Обещай мне

Но и это еще не все. Говорят, что сцена манит актеров, потому что только аплодисменты позволяют заполнить пустоту в их жизни и почувствовать свою значимость. Даже если это и так, го артистам гораздо важнее понравиться и прийтись по душе, чем спортсменам, и они стараются изо всех сил. Если спортсмены воспринимают поклонение как должное и само собой разумеющееся, то актеры приходят к нему с чувством незащищенности и беспомощности. Спортсменам требуется побеждать и брать верх. Актерам нужны только ваши аплодисменты и, соответственно, ваше почитание.

С ними легче работать.

Конечно, речь идет о типичном случае — Майрон, например, сам был спортсменом, посчитал, что с ним работать легко. Но он скорее был исключением, которое только подтверждало правило.

Он рассказал Рексу о роли стареющего угонщика машин — «трансвестита с добрым сердцем», как он выразился. Рекс кивал, но его взгляд постоянно блуждал по залу ресторана, будто они были на вечеринке с коктейлем, где он ждал прихода кого-то важного. Рекс все время держал вход под наблюдением, что было очень характерно для актеров. У Майрона в клиентах был один актер, известный на весь мир своей ненавистью к прессе. Он вступал в драку с фоторепортерами, подавал в суд на таблоиды и требовал невмешательства в свою частную жизнь. Но когда Майрон встречался с ним в ресторане, тот обязательно выбирал столик в центре зала и садился лицом к входу. Стоило появиться новым посетителям, как он неизменно поднимал голову, чтобы убедиться, что его увидели и узнали.

Продолжая скользить взглядом по залу, Рекс говорил:

— Да, да, я понимаю. Мне нужно будет носить платье?

— Для некоторых сцен — да.

— Мне уже приходилось это делать.

Майрон удивленно поднял бровь.

— Я имею в виду — по работе. И не делай такое лицо. Платье, кстати, было стильным. Оно должно быть стильным.

— То есть без глубокого выреза?

— Хорошая шутка, Майрон. Я оценил. Кстати, мне нужно будет проходить пробы?

— Да.

— Господи, я же снялся в восьмидесяти фильмах!

— Я знаю, Рекс.

— Разве нельзя посмотреть хоть один из них?

Майрон пожал плечами.

— Они на этом настаивают.

— А тебе понравился сценарий?

— Да, Рекс, понравился.

— Сколько лет режиссеру?

— Двадцать два.

— Господи, когда он родился, я уже вышел в тираж.

— Они оплачивают твой перелет в Лос-Анджелес.

— Первым классом?

— Нет, эконом, но, думаю, смогу заставить их раскошелиться на бизнес-класс.

— Зачем я спрашиваю? Да если роль хорошая, я готов лететь хоть голым на крыле.

— Вот такой настрой мне нравится!

К ним подошли мать с дочерью и попросили у Рекса автограф. Он величественно улыбнулся и расправил плечи.

— Вы сестры? — спросил он, обращаясь к матери, хотя принять их за сестер было невозможно.

Уходя, та довольно хихикала.

— Еще один клиент осчастливлен, — заметил Майрон.

— Доставлять людям удовольствие — мое призвание.

К ним за автографом подошла пышная блондинка. Реке с чувством поцеловал ее. Когда она отошла, он показал Майрону листок бумаги.

— Смотри!

— Что это?

— Ее номер телефона.

— Потрясающе!

— Что тебе сказать, Майрон? Я люблю женщин!

Майрон возвел глаза вверх.

— Что?

— Просто подумал, не отразится ли это на брачном контракте.

— Очень смешно.

Они ели цыпленка глубокой заморозки. А может, это была говядина или креветки. После глубокой заморозки на вкус они ничем не отличались. Майрон поймал на себе взгляд Рекса и спросил:

— Что-то не так?

— Признаваться в этом непросто, — ответил Рекс, — но я чувствую себя живым, только если нахожусь в центре внимания. Я был трижды женат, и у меня четверо детей. Я их всех очень люблю, и они доставили мне много хороших минут. Но я чувствую себя по-настоящему счастливым только в лучах софитов.

Майрон промолчал.

— Разве это не печально?

Майрон пожал плечами.

— И знаешь, что еще?

— Что?

— Я думаю, в глубине души большинство людей точно такие же. Они жаждут славы. Они хотят, чтобы их узнавали и останавливали на улице. Считается, что этому мы обязаны телесериалам. Но, по моему мнению, люди всегда были такими.

Майрон разглядывал остатки пищи на своей тарелке.

— Ты согласен?

— Не знаю, Рекс.

— В случае со мной известность стала блекнуть постепенно, ты меня понимаешь? Постепенно, шаг за шагом. Но мне повезло. Я знаком с актерами, у которых была всего одна удачная роль, сделавшая их знаменитыми. Послушай, они никогда больше не были счастливы. Никогда в жизни. Но у меня все происходило постепенно, и у меня была возможность привыкнуть к потере популярности. Но даже сейчас люди продолжают меня узнавать. Вот почему я никогда не ужинаю дома, а выхожу в люди. Это ужасно, но это — правда. И даже сейчас, когда мне за семьдесят, я все еще мечтаю всеми правдами и неправдами вновь оказаться на пьедестале. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, — подтвердил Майрон. — За это я тебя и люблю.

— За что?

— Ты честен. Большинство актеров утверждают, что это просто работа.

— Чушь! — презрительно усмехнулся Рекс. — Но они в этом не виноваты, Майрон. Слава — это наркотик. Самый мощный. Ты становишься ее заложником, но не хочешь в этом признаться даже себе. — Рекс улыбнулся своей знаменитой улыбкой, которая растопила столько женских сердец. — А как было с тобой, Майрон?

— Что именно?

— Как я уже говорил, речь о том, чтобы быть в центре внимания. От меня слава уходила постепенно. Но ты был лучшим баскетболистом среди студентов в стране, восходящей звездой, которого ждала блестящая карьера в профессиональном спорте…

Майрон ждал продолжения.

— …и вдруг бах! — Рекс щелкнул пальцами, — и софиты погасли. Когда тебе всего двадцать один год. Или двадцать два.

— Двадцать два, — уточнил Майрон.

— Как ты это пережил? И я тоже тебя люблю, дорогой. Так что скажи мне правду.

Майрон положил ногу на ногу, чувствуя, что краснеет.

— Тебе нравится новое представление?

— Какое? В театре, где я сейчас служу, с его мюзиклами и легкими комедиями?

— Да.

— Дерьмо! Хуже может быть только раздевание догола на самом оживленном шоссе штата Нью-Джерси.

— Ты это знаешь по личному опыту?

— Не уходи от ответа. Как ты с этим справился?

Майрон вздохнул.

— По мнению многих, на удивление легко.

Рекс поднял ладонь и жестом показал, что не верит.

— Что конкретно ты хочешь услышать?

Рекс немного подумал.

— Чем ты занялся?

— После травмы?

— Да.

— Лечился. Причем долго.

— А когда понял, что с баскетболом придется распрощаться?

— Вернулся в университет закончить образование.

— Где?

— В Гарварде.

— Впечатляет. Значит, ты отправился в колледж. И что потом?

— Ты сам все знаешь, Рекс. Защитил диссертацию по праву, открыл агентство, которое сначала представляло интересы спортсменов, а со временем расширилось, и теперь к нашим клиентам добавились актеры и писатели. — Он пожал плечами.

— Майрон! — Что?

— Я просил сказать правду.

Майрон взял вилку, подцепил кусок и принялся задумчиво его жевать.

— Для меня не просто погасли софиты, Рекс. Свет вырубился полностью. Причем — на всю жизнь.

— Я это понимаю.

— И мне пришлось с этим смириться.

— И?..

— И это все.

Рекс покачал головой и улыбнулся.

— В следующий раз, — сказал он и взял вилку. — Ты мне все расскажешь в следующий раз.

— Не будь занудой.

— Не забывай, что ты меня любишь!

Когда они закончили есть и выпили еще, было уже поздно. Майрон Болитар злоупотреблял спиртным второй вечер подряд и думал, что становится похож на спившуюся звезду. Удостоверившись, что Рекс благополучно добрался до дома, он направился в кондоминиум. У Майрона был свой ключ, и он тихо, чтобы не разбудить родителей, проскользнул в прихожую, хотя и знал, что остаться незамеченным все равно не выйдет.