А ты пребудешь вечно

Наблюдать этот феномен, это глубокое погружение в мир фантазий в комнате, которая была олицетворением традиционализма, казалось Уэксфорду возмутительным вторжением. Но тут он вспомнил бесплодные ожидания в лесу и надежду. И отчаяние Джеммы Лоуренс. Злость вытеснила стыд. Он встал на ноги и настойчиво постучал в стекло.

Глава 19

В нетерпеливой попытке войти в лифт Берден оттолкнул Гарри Уайлда.

— Ну и манеры, — буркнул репортер. — Не стоит толкаться. Я имею право войти и задать вопросы, если я…

Закрывшаяся дверь отрезала окончание его тирады, которая, по-видимому, сводилась к тому, что, несмотря на сдержанность и желание жить спокойно, он использует свое право, чтобы войти в более высокие сферы, чем кингсмаркхемский полицейский участок. Берден не хотел слушать. Ему надо только было выяснить, подтверждается или нет заявление Гарри о том, что мальчика нашли.

— Что насчет специального суда? — настойчиво спросил он, врываясь в офис Уэксфорда.

Старший инспектор выглядел в это утро усталым. Когда он уставал, его кожа принимала серый оттенок, а глаза казались меньше, чем обычно, но по-прежнему стальными под опухшими веками.

— Прошлой ночью, — сказал он, — я нашел нашего автора писем, некоего Арнольда Чарльза Бишопа.

— Но не мальчика? — задыхаясь, спросил Берден.

— Конечно, не мальчика. — Берден не любил, когда Уэксфорд говорил таким насмешливым топом. Его глаза почти пробуравили две аккуратные дырочки в и без того больной голове инспектора. — Он никогда даже в глаза не видел этого мальчика. Я нашел Бишопа в его доме на Спарта-Гроув, когда он сосредоточенно писал еще одно письмо мне. Его жены не было дома, она вела свой вечерний класс, его дети легли спать. О да, у него есть дети, двое мальчиков. Это с головы одного из них он срезал ту прядь, когда ребенок спал.

— О господи, — сказал Берден.

— У него навязчивая идея — он помешен на мехе. Хочешь, я прочту его заявление?

Берден кивнул.

— «Я никогда не видел ни Джона Лоуренса, ни его матери. Я не забирал его у его матери, его законного опекуна. 16 октября, около шести часов вечера, я услышал, как моя соседка, миссис Фостер, сказала своему мужу, что Джон Лоуренс пропал и что, возможно, будут организованы поисковые группы. Я поехал на велосипеде на Фонтейн-роуд и присоединился к одной из таких групп.

В дальнейшем, в октябре и ноябре, я написал три письма старшему инспектору Уэксфорду. Я их не подписывал.

Один раз я позвонил ему по телефону. Я не знаю, зачем я все это делал. Что-то находило на меня и заставляло это делать. Я счастливо живу в браке, у меня двое собственных детей. Я никогда бы не причинил вреда ребенку, и у меня нет никакой машины. Насчет кроликов я писал потому, что обожаю мех. У меня три меховых пальто, но моя жена этого не знает. Она понятия не имеет о том, что я сделал. Когда она уходит из дому, а дети засыпают, я часто надеваю одно из моих меховых пальто и наслаждаюсь ощущением меха.

Я прочел в газете, что у миссис Лоуренс рыжие волосы, а у Джона Лоуренса — светлые. Я срезал прядь волос с головы моего сына Реймонда и отправил ее в полицию. Я не могу объяснить, почему я сделал это или все остальное, кроме того, что должен был это сделать…»

Берден сказал хриплым голосом:

— Максимум, что он может получить, — это шесть месяцев за то, что затруднял работу полиции.

— А в чем его можно обвинить? В моральных пытках? Этот человек болен. Я тоже был зол на него прошлой ночью, но теперь нет. Только кто-то жестокий или слабоумный может злиться на человека, который всю жизнь живет с такой причудливой болезнью, как у Бишопа.

Берден пробормотал что-то по поводу того, что так могут думать те, кого это лично не касается, но Уэксфорд не обратил внимания на его заявление.

— Придешь в суд через полчаса?

— Снова слушать всю эту грязь?

— Большая часть нашей работы состоит из этой грязи. Надо убирать эту грязь, чистить, понять, из чего она состоит и откуда взялась. — Уэксфорд поднялся и тяжело оперся о свой стол. — Если ты не пойдешь, что ты будешь делать? Сидеть здесь целый день как во сне? Сваливать ответственность на других? Майк, мне приходится это говорить. Настало время для этого. Я устал. Я пытаюсь один разобраться в этом деле, потому что не могу больше рассчитывать на тебя. Я не могу разговаривать с тобой. Мы когда-то имели обыкновение подробно обсуждать все вместе, разгребать грязь, если угодно. Разговаривать с тобой сейчас — все равно что пытаться вести разумный разговор с зомби.

Берден вскинул на него глаза. На мгновение Уэксфорд решил, что он собирается ответить или защищаться. Но он только смотрел, уставившись пустым взглядом, словно его уже подвергали допросу много дней и бессонных ночей, и он не мог больше разобраться в болезненных хитросплетениях, которые способствовали его несчастьям. Но он знал, при всем этом, что время отмахнуться от Уэксфорда давно прошло, и коротко произнес:

— Грейс уходит от меня. Я не знаю, что делать с детьми. Моя личная жизнь — сплошная неразбериха. Я не могу выполнять свою работу. — Сдерживаемый стон вырвался наружу. — Почему ей надо было умереть? — И тут, оттого, что он не мог сдержаться, оттого, что слезы, которых никто не должен был видеть, жгли его веки, он обхватил голову руками.

В комнате стало очень тихо. «Сейчас мне придется поднять голову, — подумал Берден, — убрать руки и увидеть его насмешку». Он не шелохнулся, только крепче прижал ладони к глазам. И тут почувствовал тяжелую руку Уэксфорда на своем плече.

— Майк, мой дорогой старинный друг…

За эмоциональной сценой между двумя обычно неэмоциональными мужчинами, как правило, следует глубокое печальное замешательство. Когда Берден пришел в себя, он почувствовал себя страшно смущенным, но Уэксфорд не стал ни развивать эту тему дальше, ни предпринимать, как обычно бывает в таких случаях, неуклюжую попытку ее сменить.

— Этот уик-энд должен быть у тебя свободным, не так ли, Майк?

— Как я могу брать выходной сейчас?

— Не будь дураком, черт возьми. Что толку от тебя, когда ты в таком состоянии, как сейчас. Устрой себе продолжительный отдых начиная с четверга.

— Грейс забирает детей и уезжает в Истборн…

— Вот и отправляйся с ними. Может быть, ты сможешь изменить ее мнение относительно ухода. Всегда есть шанс, Майк, разве не так? А сейчас — господи, а времени-то сколько уже! — я же опоздаю в суд, если не потороплюсь.

Берден открыл окно и встал возле него, позволив легкому утреннему ветерку охладить свое лицо. Ему казалось, что с арестом Бишопа исчезла их последняя надежда — или его последнее опасение? — найти Джона Лоуренса. Он не станет тревожить Джемму Лоуренс случаем с Бишопом, а местных газет она никогда не читает. Туман, белый и прозрачный, нежно омыл его лицо и успокоил его. Он подумал о тумане на побережье и далеко протянувшихся, пустынных в ноябре пляжах. Когда он приедет туда, он расскажет детям, и Грейс, и своей теще о Джемме, о том, что собирается снова жениться. Он удивился тому, что эта его идея остудила его больше холодного прикосновения осеннего воздуха. Не потому ли, что Джемма была самой странной преемницей Джин, из всех, кого он мог выбрать в целом мире? Раньше он удивлялся тем мужчинам, которые из самоотверженности или под влиянием пылкой влюбленности женились на искалеченных или слепых женщинах. Не делал ли он то же самое, женясь на женщине с искалеченными сердцем и душой? А он знал ее только с этой стороны. Какой она стала бы, если бы ее изъяны исцелились?

Нелепо, чудовищно думать о Джемме как об искалеченной. Нежно и с болезненной тоской он вспомнил ее красоту и их любовные ласки. Резко закрыв окно, он понял, что не поедет в Истборн с Грейс.

Бишоп был отправлен на медицинское освидетельствование. Придется психиатрам поработать с ним, подумал Уэксфорд. Может быть, это что-то даст, а может быть, и пет. Если бы он верил психиатрам, то посоветовал бы Вердену обратиться к одному из них. Их недавняя конфронтация помогла немного разрядить обстановку. Уэксфорду стало легче, и он надеялся, что и Вердену тоже. Сейчас, как бы там ни было, он действовал один. Работая в одиночку, он должен найти детоубийцу — или уступить дорогу Скотленд-Ярду.