Зигзаг

Миссис Росс уже несла воду, протискиваясь между Зильбергом и Валенте. Включили свет, и Элисе показалось невероятным, что то, что они сейчас видели, могло быть показано в этом убогом зале, в этом домашнем кинотеатре со сборными стенками и десятком пластмассовых стульчиков.

— Как можно объяснить этот блеск кожи? — спросил Марини.

— Как жаль, что нельзя увидеть настоящие цвета! — заметила Черил Росс.

— Красное смещение в спектре излучения очень сильное, — парировал Бланес. — Струны времени находились на пространственном расстоянии, равном ста пятидесяти миллионам световых лет…

— Есть некоторые вещи, которых мы не знали. — Палеонтолог залпом выпила стакан воды и теперь утиралась тыльной стороной ладони. — Точнее, многое… Окаменелости — это чаще всего только кости… Например, мы знали, что у некоторых динозавров были перья… Именно динозавры являются предками птиц. Но никто и не представлял, что они могли быть у таких крупных видов…

— Гигантские хищные куры, — сказал Марини с нервным смешком.

— О Господи, Давид, Давид! — Клиссо порывисто обняла Бланеса, который слегка остолбенел от неожиданности.

— Мы все очень довольны, — подытожила миссис Росс.

Не все.

Элисе было трудно дать точное определение своим чувствам. Она ощущала, что ее куда-то тянет,что какая-то сила смещает ее центр тяжести, вынуждая упасть. Головокружение, но не только на физическом уровне. Казалось, что и ее эмоциональное и даже моральноеравновесие находятся под угрозой. Она хотела вслушаться в объяснения Клиссо, но не могла. Она оперлась о стену. Ей как-то казалось, что если она поддастся, то рухнет в пропасть, и лишь оставаясь на ногах, можно было спастись.

Не все в одинаковой степени.

Она почувствовала это, обняв Надю. И еще приблизившись к Розалин и к Крейгу. Удивительно, но, несмотря на весь свой восторг, Клиссо казалась нейтральной, и с Валенте было то же самое. Воздействие. На этот раз оно затронуло нас.

Радость всех остальных продолжалась, но покрытый испариной Зильберг, который, однако, похоже, был не в состоянии снять галстук, призвал их мощным голосом:

— Погодите… Мы забыли о последствиях Воздействия. Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне, что вы чувствуете…

Элиса бы с удовольствием рассказала, но не смогла. Она поймала взгляд Бланеса и выбежала из кинозала через боковую дверь, стремясь попасть к себе в комнату. Добравшись туда, она закрылась в ванной. Ее тошнило, однако несколько попыток вырвать ни к чему не привели. Тогда ванная вдруг словно закачалась. Элиса ухватилась за стены, как будто находилась внутри корабля без матросов, брошенного на волю волн. Она знала, что, если будет стоять, упадет, поэтому решила опереться об пол, согнула колени и почувствовала боль, когда они ткнулись в металлическое покрытие. Она застыла на четвереньках, склонив голову, словно ожидая, что кто-то придет и сжалится над ней. Нет, нет, никто пусть не приходит, не хочу, чтобы меня видели!

И вдруг все прошло.

Конец был таким же внезапным, как начало. Она встала и умылась. Снова узнала себя в зеркале. Это была она, с ней ничего не случилось. Что за странные мысли ползали у нее в голове паучками? Понять этого она не могла.

И ни за что на свете ей не хотелось пропустить следующий просмотр.

Это был город, сам по себе малопримечательный; большой, построенный из камня, но с не слишком большим размахом. Однако так же, как в случае с динозаврами, ее поразило, насколько он красив. В этих формах, в окружавшей город могучей стене, в изгибах улиц и крыш, в расположении башен было какое-то желание,красотой своей ранившее глаза. Физическое и дикое совершенство, далекое от мира, в котором она жила. Неужели все — предметы, города, животные, раньше было настолько прекрасным? Или это ныне все переродилось в уродство? Она подумала, что частично Воздействие могло быть вызвано этим: ностальгией по утраченной красоте.

— Храм… Портика Соломона не видно… — В темноте Зильберг был их чичероне. — Крепость Антония… Розалин, вот это, наверное, преторий… Все нас путает, правда? Все такое… новое… В буквальном смысле слова. Это полукруглое здание — театр… На окнах что-то висит…

— Римские штандарты, — угнетенным голосом сказала Розалин.

Элиса затаила дыхание. Она знала, что его они не увидят. Не могло им так повезти. Это — как найти иголку в миллионах стогов сена.

Зильберг говорил, что его скорее можно увидеть на кресте, чем на улицах. И все же они с Райтер сдвинулись в расчетах назад: пятнадцатый день нисана назывался днем его смерти в синоптических евангелиях, а четырнадцатый — у Иоанна. Зильберг отдавал предпочтение Иоанну, что давало пятницу в месяце апреле. Понтий Пилат правил с 26 по 36 годы нашей эры, поэтому получались две возможные даты: 7 апреля 30 года или 21 апреля 33 года. Но были и другие сведения: Сеян, префект преторианской гвардии в Риме и сторонник применения жестких мер по отношению к евреям, был казнен в 32 году, а император Тиберий не поддерживал такую политику. Если Сеян был мертв, становятся более понятными колебания Пилата в момент вынесения приговора еврейскому плотнику. А это значит, что самым вероятным годом смерти Христа является тридцать третий.

Зильберг и Райтер выбрали точное время (Зильберг говорил «сделали ставку»): апрельские дни перед 21 числом этого месяца в 33 году.

— Он был одним из людей в семидесятитысячном городе, но вызвал шумиху… Возможно… нам удастся увидеть какое-то косвенное свидетельство… Понять что-то по движению людей…

Но людей нигде не было. Город казался пустым.

— Куда все подевались? — спросил Марини. — Компьютер нашел там людей…

— Серджио, есть другие открытые струны, — сказал Крейг. — Мы не знаем, к какому точно моменту времени относится эта… Может быть, люди…

Следующая картинка заставила Крейга замолчать. Камера спустилась к наклонной улочке и перескочила к другой временной струне. Внезапно в зале воцарилось гробовое молчание.

В левой части экрана виднелся неподвижный силуэт.

Он был черным, как тень. На голове у него было что-то вроде покрывала, а в руках — что-то белое, возможно, корзина. Расстояние не позволяло разглядеть его как следует, изображение казалось немного смазанным. Контрастируя с окружавшим ее светом, фигура выглядела пугающе: расплывчатый черный силуэт. Но вид ее сомнений не вызывал.

— Это женщина, — сказал Зильберг.

Элиса подавила охватившую ее дрожь. Она подумала, что даже два докрасна раскаленных куска железа у ее глаз не вынудили бы ее в этот момент зажмуриться, что уж и говорить о каком-то возможном Воздействии. Она лелеяла это изображение, пожирала его изголодавшимися хрусталиками глаз, умывавшихся слезами. Первое человеческое существо из прошлого, которого мы видим.Вот оно, застыло на экране. Женщина, которая на самом деле жила две тысячи лет тому назад.Куда она идет? На рынок? Что у нее в корзине? Может, она видела, как проповедует Иисус? Видела, как он въезжает в город на осле и махала ему пальмовой ветвью?

Картинка перескочила к другой, непоследовательной, струне, и фигура, казалось, прыгнула на несколько метров, переместившись в центр экрана. Она и дальше была неподвижна, закутана в свои черные одеяния, но по ее позе было видно, что ее «сняли» сверху, когда она шла слева направо по наклонной улице.

Другой скачок. На сей раз фигура не сместилась. Она остановилась? Компьютер автоматически увеличил изображение, приблизившись к верхней половине фигуры. Начавший было говорить Зильберг резко умолк.

И тогда случилось то, отчего у Элисы перехватило дыхание.

После еще одного скачка фигура оказалась повернутой, голова ее была поднята, словно она смотрела в камеру. Словно она смотрела на них.

Но не это вызвало крики, стук отбрасываемых стульев и суматошное движение в темноте.

Причиной было ее лицо.