Посейдон

Весельчак просиял, услышав такое замечательное объяснение:

— Умница, ты попал в самую точку! Но есть ли у нас на это время? Мы же не знаем, сколько еще наше судно будет оставаться на плаву, верно ведь?

— Ну, и какая нам разница? — почти безразлично произнес Скотт и небрежно пожал плечами.

В эту минуту нервы Линды Рого не выдержали, и она принялась орать на мужа:

— Ах ты, скотина! Подонок! Значит, мы можем утонуть в любую секунду? Как ты посмел затащить меня на корабль, который может утонуть?! — И она обрушила на своего мужа отборнейшую ругань, которую с легкостью извергали ее милые пухлые губки.

Рого словно сжался и попытался урезонить разошедшуюся супругу:

— Ну, не надо так, дорогая! Зачем ты произносишь такие слова в компании всех этих чудесных людей?

Линда тут же высказалась, куда должны отправиться «все эти чудесные люди», с указанием точных адресов, и чем именно она посоветовала бы им там заняться.

— Ну, хватит, малышка моя! Никто же и предположить не мог, что такое случится! Наверное, мы налетели на подводный риф или еще что-нибудь в том же духе… — Он повернулся к товарищам: — Вы уж простите ее, она вся издергалась. Честно говоря, она действительно не хотела отправляться в это путешествие. Правда же, малышка моя?

— Интересно, сколько времени корабль может оставаться на плаву в таком положении? — задумчиво произнес Мюллер, ни к кому не обращаясь. — Час? Два? Двенадцать часов?

— Или пять минут, — грустно вставил Мэнни Роузен.

Но Мюллер пропустил мрачное замечание и продолжал как ни в чем не бывало:

— Может быть, у нас и в самом деле все получится? И хватит на это времени? Но как мы выберемся отсюда? Мы даже не сможем подняться туда, где сейчас Питерс и Эйкр. Сколько же палуб нам придется одолеть? Пять? Шесть? Нет, ничего не выйдет.

— Самое главное — постараться проникнуть туда. Нужно действовать, — подчеркнул Скотт по прозвищу «Юркий».

— Чушь собачья! — презрительно фыркнула Линда Рого.

Ее муж снова попытался вразумить супругу:

— Ну, не будь же ты такой упрямой, дорогуша! Пусть этот молодец попробует что-нибудь предпринять. Он, наверное, не понимает, что мы даже с этого этажа не сумеем никуда выбраться. Что же будет с нашими женщинами? — Он окинул быстрым взглядом Белль Роузен. — Мне кажется, что о нашем крушении уже стало известно. И если мы будем держаться вместе, то в конце концов кто-нибудь обязательно придет нам на помощь.

Скотт гневно сверкнул глазами, глядя на Рого:

— Мне кажется, вы вели себя совершенно по-другому, когда бросались выручать двоих тюремных надзирателей, взятых бунтовщиками в заложники в Вестчестер-Плэйнз.

Лицо Рого осталось невозмутимым:

— Возможно. Но тогда я знал, куда направляюсь и что я должен там сделать. Вам же ничего не известно.

Мюллер с интересом наблюдал за словесной схваткой двух мужчин и теперь ждал достойного ответа от Скотта. Хьюби прекрасно знал, как недолюбливает Рого священника. Однако, как ни странно, Фрэнк не стал возмущаться. Он лишь внимательно посмотрел на Рого и произнес:

— А, может, вы и правы.

— Но что именно вы предлагаете нам сделать, Фрэнк? — вступил в разговор Мэнни Роузен.

— Во-первых, вести себя так, как подобает людям, а не стаду баранов, — сухо ответил Скотт.

— А дальше?

Мюллер вдруг вспомнил ту странную молитву, обращенную Скоттом к Богу. И подумал, что, может быть, Скотт вознамерился войти с Господом в некую сделку. Интересно, неужели сейчас он тоже начнет разглагольствовать и пудрить всем мозги своей теологической путаницей?

Но вместо этого Скотт, помолчав, спросил, обращаясь ко всем разом:

— Кто-нибудь из вас когда-нибудь посещал курсы выживания в экстремальных ситуациях?

— Вы имеете в виду, где обучают астронавтов и все такое прочее? — тут же вмешался Робин. — Ну, там помещают людей в такие условия, где нет ни еды, ни питья, и помощи со стороны ждать не приходится, да? А потом их учат, как нужно себя вести и что делать в таких случаях.

— Совершенно верно, Робин.

Остальные лишь отрицательно покачали головами.

— Я посещал такие курсы, — продолжал Скотт. — Вы знаете, по какой причине умирает большинство людей, оказавшихся в экстремальных ситуациях, вроде, скажем, кораблекрушения?

— Они начинают паниковать, — высказал свое предположение Мюллер.

— Ничего подобного. Самая страшная беда — это апатия. Полное бездействие. Человек перестает бороться и поднимает руки, отдаваясь на волю судьбы. Так утверждает статистика. А если люди находят себе занятие, что-то изобретают, выдумывают, пробуют, то они поддерживают в себе жизненные силы и, как правило, выходят победителями.

Он подождал, пока его слова дойдут до собравшихся, и продолжил:

— Если мы будем бездействовать в ожидании какой-то призрачной помощи, то неизвестно, дождемся ли мы ее вообще или нет. И мы совершенно не знаем, сколько еще времени наше судно сможет вот так продержаться на плаву кверху дном. Но вот мы все собрались тут, живые и разумные люди. Нам Господь даровал жизнь, в то время как другие погибли. Так вот, я предлагаю теперь сделать все возможное, чтобы помочь самим себе и спастись.

Все молчали.

— Если помните, то животные в любом случае стараются выбраться из силков и капканов. Иногда для этого им даже приходится отгрызать себе лапу, но они идут даже на это, чтобы спастись.

— Честно говоря, Фрэнк, я до сих пор не могу понять, что вы от нас хотите, — признался Роузен. — Что мы, по-вашему, должны делать?

— Взбираться наверх, — просто объяснил Скотт. — Вверх и только вверх.

— А если во время нашего героического подъема корабль все же затонет? — поинтересовался Роузен.

В голову Мюллеру пришла интересная мысль, и он сам себе удивился: «Боже мой, а ведь этот тип прав! По крайней мере, гибель застанет нас не растерянными и смущенными. Мы сохраним присутствие духа. А это немаловажно!»

Скотт ответил несколько по-другому:

— Во всяком случае, мы попытаемся спастись. Правда, я почему-то не верю в то, что корабль потонет вот так неожиданно.

— А вы не слишком ли оптимистично настроены, ста… — начал было Весельчак, но вовремя осекся. К священнику еще никто не обращался с панибратским «старина». — Почему вы так уверены?

— Потому что я беседовал с Господом, — просто объяснил Скотт, — и кое о чем договорился. А мое обещание относительно всех нас не могло остаться без внимания.

Утверждение прозвучало двусмысленно и даже смехотворно, но было в голосе Скотта нечто завораживающее. Даже Мюллер, настоящий агностик, испытал к нему что-то вроде того непостижимого влечения, которое вызывают шаманы или знахари.

— Робин меня хорошо понял, — тем временем продолжал посвящать всех в свои планы Скотт. — Если мы останемся на плаву до утра, нас, скорее всего, заметят с воздуха. Нас ведь обязательно будут искать: и флот, и авиация. Но спасти нас можно будет одним-единственным путем — если прорезать корпус корабля и вытаскивать всех уцелевших по одиночке. И если к тому времени, как подоспеет помощь, мы уже подберемся к обшивке корабля, наши шансы уцелеть значительно возрастут.

— Однако, — заметил Скотт, — многое будет зависеть от вас самих. Только вы можете принять решение, стоит ли идти навстречу спасению или же лучше оставаться здесь и ждать в обеденном зале помощи извне.

Мюллера потрясла речь Скотта. Теперь уже и другим казалось, что священник прав, так о чем тут еще спорить, что обсуждать? Правда, о плавучести судна в положении «вверх дном» никто ничего не знал толком. Сколько времени оно еще продержится? Сколько воздуха осталось в трюме? Но люди вели себя так, словно не хотели верить в собственную смерть. Пока все рушилось вокруг, отовсюду доносились мольбы о помощи, вопли и стенания. Но лишь только все немного успокоилось, и люди уже начали обдумывать пути к спасению. Может быть, сыграло свою роль и доверие, которое умел вызывать к себе Скотт. К тому же многие считали, что, перевернувшись и став похожим на огромную морскую черепаху, «Посейдон» стал устойчивее. Правда, сам Мюллер сознавал и то, что это больше походило на иллюзию, которая могла развеяться в любую минуту.