Страница 56 из 181
— Ну-с, кто у нас тут? Ты еще совсем крошка! Так как же тебя звать, а?
Отец Анджело погладил его по голове и сообщил, что имени у малыша, судя по всему, нет, так что им придется самим как-нибудь назвать его. Брат Томас понимающе кивнул и сказал:
— Надо подумать. Какое бы имя выбрать для такого симпатичного мальчугана? Как насчет Артура? У нас ведь еще нет Артура, правда, святой отец? Ты хочешь быть Артуром?
Мальчик попятился, и отец Анджело повел его в маленькую часовню. Тут было темно и холодно. Перед рядами деревянных скамеек возвышался алтарь, покрытый красным шелком; две свечи в золотых подсвечниках освещали распятие. Высоко над алтарем висела икона Богоматери с Младенцем. Отец Анджело перекрестился и собирался опуститься на колени, когда мальчик вдруг закричал. Его лицо исказилось от ужаса, и он бросился бежать прочь от темных ликов на стенах, не разбирая дороги. Он не понимал, где находится выход, и стал биться о стены, не обращая внимания на боль, которую причинял себе, ударяя загипсованную руку.
Когда отец Анджело наконец поймал его, он тяжело дышал и скрежетал зубами. Опустившись перед ним на колени, священник протянул руку и погладил его по голове. От первого прикосновения мальчик вздрогнул и по-звериному огрызнулся, но быстро успокоился и затих. Отец Анджело взял его на руки и отнес в свой кабинет, где усадил в кресло — единственное комфортабельное место для сидения во всем монастыре.
Сам он сел за письменный стол и, подперев щеку кулаком, стал разглядывать мальчика. Возможно, на этот раз он взял на себя слишком много, но, видимо, богу угодно, чтобы здесь это неприкаянное создание обрело дом.
С другой стороны, было очевидно, что этот ребенок потребует особой заботы, а также много сил и времени, которыми отец Анджело не располагал. Монастырю приходилось самостоятельно обеспечивать себя и пятнадцать сирот, находящихся на его попечении. Причем детей надо было не только прокормить, одеть и обуть, но и дать им образование. При монастыре имелись сыроварня и пекарня, кроме того, два клочка земли, которые надо было засевать зерновыми и вовремя убирать урожай. В остальном монастырская братия и их питомцы зависели от частной благотворительности. Десять монахов работали по пятнадцать часов в день только для того, чтобы прокормить себя. Денег катастрофически не хватало, а крыша в часовне протекала уже не первый год. Сейчас лето, но к зиме необходимо найти средства для ремонта отопительной системы: старые котлы вряд ли выдержат еще один сезон.
В глубокой задумчивости отец Анджело стал перебирать бумаги на столе. Он наткнулся на интересное письмо с просьбой принять на содержание неизлечимо больного мальчика, которому осталось совсем недолго жить.
Он стал читать дальше: в случае согласия взять на попечение Джорджио Кароллу монастырь получит крупную сумму, которая будет лишь первым взносом. Указанная в письме сумма потрясла его: на эти деньги можно было провести ремонтные работы во всем монастыре. В тот момент, когда финансовые проблемы казались абсолютно неразрешимыми, им послано избавление, как дар самого господа. Отец Анджело закрыл глаза и вознес небу молитву благодарности.
Он не слышал, как мальчик зашевелился в кресле, а когда открыл глаза, то встретился с ним взглядом. Малыш подошел к столу, но он был такого маленького роста, что его макушка едва виднелась из-за края стола.
— Меня зовут Лука, — необычно глухим, грудным голосом вымолвил малыш, чем привел отца Анджело в шоковое состояние. Он с трудом произносил звуки, выговаривая каждый слог медленно и неуверенно.
— Хорошо, значит, мы станем называть тебя Лука, — подавив волнение, ответил отец Анджело.
Лука требовал больше внимания и времени, чем любой другой воспитанник в приюте. Несколько недель упорного труда ушло на то, чтобы научить его есть по-человечески. Он норовил набить едой карманы или спрятать что-нибудь в матрасе на своей кровати, а иногда объедался впрок до полуобморочного состояния. Время шло, и некоторые монахи стали терять терпение, считая, что его выходки нельзя оставлять безнаказанными. Лука не только воровал еду, но и копался в тумбочках других мальчиков, ломал их пеналы и крал личные вещи. Если его ловили с поличным, он лишь равнодушно пожимал плечами.
Лука категорически отказывался пойти в церковь, сколько его ни уговаривали. Отец Анджело приложил все силы убеждения, какими обладал, и даже попытался применить физическую, чтобы ввести мальчика в дверь часовни, однако тот впал в настоящее исступление, кричал и кусался. В тех редких случаях, когда он заговаривал о чем-нибудь, окружающим хотелось провалиться сквозь землю от стыда, поскольку его речь представляла собой поток ругательств и непристойностей. То, какое впечатление это производило на всех, лишь воодушевляло Луку. Ему было не больше шести лет, но отец Анджело уже начал сомневаться, что им удастся продержать этого ребенка у себя в течение испытательного периода.
Волосы у Луки давно отросли; их мыли каждую неделю и ежедневно расчесывали — это входило в обязанности дежурного монаха. Гипс с его руки сняли; он быстро набрал вес, хотя и остался таким же щуплым. Никто не мог понять, почему он не поправляется, если ест за троих.
На уроках он занимался хуже самых маленьких. Ему быстро наскучило учиться, и он стал мешать на занятиях другим. Лука не ведал страха и готов был броситься в драку по любому поводу вне зависимости от возраста или размера противника. За шесть месяцев жизни в монастыре Лука приобрел огромное влияние среди сверстников, и отец Анджело решил предпринять последнюю попытку договориться с мальчиком. И вот теперь Лука сидел на стуле в его кабинете, болтая ногами и притворяясь, что слушает. Он был еще слишком мал и не доставал ногами до пола.
— Ты по-прежнему крадешь у своих братьев, а это грех. Ты все еще ешь как животное, хотя тебе не один раз объясняли, как пользоваться столовыми приборами. И я отказываюсь оправдывать тебя только потому, что ты еще маленький. Мы и без того всегда помним об этом и принимаем в расчет твой возраст…
Лука тяжело вздохнул и уставился в окно. На его ангельски невинном лице блуждала лукавая улыбка.
— Ты слушаешь меня, Лука? — Мальчик равнодушно кивнул, и отец Анджело продолжил: — Смотри, пожалуйста, на меня, когда я с тобой разговариваю.
Лука обратил на него свои голубые сияющие глаза и улыбнулся, отец Анджело встал из-за стола и стал прохаживаться по комнате.
— Ты отказался пойти в часовню к заутрене. Бог знает, сколько мучился с тобой брат Томас, а ты набросился на него и покусал. И он не единственный, кто терпел от тебя побои и надругательства… Ты находишь это смешным, малыш? Почему ты улыбаешься?
— Я непослушный мальчик, непослушный мальчик… Лука плохой мальчик, ты можешь наказать Луку за то, что он плохой.
Отец Анджело в ужасе наблюдал за тем, как Лука поднялся, спустил штаны и, перегнувшись через спинку стула, подставил ему голый зад. После чего он обеими руками раздвинул ягодицы… Анджело затошнило, он схватил шаль, висевшую на спинке стула, и накрыл ею мальчика. Лука обернулся к нему, в его глазах застыл ужас. Ангельские черты исказила дьявольская злоба.
— О господи… — Отец Анджело взял его на руки и прижал к груди. Ему хотелось плакать. — Благословенная Матерь Божья… — Он укачивал малыша, как младенца, и ласково гладил по голове.
Все увещевания и сетования, с которыми он обращался к Луке, были позабыты. Он поднес мальчика на руках к окну и стал смотреть вдаль, на заливные луга.
— Лука, никто больше не будет наказывать тебя так. Это все в прошлом и не повторится. Об этом надо забыть. Тот, кто поступал так с тобой, плохой человек, дьявол. Мы не обидим тебя, будем о тебе заботиться. Мы хотим, чтобы ты остался с нами, но тебе надо стать хорошим мальчиком.
Слезы хлынули из глаз Луки, и он уткнулся в плечо отца Анджело.
— Лука будет хорошим мальчиком, не отсылайте Луку обратно, — прошептал он, всхлипывая.