих оставшихся бутылок вина. Калифорнийское «сира». Не самое старое, но хорошего года. При условии, потому я и спрашиваю, что кто-нибудь поможет мне выпить бутылку.

– В таких случаях я всегда рад прийти на помощь, – сказал Маркус.

Хорошая еда, вино и свеча развязали Таггарду язык. Он рассказывал о работе на бойне, объяснял, как надо забивать телка – его оглушают сильным ударом молотка по черепу, делают надрез вдоль шеи, не повреждая горло, вскрывают сосуды справа и слева и выпускают кровь. А потом его ещё нужно правильно разделать.

– Удивительное дело, ведь в животном почти всё идёт в дело. Начиная от шкуры и костей и кончая кишками и мочевым пузырём…

– Не особенно приятно, а? – сказал Маркус и взял себе ещё один кусочек. С черносливом.

– Да, страшновато, – согласился Таггард. – В первый день я еле выдержал, можете мне поверить. При том что я в своей профессии немало перевидел… – Он задумчиво подлил себе вина. – Стараются сделать так, чтобы животное не мучилось. Насколько мы можем это оценить. Но его убивают, это ясно. И разделывают на части. Вначале это живое существо, а потом – только мясо. Пища. Незаменимая в нашем положении. – Он сделал глоток, подержал его на языке, чтоб прочувствовать вкус. – Странно, как в мире всё устроено, вы не находите? Я тем меньше понимаю это, чем становлюсь старше.

Потом он рассказывал о своей семье и о том, как лишился её.

– Это был тяжёлый кризис. Кто-то, пережив такое, идёт к психотерапевту, кто-то достаёт из шкафа Библию. У меня был вариант с Библией. Не хочу, однако, утверждать, что я обрёл Бога. Я его не обрёл. Но я его ищу. – Таггард рассеянно смотрел в свой бокал, в котором вина осталось лишь на донышке. – И вот я здесь. А вот то, что вы сюда забрели, да к тому же в последнюю минуту, – уже странно. – Он отставил свой бокал. – Как там говорят? Неисповедимы пути Господни.

Маркус патрулировал вдвоём с Брюсом Бёрджессом, мужчиной лет пятидесяти. У него был нос картошкой и взгляд человека, разочаровавшегося в мире.

Каждый патруль принимал и сдавал пост грузному мужчине, которого все называли Кеном. Каждый из патрульных получал ружьё, заряженное и поставленное на предохранитель, а к нему дополнительный магазин. Брюсу выдали бинокль, Маркусу доверили «уоки-токи», переносной радиотелефон. Кен сверил с ними часы, пометил себе время их выхода и назначил время возвращения.

Брюс знал дорогу. Их распределили на южный маршрут, где проходила и дорога 55, по которой Маркус приехал сюда. Сто лет назад, как ему теперь казалось.

– Мы не встретим ни души, – предсказал Брюс. – Никто сюда не въедет, тем более зимой. Да и вряд ли кто-то знает, что мы тут вообще есть.

Маркус кивнул, и они размеренным шагом пошли по лесной тропе.

– Другими словами?

– Нет, мы всё равно пойдём. Бдительность терять нельзя. Я только сказал, чтобы ты почём зря не палил из ружья.

– Я и не палю.

– Если где-то что-то и затрещит, это в лучшем случае медведь. Или волк. Но никак не мексиканский беженец со своими семнадцатью детьми в рюкзаке или как там себе это представляют наши.

– А здесь водятся медведи и волки?

– Ещё как.

Об этом Маркус и раздумывал. Снег скрипел у них под ногами; предыдущие патрули хорошо утоптали дорогу. Было не очень холодно, меховая шапка из Канады держала тепло, и даже его ботинки пока не промерзали.

Брюс рассказывал, что родом он из Нью-Йорка, работал продавцом ценных бумаг. В школе он учился с Джеймсом Хайнбергом, здешним врачом. Они поддерживали контакт, и, в конце концов, Брюс купил себе дом в Bare Hands Creek. Вместе со своей женой, только вот незадолго до «краха» ей приспичило непременно полететь на восьмидесятилетие её матери, и с тех пор о ней нет ни слуху ни духу.