А ты пребудешь вечно

— Я думаю, что вы уже и так достаточно мне сообщили, Гарри, — сказал Уэксфорд.

Не сделав Вердену обычного предложения пообедать вместе, не удостоив его даже взглядом, Уэксфорд повернулся и вышел из полицейского участка.

Поскольку он был уверен в том, что если пойдет в «Карусель», то Берден последует за ним и испортит ему обед своими сладкоречивыми извинениями, Уэксфорд поехал домой и удивил свою жену, которая редко видела его в промежутке времени между девятью и шестью, категорическим требованием еды. Он не мог припомнить, когда в последний раз находился в таком ужасном настроении. Зловещие темные вены набухли у него на висках, и это так напугало его, что он принял две таблетки лекарства против свертывания крови, запив их пивом, которое миссис Уэксфорд достала из холодильника. Берден не имел права так его расстраивать. Не хватало еще, чтобы Уэксфорд закончил так, как бедный старик Скотт.

Немного успокоившись к трем часам, он поехал к миссис Тетфорд. По словам соседки, она была сейчас на работе, убираясь в доме миссис Дин. Уэксфорд подождал, пока она не вернется, и не увидел причины отказаться от ее предложения выпить чашку чаю и съесть кусочек фруктового пирога. Все равно обоих Рашуортов целый день не было, а он хотел видеть их вместе, поскольку выдержать еще одно интервью с Рашуортом в его агентстве но недвижимости, где их беседу без конца прерывали звонки клиентов, было не в силах инспектора.

Но чай и пирог — это все, что он получил от миссис Тетфорд. Она повторила историю, которую он уже выслушал от ее мужа. Миссис Дин сообщила ей новость о Джоне Лоуренсе в пять часов, но миссис Тетфорд заявила, что ни с кем не поделилась этим, кроме своего мужа и зятя.

Уэксфорд медленно поехал вверх по улице в Спарта-Гроув. Пациентка Ломакса, миссис Фостер, оставалась теперь его единственной надеждой. Она должна была сказать кому-то, что подслушала у доктора. Или ее тоже подслушали? Такое весьма вероятно, и это была, скорее всего, последняя оставшаяся возможность. Она жила в доме номер 14. Уэксфорд припарковался возле этого дома и тут увидел мальчика. Он качался на калитке соседнего дома, помер 16, и его довольно длинные волосы были яркого золотистого цвета.

К этому времени все дети уже вернулись домой из школы, и Спарта-Гроув оказался полон ребятней. Уэксфорд подозвал к себе девочку лет двенадцати, и она с подозрительностью подошла к машине.

— Я не разговариваю с незнакомыми мужчинами.

— И очень правильно делаешь, — сказал Уэксфорд. — Я — полицейский.

— Что-то не похоже. Покажите мне свое удостоверение.

— Черт побери, а ты далеко пойдешь, если тебя не остановят. — Он протянул ей удостоверение, и девочка внимательно и с огромным удовольствием изучила его.

— Ну что, удовлетворена?

— М-м-м, — с ухмылкой произнесла она. — Я увидела, как надо это делать, по телику.

— Полезным вещам учит этот телик. И зачем нужны школы? Видишь того мальчика со светлыми волосами? Где он живет?

— Там, где он сейчас. В том доме, на которой калитке он качается.

Неверно грамматически, подумал инспектор. Но понятно.

— Тебе совсем не обязательно говорить ему, что я об этом спрашивал.

— А что же мне ему сказать?

— Да будет тебе. Ты сообразительная девочка. Скажи, что это совсем незнакомый человек.

Пока еще не время. Надо подождать, пока все дети лягут спать. Когда открылась «Пегая лошадка», Уэксфорд вошел в бар и заказал себе сандвичи и полкружки горького пива. Каждую минуту теперь, подумал он, сюда могут войти Мартышка и мистер Кэсобон. Обрадованные тем, что увидят его в их любимом заведении, жулики попытаются выяснять, как близки они к тому, чтобы получить те две тысячи, и ему доставит большое удовольствие сказать им, что они еще никогда не были так далеки от этого. Он даже мог проявить неблагоразумие и признаться в своем глубочайшем убеждении, что Суон виновен только в одном — в бездействии.

Но никто не пришел. Было уже семь часов, когда Уэксфорд вышел из «Пегой лошадки» и прошел три четверти тихой, слабо освещенной Спарта-Гроув.

Он постучал в дверь дома номер 16. Света нигде не было видно. Все дети, должно быть, уже лежали в своих постелях. В этом доме должен спать мальчик с золотистыми волосами. Судя по тому, как выглядел дом, — нигде за занавесками не светился голубой экран телевизора, — родители мальчика ушли и оставили его одного. Уэксфорд был невысокого мнения о родителях, которые так поступают, особенно сейчас, особенно здесь. Он снова постучал, на этот раз сильнее.

Для человека внимательного и умного пустой дом выглядит не так, как дом, который просто кажется пустым, по в котором на самом деле есть кто-то, кто просто не хочет открывать дверь. Уэксфорд чувствовал, что где-то там, в темноте, есть жизнь, ощутимая жизнь, не только спящий ребенок. Кто-то находился там, кто-то настороженный, прислушивающийся к звуку дверного молоточка и надеющийся на то, что стук прекратится и визитер уйдет. Уэксфорд осторожно обошел дом сбоку и вышел на его тыльную сторону. Соседний дом, в котором жили Фостеры, оказался ярко освещен, но все двери и окна были закрыты. Желтый свет, падающий из кухни миссис Фостер, показал ему, что дом номер 16 содержался в прекрасном состоянии, его дорожка подметена, а порожек заднего крыльца выкрашен в красный цвет. Трехколесный велосипед мальчика и взрослый велосипед прислонены к стене. Оба накрыты прозрачным пластиком.

Уэксфорд забарабанил кулаком в заднюю дверь. Потом очень осторожно попробовал нажать на ручку, но дверь оказалась заперта. В этот дом не попасть без ордера, подумал он, а получить ордер на основании тех слабых доказательств, которые у него имелись, надежды не было.

Осторожно шагая, он начал двигаться вдоль дома, чувствуя под ногами влажный дери. И вдруг яркий свет осветил его со спины, и он услышал, как миссис Фостер сказала так громко, будто у него над ухом:

— Ты не забудешь выставить мусорный бак на улицу, дорогой? Мы ведь не можем упускать мусорщиков две недели подряд.

Он так и думал. Каждое слово, произнесенное в саду дома номер 14, было слышно в саду дома номер 16. Миссис Фостер не видела его. Он подождал, пока она не вернулась на свою кухню, прежде чем двинулся дальше.

И тут он увидел его: тоненький лучик света, еще более топкий, чем луч маленького карманного фонарика, пробивался из-за высокого двустворчатого окна, прочертив дорожку на траве. Уэксфорд на цыпочках подошел к источнику этого света — крошечной щели между занавесками.

Было трудно разглядеть хоть что-то. Потом он заметил, что как раз в середине окна край занавески зацепился за нижнюю задвижку. Инспектор присел на корточки, по все равно ничего не увидел внутри. Пришлось ложиться на землю. Слава богу, что не было никого, кто бы мог заметить или увидеть, с каким трудом ему удалось сделать это одно из самых естественных человеческих движений.

Лежа на животе, он заглянул одним глазом в незакрытый занавеской треугольник. Его взору открылась комната. Она была небольшой и прибранной, и обставлена домовитой хозяйкой в традиционном стиле: красный гарнитур-тройка, комплект вмещающихся один в другой столиков, восковые гладиолусы и гвоздики, лепестки которых каждый день протирались мокрой тряпочкой.

Мужчина, который сидел за письменным столом и писал, был сейчас спокоен и погружен в свое занятие. Назойливый визитер наконец ушел и оставил его наедине с самим собой и в покое, которого он заслуживал. Видимо, нечто подобное можно прочитать на его лице, подумал Уэксфорд, этот страшный отшельнический эгоизм, но он не мог видеть его лица, только голые ноги и ступни и ощущение полнейшей увлеченности своим делом. Он подозревал, что под меховым пальто ничего не было.

Уэксфорд понаблюдал за ним несколько минут, увидел, как он время от времени перестает писать и проводит толстым меховым рукавом по своему носу и губам. Уэксфорда бросило в дрожь. Потому что он знал, что стал свидетелем чего-то еще более личного, чем секретный разговор при любовной близости или в исповедальне. Сейчас человек не находился наедине с собой, он находился наедине с другим своим «я», с той другой личностью, которую, вероятно, никто не видел до сих пор.