Страница 24 из 91
Да, именно этого она добивалась — всплеска ревности и смятения. Одного не рассчитала — что сама может угодить в свой силок. Полюбить Уилла.
Сонету — если это действительно был сонет — недоставало последнего двустишия. У женщины вырвался торжествующий смешок. Раз Шекспир не написал окончание — значит, не может. Не знает, чем все завершится. Может, она и увязла в собственной паутине, зато разбирается в происходящем. Ей гадать ни к чему.
Тут на ум пришла новая мысль. Может, он нарочно оставил ее наедине со стихотворением, чтобы таким образом, посредством поэзии, получить ответ? Нащупать истину?
Перо и чернильница лежали рядом. Она прошлась взад-вперед перед окном, то и дело цепляясь подолом платья за плетеный половик. В сущности, он должен был узнать правду — так задумывалось с самого начала. Однако позволить себе порвать с ним она не могла. Не сейчас. Надо убедиться, что ей под силу сделать своего любимого глухим к уговорам братьев и зазывал Говардов. Значит, тон колкости должен быть рассчитан идеально.
Наконец она взяла перо и аккуратно, затаив дыхание, опустила его на бумагу.
За дверью послышался шум. Отложив перо, она бросилась к окну и расправила платье, притворяясь, что смотрит на сад.
Если Шекспир и успел разглядеть, чем она занималась, то ничего не сказал. После обеда они с особенным жаром предались любви и провели так остаток дня до заката, пока снаружи не повисла сизая дымка сумерек, а сквозь окно не повеяло ароматом фиалок.
Когда он успел закончить сонет, она так и не узнала: он едва отлучался — только налить вина и принести ей в постель, дымящееся, в серебряном кубке. Однако, уходя, она увидела вполне целостную концовку:
Ощущение было таким, будто ее шлепнули по рукам — если не по щеке — с развязностью повесы. Этим широким росчерком он объявлял легкомысленным все — свои стихи, ее любовь, — все, кроме Уилла.
Теперь, наблюдая за юношей у алтаря, она догадалась, что Шекспир подозревал и это. Он не предполагал, он знал доподлинно, который из ангелов в аду у другого, просто отказывался признать вслух — и будет поступать так дальше, пока Уилл ей не наскучит и она не прогонит его прочь. Именно такой он видел развязку всей этой истории: Шекспир-победитель уходит с достойной наградой.
В этот миг она поняла, что нужно делать. Победа будет за ней, чего бы это ни стоило. Уилл Шелтон достанется ей, и ради этого она превзойдет Шекспира, Говардов и самого Бога.
Откинув край шпалеры, закрывавшей дверь часовни, она вошла внутрь.
Уилл вскочил при звуке ее шагов и потянулся к шпаге. Его глаза сверкнули, едва он узнал гостью.
— Госпожа моя, — произнес он с поклоном.
— Как ты беспечен, — отозвалась она. — Сюда мог войти кто угодно.
— Сюда так просто не проникнуть.
— Но я же проникла, — возразила она, приподняв бровь.
— От вас я не таился, — оправдывался он.
Она позволила ему коснуться губами кончиков пальцев, а потом наклонилась ближе и прошептала:
— Пришел художник. После, если это не займет много времени, в саду тебя будет кое-кто ждать. — И она, многообещающе улыбнувшись, скользнула прочь, оставив его один на один с запахом фиалок и неутоленной жаждой.
Акт второй
14
Мой карандаш скатился со стола на пол. Я нырнула следом: спиной к двери, откуда вошел инспектор Синклер в сопровождении двух людей в черном. У главной стойки один из них сверкнул удостоверением и тихо сказал библиотекарю: «Федеральное бюро расследований», — после чего так понизил голос, что я ничего больше не разобрала. Неужели они здесь по мою душу?
Кресло регистратора скрипнуло — он встал и вышел вперед. Я притихла, искоса разглядывая складки брюк Синклера.
— Сюда, будьте добры, — произнес библиотекарь, и небольшая толпа разом отвернулась и пошла в другой конец зала и дальше, к коридору с каталогами и компьютерами.
Я изогнулась, чтобы увидеть Бена.
— Лондонский коп, — сказала я ему одними губами.
— Беги, — шепотом отозвался он, не отрываясь от книги.
— Но я только половину пере…
— Оставляй, заберу.
— Но мне нужно доде…
— Давай!
Смахнув под стол желтый лист, я нацарапала «Магазин на другой стороне Массачусетс-авеню», вручила его Бену и быстро пошла к выходу, где дверь с писком выпустила меня наружу. За ней, в пятне желтого света, сидел охранник с газетой в руках. Увидев меня, он опустил ее и прищурился. Мне нужно было пройти мимо, а ноги подкашивались. Боясь, как бы голос не выдал испуга, я молча предъявила карандаш — все, что взяла с собой.
Он лениво махнул — проходи, мол. Я чуть не трусцой понеслась к шкафчику, схватила сумку — и на выход. Из-за дверей дохнуло жаром и влагой, как из парилки. Уже протискиваясь во двор, я снова услышала писк магнитного засова и, оборачиваясь, налетела сослепу на входящего с улицы.
Меня схватили за плечи, помогая удержаться на ногах.
— Кэт Стэнли! — выпалил кто-то знакомым тенорком. В следующий миг в поле зрения возникли русые волосы, голубые глаза под потертой бейсболкой «Ред сокс» и квадратный торс Мэттью Морриса — еще одного гарвардского шекспироведа. — А ты что здесь делаешь?
— Уже ухожу.
Черт, черт, черт! Не хватало мне сейчас разговоров. Особенно с ним.
Я попыталась вырваться, но Мэттью не отпускал.
— Мы три года не виделись, а теперь ты прощаешься, не успев поздороваться? Нехорошо!..
Я напряглась и постаралась ответить, не вкладывая в слова раздражения:
— Давно из Вашингтона? Мне казалось, ты работал в «Фолджере».
На нем были джинсы и красная футболка — дань верности любимой команде, «Бостонс Браминс», а может, и средство выделиться среди замшелой профессуры.
— Недавно. С сегодняшнего дня. Похоже, у нас тут общешекспировское ЧП. Меня разбудили вчера посреди ночи, вот и пришлось ехать — как местному эксперту.
Сзади повеяло холодом — дверь библиотеки открылась. Я вздрогнула и обернулась. По лестнице мелкими шажками спускалась пухлая женщина, нагруженная стопкой книг и сумкой с ноутбуком. Пройдя мимо нас, она слегка кивнула в знак приветствия.
— Что-то ты нервничаешь, — заключил Мэттью, когда толстушка отошла.
— Шекспировское ЧП? — выпалила я.
Он наклонился ко мне, понижая голос:
— Первое фолио. После вчерашнего пожара в ротонде «Уайденера» все было усыпано страницами и клочками из Гуттенберга, а от фолио не осталось следа. Стеклянный колпак, под которым они лежали, разбит вдребезги.
Воздух вокруг будто затвердел, как прозрачная смола.
— Что, прости?
— Похоже, фолио вынесли до взрыва.
Перед глазами у меня всплыл пугающий квадратик лунного света и чернильный рисунок руки рядом со строчкой «Входит Лавиния» — на странице, вырванной из первого фолио.
— Пока это, конечно, догадка, — добавил Мэттью, — но дело уже интересное: ведь и с «Глобусом», если не ошибаюсь, произошло нечто похожее. Тебе плохо? Ты совсем побледнела.
Я отстранилась.
— Мне нужно идти.
— Постой!
Я замерла на нижней ступеньке.
— Представляю, что тебе пришлось пережить. — Вокруг глаз у него появились участливые морщинки. — Слушай… Я не знаю, чем задел тебя, но хочу попытаться это исправить. Может, выпьем чего-нибудь попозже? Помянем Роз. — Он горько усмехнулся. — Она первой признала, что без тебя все стало не так… Отлично выглядишь, кстати. Должно быть, театр — это и впрямь твое.