Улыбка ангела

— Но деньги...

— Господи, а ты-то в кого такая упрямая? — не выдержав, воскликнул он. — Тебе же сказано, что я обо всем позабочусь. Деньги для меня не проблема. Откровенно говоря, это самая простая и легкая часть из того, что мне предстоит сделать.

— Мне?

— Нам предстоит сделать, — поправился Эймон.

Колин кивнула, испытывая двойственные чувства. С одной стороны, она была рада, что сегодня у нее нежданно появился выходной, но с другой...

— Я не могу принять твои деньги.

— Это еще почему? — Он удивился. — Разве ферма принадлежит не мне? И потом, как ты сама заметила, это мои деньги и я волен делать с ними все, что захочу. А сейчас я хочу их потратить.

— Конечно, твои деньги не будут лишними, но ты не боишься, что выбросишь их на ветер?

Эймон призвал себя к терпению. Колин слишком привыкла управляться со всем одна, убеждал он себя, так что ей нужно дать немного времени привыкнуть, что теперь решение принимает не она одна.

— Я так не думаю. Конечно, дела идут не блестяще, но ферма стоит денег, пусть сейчас за нее много и не дадут.

— А лошади? Я не позволю тебе продать их! Без них это уже будет не «Инисфри».

Эймон чуть улыбнулся.

— Даже в мыслях не было. Успокойся, дорогая. Ни ферме, ни твоим четвероногим питомцам ничего не угрожает.

От слова «дорогая», сказанного таким снисходительным тоном, ей захотелось завыть в голос.

Она вовсе не так беспомощна! И не ребенок, чтобы с ней сюсюкались. Если бы не беременность, она бы работала не покладая рук и рано или поздно выбралась бы из этой ямы.

— Что ты тогда предлагаешь? — с подозрением спросила она.

— Мы недалеко от Дублина, верно? В день приезда я заметил, что вокруг нас выросло очень много домов, и во многих местах идет стройка.

— До нас легко добраться, — напомнила Колин. — Многие молодые пары, особенно те, у кого есть дети, предпочитают жить на природе, а на работу ездить в город.

Эймон кивнул, продолжая выжидающе смотреть на нее.

— Так к чему ты клонишь? Продавать землю под строительство?

— Ведь можешь, когда хочешь. — Он рассмеялся.

— Тогда мы сами останемся без земли.

— Не останемся. Чего-чего, а земли у нас достаточно. В любом случае продавать много и не потребуется. Достаточно будет денег, которые мы получим с участка, от которого до главной дороги рукой подать. Если нам не удастся продать его за бешеные деньги и выправить наше положение, я собственноручно повешу на груди табличку «неудачник».

Колин закусила губу. Как же она сама до этого не додумалась? Ведь решение всех ее проблем все это время находилось у нее фактически под носом. Неужели случай с Адрианом поколебал ее уверенность в собственных силах больше, чем она хотела себе в этом признаться? И вот, пожалуйста. Стоило Эймону снова возникнуть в ее жизни, как он быстро нашел выход и решил все ее проблемы. Как же она могла так ошибиться в двух мужчинах, приписывая одному качества, которых у него не было, и отказываясь признать их за другим только потому, что он открыто говорил, что не испытывает особой любви к ферме, на которой вырос?

Неужели она совсем не разбирается в людях? Оптимизма ей эта мысль не добавила. Как бы то ни было, но теперь ей надо подумать о том, как воплотить идею Эймона в жизнь и сделать так, чтобы ферма вновь стала прибыльной.

— Я займусь этим, — заявила она. — Спасибо, что подбросил эту идею.

— Нет.

— Прости?

— Ты не будешь заниматься этим, — мягко, но решительно сказал Эймон. — Или ты забыла, кто из нас специалист по строительству и всему, что с этим связано? Вот когда ты родишь, мы обсудим этот вопрос. А пока мой ответ «нет».

— Но ведь это не совсем строительство, — попыталась возразить она. — Это связано с продажей, а продать я могу сама.

В глубине души она призналась себе, что спорить ее толкает упрямство и желание доказать ему, что она не настолько беспомощна и безнадежна, как сейчас, наверное, он про нее думает. Эймон уехал в незнакомую страну, совершенно один, и смог там добиться успеха, тогда как она чуть не разорила ферму и умудрилась превратить свою жизнь в совершеннейший кавардак за один неполный год.

Наверное, в Нью-Йорке, или где он там живет, его окружают женщины, какой ей никогда не стать. Успешные, красивые, богатые. Как и он сам. Куда уж ей соперничать с ними?

Ее мысли перебил Эймон:

— Посмотрим, что у нас получится. Уверен, что через несколько месяцев ты будешь вспоминать обо всем этом как о плохом сне.

— Ты сказал «через несколько месяцев»? — недоверчиво переспросила Колин. — А как же твоя работа в Нью-Йорке?

Вместо ответа он посмотрел на часы.

— Если ты забыла, у меня есть партнер. Позже я позвоню ему и скажу о своем решении. Конечно, его жене это может не понравиться, — он усмехнулся, — но я знаю Пита. Он поворчит и немного покричит, но будет управлять моими делами, пока я здесь. В любом случае он всегда сможет связаться со мной по телефону или по электронной почте. Так, а теперь живо спать. Иначе я ничего не успею сделать.

Колин была настолько ошарашена его заявлением, что просто молча подчинилась.

Несколько месяцев?

Зная его решительный характер, она не сомневалась, что это были не пустые слова.

Только что станет с ней, когда он снова уедет?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Ну и какая она?

При этом вопросе Эймон вздохнул и перевел взгляд туда, где Колин чистила лошадь, не обращая внимания ни на его просьбы, ни на угрозы.

— Ну, во-первых, упряма. Мне никогда еще не доводилось встречаться с женщиной, которая была бы так же уперта.

— Ты говорил, что она беременна. И когда она должна родить?

— Когда я приехал, до этой даты оставалось больше двух недель. Так что ждать осталось совсем недолго.

Даже не видя Пита, Эймон почувствовал, как его друг и партнер улыбается.

— Помнишь, когда Марси ждала Шей? Каждый раз, когда звонил мобильник, у меня на несколько секунд останавливалось сердце. Удивляюсь, что я до сих пор жив.

— Еще бы, — с чувством сказал Эймон, вспомнив, как ему иногда до смерти хотелось вставить Питу кляп в рот, лишь бы он замолчал.

— Я тебе все уши тогда прожужжал, да? — хмыкнул Пит. — Ничего, пусть это не твой ребенок, зато хоть сейчас ты представляешь, каково мне тогда было, а ведь ты меня даже ни разу не пожалел.

Слова Пита были подобно ушату ледяной воды. Ведь правда, он и сам не заметил, что стал беспокоиться о ребенке Колин, словно заботливый дядюшка. Вот только чувство, которое он начинал испытывать к его матери, было отнюдь не родственное.

Он тряхнул головой, прогоняя мысли о Колин, и услышал последние слова Пита.

— Я поговорил с Марси насчет тех болей, которые испытывает Колин. Она говорит, что все в пределах нормы. Ложные роды. У некоторых женщин такое случается.

— Знаю. Врач что-то об этом говорил, и я поискал в Интернете.

— В этом весь ты. Всегда что-то ищешь. Всегда у тебя на подходе какой-нибудь очередной проект, будь то женщины или строительство нового высотного здания.

— Колин не очередной проект, — возразил Эймон.

— Вот как? И кто же она?

Эймон и сам не раз задавал себе этот вопрос, но ответа на него пока не нашел. С того дня, когда Колин сообщила ему новость, которая оказала на него эффект разорвавшейся бомбы, он каждый день созванивался с Питом. Как-то само так вышло, что он рассказал ему о ней все, что знал. Еще больше его удивило то, что Пит почти не возражал занять на время его кресло, разве что побурчал для порядка.

— Она почти что сестра мне или родственница. Семья, одним словом. После того, как мы откровенно все выяснили, она стала мне почти что другом. Не знаю, — нетерпеливо сказал он, отчетливо осознавая, что это не вся правда.

— Почти что другом? — Пит рассмеялся.

— Да. Что тут смешного?

— Друг мой, — все еще посмеиваясь, сказал Пит. — Уж не знаю, кого ты хочешь обмануть, но мне-то прекрасно известно, что у тебя отродясь не было друзей среди женщин. Либо поклонницы, либо охотницы, либо любовницы. К тому же, — добавил он, — она не член семьи. Ну-ка, скажи дяде Питу, что у тебя на уме.