Слишком много убийств

Ага, в точку! Профессор Хью Лефевр резко выпрямился на стуле — настоящий подвиг для пожилого человека с артритом. Двадцать лет назад, когда Эрика Давенпорт была его студенткой, он, несомненно, привлекал женщин — высокий красавец с мягкой грацией движений, прямым тонким носом, черными бровями и ресницами, пышной шевелюрой и глазами цвета васильков. Кое-что от этого еще сохранилось, но болезни и ненужные жизненные трудности подточили его как снаружи, так и изнутри. Теплое жилье, приличная еда и помощь по хозяйству пошли бы ему на пользу. «Но нет, — думал Кармайн, — у него же этика! Вон как отреагировал, когда я про однообразие заговорил, — будто бык на красную тряпку».

— А куда вы деваете свои деньги? — с любопытством спросил капитан.

— Жертвую коммунистической партии.

— Где, по всей вероятности, какой-нибудь прощелыга с хорошо подвешенным языком прикарманивает их, чтобы самому жить в комфорте.

— Это не так! Мы верим в наши идеалы.

Пожалуй, хватит изводить беднягу. Кармайн наклонился вперед.

— Простите меня, профессор, у меня не было намерения порочить вас или ваши идеалы. Моя секретарша сообщила вам — к счастью, у вас есть телефон, — что мне требуется информация о прошлом доктора Эрики Давенпорт, которая, если я правильно понял, была вашей студенткой.

— А, Эрика! — Старик улыбнулся, показав плохие зубы. — Почему я, собственно, должен отвечать на ваши вопросы? В сенате появился новый Маккарти? Ваше капиталистическое правительство хочет расквитаться с Эрикой? Вы напрасно потратили время, капитан.

— Эрика Давенпорт мертва. Зверски убита. Ее пытали, переломав все кости в руках и ногах, — ровным голосом произнес Кармайн. — Я не орудие капитализма, я лишь детектив, которому поручили расследовать ее смерть. Политические взгляды Эрики меня не касаются. Только ее убийство.

Лефевр заплакал — легко, как случается со старыми людьми. «Да, с годами в плотине, сдерживающей наши эмоции, образуется всё больше трещин, — подумал Кармайн. — Похоже, Эрика что-то значила для старика».

— Расскажите мне, какой она была двадцать лет назад, сэр.

— Какой? — Выцветшие голубые глаза Лефевра сверкнули. Яркая, как солнце и звезды! Полная жизни и энергии, стремления изменить мир. Все мы в школе экономики были очень левыми — это ни для кого не секрет. Эрика прибыла уже со схожими взглядами, оставалось только подтолкнуть ее в нужном направлении. А когда выяснилось, что она свободно говорит на русском, я понял, какие открываются перспективы. Я позволил ей думать, будто она меня обольстила, и начал, так сказать, обращать ее в свою веру. Москва, разумеется, ею заинтересовалась, особенно когда выяснилось, какая Эрика умная и способная. Не каждый день выпадает шанс внедрить агента в какую-нибудь крупную американскую корпорацию. И тут вдруг Эрика начинает сомневаться, идти на попятный…

— Почему вдруг такая откровенность, профессор? Вы так легко сознаетесь в вашей и ее государственной измене.

— Какая измена? Я никому не изменял и не шпионил, — самодовольно заявил Лефевр. — Москву в школе экономики интересовали только люди. — Он внезапно запнулся и посмотрел на Кармайна в замешательстве. — Чай! Я забыл угостить вас чаем.

— Спасибо, не нужно. Рассказывайте дальше.

— Вмешались мои наставники по партии и устроили для Эрики поездку в Москву и встречу с тамошними первыми лицами. КГБ сделал ей особый паспорт, в настоящем проставили штампы, будто она путешествовала по древним городам Европы, и снабдили ее сувенирами. Как раз началась «холодная война», и Москва была очень осторожна.

Лефевр встал и подошел к окну, за которым был виден заросший травой двор, где ржавело всякое барахло — старые керосинки, ночные горшки, сундуки. «Никаких стиральных машин, — отметил Кармайн, обойдя сзади и глядя через плечо старика. — Может, тут все жильцы — члены коммунистической партии?»

— Значит, летом сорок восьмого Эрика ездила в Москву?

— Да. — Лефевр замолчал, морща лоб и покусывая нижнюю губу. Вздохнув, он возвратился к своему стулу.

— Что произошло в Москве?

— Первая поездка — на три недели — прошла блестяще. Эрика была в полном восторге. Она встречалась с членами Центрального Комитета, пожала руку Иосифу Сталину. У него тогда были проблемы со здоровьем. Потом она поехала туда на спецподготовку, Москва хотела удостовериться в ее лояльности. Во второй раз она пробыла там девять недель. Обычно курс длится дольше, но Эрика была способной ученицей и проявляла исключительное рвение. Сама сочинила легенду, объяснявшую ее отсутствие.

Лефевр снова умолк, чем-то обеспокоенный. Кармайн понимал, что если бы не известие о жуткой смерти Эрики, ничего из этого он бы не узнал. ФБР и ЦРУ, конечно же, связались с профессором, когда на сцене появился Улисс, но в ответ на все запросы слышали сказку о паломничестве Эрики к античным достопримечательностям Европы. Вестникам смерти сопутствует удача. Лефевр одинокий, всеми забытый старик, ему нечего бояться. А Эрике уже ничто не сможет повредить.

— Вы уже сказали, что Эрика была предательницей, профессор. Что еще скрывать?

Наконец Лефевр решился:

— Эрику изнасиловали в последнюю ночь ее пребывания в Москве. Это случилось на попойке, устроенной партийными чиновниками и офицерами КГБ высокого ранга. Не знаю, почему они выбрали Эрику… Возможно, потому что она — американка, красивая и не распущенная, на хорошем счету у их начальства.

— Это было очень жестокое изнасилование, — тихо сказал Кармайн. — На вскрытии двадцать лет спустя все еще видны шрамы. Как ей удалось выжить, сэр?

— Оказала себе первую помощь и вернулась в Лондон, как и планировалось. Ко мне. Я отправил ее в клинику Гая, там работал мой друг. В тот год как раз вводили систему национального здравоохранения, царил жуткий бардак, этим мы и воспользовались. После выписки все записи о состоянии здоровья Эрики уничтожили. Лондон был тогда совсем не такой, как сейчас. Продукты все еще выдавались по карточкам, приличной одежды не купить — очень плодотворная ситуация. Некоторые весьма многообещающие студенты сами падали к нам в руки, как спелые персики.

— А Эрика? После второй поездки в Москву она наверняка очень изменилась.

— С одной стороны — да, с другой — нет. Огонь угас, но на его место пришла ледяная решимость. Эрика совершенно отказалась от сексуальной жизни, пока кто-то из руководителей не надоумил ее, что секс — лучшее орудие красивой женщины. Она овладела искусством фелляции. В одном из бостонских банков открыли крупный счет на ее имя. Насколько я знаю, она начала успешно подниматься по карьерной лестнице. После нескольких сентиментальных писем я потерял с ней контакт.

— Значит, вы не в курсе, что она достигла поста генерального директора в очень крупной американской компании, которая производит оружие?

— Да? В самом деле? — восхитился Хью Лефевр. — Великолепно!

— Но для Москвы она не шпионила.

— Откуда вам это известно? После спецкурса Эрика могла обвести вокруг пальца кого угодно.

— Она кого-то прикрывала. По всей видимости, ее действия контролировал и направлял кто-то другой. Она вела себя не как шпион, потому что шпионом не была. Всего лишь ширмой.

— Надеюсь, вы правы, капитан. Если так, то агент, внедренный в компанию, до сих пор не раскрыт. Замечательно, гениально!

Обратный путь до «Хилтона» Кармайн проделал пешком, стараясь, сколько можно, идти через Риджентс-парк, между азалий и рододендронов, цветущих деревьев и густого ковра немыслимо зеленой травы. Не Гайд-парк, конечно, но и тут есть свое очарование. Только выпив чашечку чаю в одном из павильонов, Кармайн смог избавиться от кислого привкуса во рту, оставшегося после общения с профессором Хью Лефевром. Жалкий старикашка, питаемый идеологией. Таких, как он, много; идеологии разные, результат тот же.

Кармайн успел пообедать в кафе с Дездемоной; она только что вернулась с длительной прогулки — возила Джулиана в коляске по Гайд-парку. Коляску она теперь называла не иначе как на британский манер; надо же, еще дня не прошло, а «английскость» уже вся тут как тут. Зато страх и усталость как рукой сняло, несмотря на долгую ходьбу. Майрон та еще заноза в заднице, но иногда в его сумасбродную башку приходят дельные мысли.