Зигзаг

— На нем тоже есть живые существа, — сказал Бланес. — Их отчетливо видно. По заключению компьютера, существует девяносто девять и пять десятых процента вероятности в том, что это люди.

На сей раз аплодисментов не было. Охватившее Элису волнение было почти абсолютно физическим: ее била дрожь, казалось, идущая из самого мозга костей.

— Человек или люди на улицах Иерусалима, Райнхард, — сказал Крейг.

— Либо прирученная обезьяна или обезьяны, если принимать во внимание оставшиеся полпроцента, — пошутил Марини, но Крейг на него шикнул.

Снявший очки Зильберг молча обвел всех взглядом, словно проверяя, могут ли они радоваться больше него.

Быстро и шумно отпраздновав это событие с шампанским, разлитым в настоящие фужеры (добытые миссис Росс из глубин кладовой), все собрались в кинозале.

— Дамы и господа, занимайте свои места! — кричал Марини. — Ну же, поторопитесь! Le vite son corte [5], как говорил Данте. Le vite son corte!

— Все по местам! — захлопала в ладоши миссис Росс.

— Пристегнуть ремни!

Как-то почти неохотно задвигались стулья, зазвучало «не возражаешь, если я тут сяду?» — призывы каждого из них, обращенные к тому, кого они хотели иметь рядом в момент, когда погаснет свет. Мы словно собираемся фильм ужаса смотреть,подумала Элиса. Черил Росс затормозила процесс рассаживания, велев всем, кто еще держал фужеры, допить шампанское и отнести посуду на кухню, что, естественно, вызвало новые шутки («Как прикажете, миссис Росс, — сказал Марини. — Я боюсь вас больше, чем мистера Картера, миссис Росс») и оттянуло показ. Элиса уселась рядом с Надей во втором ряду. Бланес начал речь:

— …я не знаю, что ждет нас на этом экране, друзья мои. Не ведаю, что мы увидим, понравится нам это или нет, откроет что-то новое или то, что мы уже знали… Могу только заверить вас, что это самый великий момент в моей жизни. И за это я благодарю вас.

— Райнхард, прошу тебя, я знаю, что тебе очень хочется что-то сказать, но оставь свою речь на потом, — попросил Марини, когда смолкли восторженные аплодисменты. — Колин?

Сидевший в глубине зала и орудовавший с клавиатурой компьютера Крейг поднял большой палец.

— Все готово, крестный отец! — пошутил он.

— Можешь выключить свет?

Перед тем как темнота стальными веками закрыла ей глаза, Элиса увидела одну последнюю картинку: крестящегося Райнхарда Зильберга.

И внезапно, непонятно почему, ей захотелось никогда не приезжать на Нью-Нельсон, не подписывать никаких бумаг, не получать верного результата в расчетах.

А больше всего на свете ей захотелось не сидеть здесь в ожидании неведомого.

17

—  Почему?

— Потому что история — это не прошлое. История — это то, что уже случилось, а прошлое случается сейчас. Если бы этот стол не был когда-то сделан плотником, он бы сейчас здесь не стоял. Если бы греков или римлян не существовало, ни меня, ни тебя бы сейчас здесь не было или все было бы для нас не так. И если бы семьдесят семь лет назад я не родился, тебе бы не было сейчас пятнадцать лет, и ты бы не была такой хорошенькой девушкой. Никогда не забывай: ты есть, потому что другие были.

—  Нет, дедушка, ты не прошлое.

— Еще как прошлое, и твои родители тоже… Даже ты сама, Элиса, — твое собственное прошлое. Я хочу сказать, что прошлое — основа настоящего. Это не просто «история», это что-то, что происходит, случается каждый миг. Мы не можем его увидеть, ощутить или изменить, но оно всегда с нами, как призрак. И оно решительно влияет на нашу жизнь и, может быть, на нашу смерть. Знаешь, что я иногда думаю? Это немного странная мысль, но я знаю, что ты очень умна, со всей этой твоей математикой, и ты меня поймешь. Люди часто с опаской говорят: «Прошлое не умерло». А знаешь, Элиса, что больше всего страшит меня? Не то, что прошлое не умерло, а то, что оно может убить нас…

Чернота превратилась в кровь. Насыщенный, чуть ли не липкий, ослепительный цвет.

— Картинки нет, — сказал Бланес.

— Но и признаков рассеивания тоже, — заметил Крейг из глубины зала.

Все вздрогнули от крика. После него в воздухе повисла скороговорка слов:

— Господи, да есть картинка, есть! Неужели вы не видите? — Жаклин Клиссо еле касалась ягодицами своего стула в первом ряду. Она согнулась вдвое, словно хотела влезть в экран.

Элиса увидела, что она права: в центре красный цвет был непроницаемым, но по краям образовывалось нечто вроде гало. Смысл изображения стал ясен, когда через несколько секунд камера немного сместилась:

— Солнце! Солнце! Оно отражается в воде! — проговорила Клиссо.

Изображение двигалось дальше. После смены угла съемки блеск перестал резать глаза и можно было рассмотреть темную кривую берега в нижней части экрана. Цвет представлял собой разные по насыщенности оттенки красного, но видно было удлиненные перекрученные формы. Элиса затаила дыхание. Это они?Если так, то это были самые диковинные существа, которых она когда-либо видела. Они показались ей громадными змеями.

Однако Клиссо сказала, что это деревья.

— Лес юрского периода. Это, должно быть, хвощи. Или древовидные папоротники. Боже мой, они, по-моему, несколько километров высотой! А эти растения в озере, или что это может быть… Гигантские плауны-амфибии?..

— Эти пальмы — саговники… — вставила Надя. — Но они, кажется, ниже, чем мы думали…

— Гинкго, араукария… — перечисляла Клиссо. — Эти огромные пращуры, вон там… Секвойи… Давид, это символ твоей теории… — Картинка перескочила к следующей струне времени и продолжала двигаться вдоль берега. — Подождите, подождите!.. Возможно, одна из этих ветвей — это… Может быть… — Палеонтолог сердито замахала руками: — Колин, останови ты этот чертов фильм!

— Сейчас лучше не останавливать изображение, — ответил Колин.

Еще один скачок.

И вот наконец они.

Когда они появились, Бланес, Надя и Клиссо вскочили с места, точно восхищенная публика при просмотре самого захватывающего фильма за всю историю, заставив всех остальных сделать то же самое.

— Кожа! — донеслось до Элисы тяжелое дыхание Валенте, сидящего в заднем ряду. Он сказал это по-испански.

— Это ихкожа? — закричал Серджио Марини.

Зрелище и в самом деле было странным: шейные и спинные мускулы, а также конечности походили на драгоценности, огромные творения Фаберже, сверкающие камни, потоком льющиеся вниз под лучами солнца. Они так блестели, что глазам было больно смотреть. Элиса никогда не могла бы представить себе такого. Ничто не могло подготовить ее к этому зрелищу. Ей подумалось, что они вымерли, потому что такая красота была бы не в силах выжить рядом с человеком.

Их было двое, и они стояли неподвижно, запечатленные сверху. При виде их огромных голов и длинных тел у Элисы возникла странная мысль: что все это было каким-то образом связано с ней,что это не животные, а сны, которые ей когда-то привиделись (сны про чертовщину, потому что с этими рогами они были похожи именно на чертей), и что все остальные сейчас смотрят, какая она изнутри.

Картинка опять перескочила к новому снимку: один из них переместился к кромке воды. Видно было его невероятно утонченный хвост пестро-красного цвета. Жаклин Клиссо жестикулировала и что-то кричала по-французски, как кандидат в президенты в последний день предвыборной кампании.

— Усики! Кто бы мог подумать?.. Нет, подождите! Втяжные рожки?..

— Сколько у них было пальцев на ногах? Кто-нибудь посчитал? Может быть, это мегалозавры… Нет, у них не было выростов… Аллозавры, я почти уверена. Они пожирали падаль… Надя, нам надо рассмотреть, что они ели! Но эти усики!.. О Господи!.. — Все внимание было обращено на Клиссо, которая говорила не переставая. После просмотра изображения она не умолкала ни на минуту. — Перья на хвосте и рожки на голове! На черепах аллозавров есть надбровные отверстия, которые всегда вызывали споры… Говорили, что это для распознавания особей другого пола. Но никто не подозревал… Никто не мог подумать, что у этого вида есть втяжные рожки, как у улиток! Зачем же они нужны?.. Может, это органы обоняния или центр восприятия для передвижения в джунглях… А эти перья свидетельствуют о том, что их брачные игры были намного сложнее, чем мы предполагали… Как мы могли?.. Я так волнуюсь! Мне нужно воды…

5

«Жизни кратки» (Божественная комедия, Рай, песнь XVI). — Примеч. пер.