Брат Гримм

Двадцать четыре года назад эта широкобедрая дама была изящной девушкой с чуть рыжеватыми блестящими и длинными волосами и сплошь усыпанным веснушками милым личиком. С этой девушкой Фабель провел много торопливых, полных нежности минут в песчаных дюнах Северного побережья. Перемены в человеке, оставленные долгими годами жизни, явились для Фабеля еще одним подтверждением того, насколько Новый мир не соответствует его прошлому, и у него снова возникло нестерпимое желание как можно скорее выбраться из Норддейча и Нордена.

Когда Фабель вошел в палату, мать сидела в кресле рядом с кроватью и смотрела по телевизору популярное шоу «Хочешь пари?». Звук был выключен, и Томас Готшальк скалился на экране молча. При виде сына фрау Фабель улыбнулась и вырубила ящик с помощью пульта дистанционного управления.

— Привет, сынок. Ты выглядишь утомленным. — У нее был почти комический говорок, являющий собой сочетание английского произношения с местным диалектом, на котором фрау Фабель всегда говорила с сыном.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Мать ласково потрепала его по руке.

— Я прекрасно себя чувствую, мамочка, — уверил он ее. — И я вовсе не тот, о ком следует беспокоиться. Но у меня хорошие новости… старшая сестра сказала, что кардиограмма у тебя нормальная и завтра к концу дня тебя, возможно, выпишут.

— Значит, ты потолковал с Хильке Фреерикс? Ведь вы были славной парочкой, насколько я помню.

— Это было так давно, мама. — Фабель присел на край кровати. — Я ее почти не узнал. — Когда он это говорил, перед ним стояли два образа — стройная девушка с длинными золотистыми волосами и небрежно одетая женщина средних лет, с которой он болтал в коридоре. — Она изменилась, — произнес Фабель и спросил после короткой паузы: — Неужели я тоже так же сильно изменился, мамочка?

— Мне этот вопрос задавать не стоит, — рассмеялась фрау Фабель. — Ты и Лекс — все еще мои крошки. Однако не волнуйся. Мы все меняемся.

— Дело в том, что каждый раз, возвращаясь сюда, я ожидаю, что здесь все остается по-прежнему.

— Это происходит потому, что у тебя имеется свое собственное представление о месте, где ты провел детство, и оно для тебя больше, чем реальность. Ты возвращаешься сюда, чтобы восстановить в памяти все детали. То же самое происходило и со мной, когда я приезжала в Шотландию. Но все-все, включая наши родные места, меняется. Мир продолжает движение. — Она улыбнулась, протянула руку и ласково погладила его по волосам так, как всегда делала, провожая в школу. — Как Габи? Когда же ты наконец привезешь внучку в гости к бабушке?

— Надеюсь, что скоро, — ответил Фабель. — Она собирается провести уик-энд у меня.

— А как поживает ее мама? — Ни разу после разрыва фрау Фабель не назвала его экс-супругу по имени — Рената. А в тех случаях, когда она о ней говорила, в ее голосе появлялись стальные нотки.

— Понятия не имею, мама. Мне редко доводится с ней говорить, и занятие это, должен признаться, достаточно неприятное. Но оставим эту тему, она тебя раздражает, а волноваться тебе вредно.

— Тогда поговорим о твоей новой подружке. Как она? Впрочем, не такая уж она и новая. Ты ведь довольно давно с ней… встречаешься. Это серьезно?

— Ты… о Сусанне? — Фабель даже растерялся, и в тупик его поставил не сам вопрос, а понимание того, что у него нет на него ответа. — У нас хорошие отношения… — пожал плечами он. — Даже очень хорошие.

— У меня прекрасные отношения с нашим мясником герром Германом, но это не значит, что нам грозит общее будущее.

— Не знаю, мамочка, — рассмеялся Фабель. — Решение принимать пока рано. Но расскажи-ка мне лучше, что рекомендовал тебе доктор, после того как ты отсюда выйдешь…

Следующие два часа Фабель и его мама провели в легкой болтовне. За это время сын смог рассмотреть мать гораздо лучше, чем когда-либо до этого. Когда она успела так постареть? Когда побелели ее волосы, и почему он этого не заметил? Она сказала, что Норддейч для него является представлением детства, определенной концепцией, и сейчас Фабель понял, что и мама для него является образом, своего рода константой, которая не должна меняться и стареть. Или умирать…

Домой Фабель вернулся только к половине одиннадцатого. Достав из холодильника бутылку пива, он вышел в прохладную ночь, пересек сад, открыл невысокую калитку и оказался среди окружавших участок деревьев. Прошагав еще немного, Фабель вскарабкался по поросшему травой склону дамбы и, очутившись на гребне, уселся на камень. Он поставил локти на колени и замер, лишь изредка поднося к губам бутылку легкого фризского пива. Ночь была ясной и холодной, а огромный темный небесный свод был усыпан мириадами звезд. Перед ним чернели гряды песчаных дюн, а где-то далеко-далеко на горизонте подмигивали огоньки ночного парома. Это возвышающееся над плоской, как стол, поверхностью земли и столь же плоским морем место было еще одной константой. Он сидел здесь несчетное число раз, будучи мальчиком, юношей и взрослым мужчиной. Фабель полной грудью вдыхал свежий воздух, пытаясь прогнать невеселые думы. Но мысли настойчиво роились в голове, никак не желая отступать. Образ давно исчезнувшей Хильке Тетьен в песчаных дюнах мешался с образом мертвой девушки на песке Бланкенезе. Он размышлял о том, насколько за время его отсутствия изменился их старый дом. Он думал о доме Паулы, который, застыв во времени, навсегда останется для нее таким, каким был в ее последний день рождения.

Ночной паром приближался к берегу Норддейча. Глотнув пива, Фабель попытался мысленно представить себе Хильке такой, какой она стала сейчас, но из этого ничего не вышло. Стройная юная девушка не хотела допускать к нему чрезмерно полную женщину средних лет. Как человек может столь сильно меняться? С другой стороны, как могла Паула Элерс так измениться за столь короткий промежуток времени? Может быть, он все же ошибается?

— Так и думал, что найду тебя здесь…

Фабель от неожиданности чуть не подпрыгнул. Повернувшись, он увидел, что рядом с ним стоит Лекс.

— Боже, Лекс, ты меня до полусмерти испугал.

Лекс рассмеялся и довольно сильно пнул брата коленом в спину.

— Ты, Йеник, проводишь слишком много времени в обществе разного рода жуликов, — сказал Лекс, используя уменьшительный фризский вариант имени Йен. — И всегда ожидаешь нападения одного из этих уродов. Тебе надо остыть.

Лекс уселся рядом с братом и сунул ему в руку бутылку пива — одну из двух, предусмотрительно захваченных им из холодильника.

— А я ждал тебя только завтра, — с усталой улыбкой сказал Фабель.

— Знаю. Но я попросил шеф-повара поработать немного за меня. Он и Ханна смогут продержаться до моего возвращения. С помощью всего остального персонала, естественно.

Фабель понимающе кивнул. Лекс владел рестораном и гостиницей на острове Силт, неподалеку от границы с Данией.

— Как мамочка?

— Отлично. Нет, честно. Возможно, ее выпишут уже завтра. Как говорят медики, это был микроинфаркт.

— Время для визита слишком позднее, — сказал Лекс. — Я двинусь к ней с утра.

Фабель посмотрел на брата и сказал:

— Чем старше годами, тем моложе сердцем.

Это была обычная фраза, которую он употреблял, встречаясь с Лексом. Они были совершенно не похожи друг на друга. Фабель являл собой образчик нордического немца, в то время как в Лексе доминировали черты кельтских предков их мамы. Ростом он значительно уступал брату, а его голову украшала густая темная шевелюра. Но основное различие между братьями состояло не в их внешности. Фабель частенько завидовал легкому подходу и тому юмору, с которыми Лекс относился к жизни. Улыбка у Лекса появлялась гораздо чаще, чем у младшего брата, что оставило следы на лице в виде морщинок вокруг глаз. Создавалось впечатление, что его глаза постоянно смеются. Чувству юмора Лекса можно было только позавидовать.

— Как поживают Ханна и ребятишки? — спросил Фабель.

— Как нельзя лучше. В доме, и тебе это известно, царит вечный хаос. Но все здоровы, а для отеля и ресторана выдался удачный год. Когда же ты наконец продемонстрируешь нам своего сексапильного психиатра?